Реймонд прав. Встреча действительно была сверхъестественной.
Неужели это Клод привела ее туда, чтобы разрушить планы Глэдис и лишить ее триумфа по поводу женитьбы брата на Мэриан, оградить от предательства… Что это были за силы, которые сработали тогда? Кто мог знать? Сама Долли направлялась в Женеву, порвав со всем, что составляло ее предыдущую жизнь. Это все, что она знала.
Поворотный пункт.
Когда Реймонд был там с Мэриан.
Совпадение… Судьба… Долли постаралась прогнать мистические мысли и сосредоточиться на реальности.
— Значит, ты и Мэриан так и не стали любовниками?
— И никогда не станем. — Его глаза сказали: «После ночи с тобой». — Я позвонил ей в тот же вечер и извинился, что позволил отношениям зайти так далеко. Больше мы не возвращались к этой теме.
У Долли отлегло от сердца.
С Мэриан было покончено. Покончено и с Глэдис. Удалось ли ему сбросить груз старых ошибок?
— Что ж, я рада, что у тебя все прояснилось, — сказала она, стремясь увидеть впереди что-то более позитивное и для себя.
— Все стало ясно, как только я впервые увидел тебя.
Сердце Долли упало.
— Потому что ты принял меня за свою жену, — пробормотала она, опуская глаза, чтобы спрятать горькое разочарование.
— Нет. Это было нечто большее. В тебе была такая сила, которая влекла меня сильнее, чем я мог вообразить. Я пытался сопротивляться. Старался увильнуть… Я поцеловал тебя в страхе, потому что это было что-то такое, чего я никогда не испытывал с Клод. — Он сделал паузу, затем мягко добавил: — И ты ведь тогда тоже поцеловала меня, Долли.
Он замолчал, ожидая ее комментария. Она не могла отыскать в своей голове ни одной толковой мысли; все ее существо разрывалось между желанием верить ему и страхом, что она, возможно, неправильно поняла его слова.
— Почему ты поцеловала меня, Долли?
Его голос обволакивал ее, причиняя сладкую боль. Она прикрыла глаза, отчаянно пряча волнение, не в состоянии довериться тому чувству, которое исходило от него. И тут она ощутила тепло его рук на своем подбородке, и это прикосновение окончательно вскружило ей голову.
Ее глаза распахнулись, и слова выплеснулись из нее с силой и неожиданным вызовом.
— Потому что ты разбудил во мне то, что я не могла контролировать. Потому что, когда ты поцеловал меня, я просто была не в состоянии не ответить тебе. Но это не имело ничего общего с Клод! Никак не связано с ней! Никак! Я тогда даже не знала, что у меня есть сестра. — Она откинула его руку со своего лица, ее глаза горели протестом. — Если ты думаешь, что это Клод заставила меня ответить тебе, никогда больше не прикасайся ко мне. Потому что я — это я! Не Клод! И я не позволю тебе фантазировать, что во мне ты снова обрел свою жену.
— Ты действительно так думаешь? — Он выглядел озадаченным.
Его явное недоумение только усилило ее гнев.
— А что, по-твоему, я должна думать? Ты даже одевал меня, как Клод…
— Нет! Ты сама выбрала, что хотела… И если тебе не нравится то, что сказала Глэдис…
— Это я! — Она ухватилась за лацканы своего пиджака. — Это мое, то, к чему я привыкла! Это я!
— Ты — это ты, независимо от того что на тебе надето или… не надето.
— Вот именно. И ты мог убедиться в этом прошлой ночью, но не почувствовал разницы.
— О нет, это не так.
— Не лги! Это твои сексуальные недоразумения с Клод сработали этой ночью. Я поняла это. Поняла это потому, что утром ты спросил, не слишком ли был требователен в своих желаниях… А дело в том, что это я заставляла тебя. Я хотела тебя, я, Реймонд! И даже оставила дверь незапертой, для того чтобы ты знал, что я все еще хочу тебя!
Ее слова зажгли радость в его глазах, которая шокировала Долли. Она отступила от него на шаг.
— Не воображай, что я снова приму тебя, — вспыхнула она, отвернувшись в сторону. — Я не желаю делить постель с тобой и моей сестрой.
— Твоя сестра умерла. — Он подошел ближе.
Она толкнула его в грудь.
— Ты думаешь, что она ангел!
Он взял ее руки и положил их себе на плечи.
— Если это так, то она хочет, чтобы мы были вместе.
— Прекрати!
— Ни за что! — Он обнял ее и притянул к себе.
Она упиралась, продолжая возражать.
— Ты любил Клод!
— Но ты волнуешь меня так, как никто и никогда.
— Это не то же самое.
— Я не хочу, чтобы это было то же самое. Зачем, когда это сильнее во много раз?
— Сильнее?
— Ты не притягиваешь мое сердце, ты разбила его однажды и навсегда. — Одна его рука скользнула в ее волосы. — Ты не тревожишь мое сознание, ты поселилась в нем навечно.
Ее протест сник. Его объятия стали крепче. Что это? Неужели правда? Его глаза были словно двумя темными озерами, и постепенно она погружалась в их глубину, а между тем его голос все глубже и глубже проникал ей в сознание.
— Ты не играешь с моей душой, ты завладела ею целиком и полностью, и теперь мне нет без тебя жизни.
О Боже! Да! Именно это она и ощущает.
— И мое тело не хочет щадить твое. Оно требует его со всей жадностью, которую я не в силах контролировать.
Он поцеловал ее. Сила его страсти проникла ей в сердце и заставила его биться сильнее в предвкушении наслаждения, а душа ее ликовала от радости и абсолютной полноты счастья.
Она верит ему.
И поцеловала его в ответ.
Эпилог
Свадьба состоялась четыре месяца спустя.
Гости потянулись из банкетного зала, где был накрыт фуршет, направляясь через комнату приемов в большой зал, где когда-то Эдит вместе с детьми поджидала Долли, когда та в первый раз переступила порог замка Кресси. Члены многочисленного клана Дадье и гости переговаривались, обменивались радостными впечатлениями, не скупились на поздравления и пожелания, и Долли, которая, стоя рядом с Реймондом, отвечала на поздравления, переполняло чувство уверенности. Она как никто другой знала, насколько справедливо то, что они стали мужем и женой.
Она с улыбкой проследила глазами за Жаком, который, держа двухмесячного сына на руках, стремился показать гостям своего первенца, и заметила, как Люсиль поспешила через комнату и принялась отчитывать супруга за то, что он принес спящего младенца из детской.
— У Жака неприятности, — засмеялась Долли, поглядывая на Реймонда.
Он усмехнулся, глядя на брата.
— Нет, его просто переполняет отцовская гордость. Люсиль простит ему это.
Что было совершенно справедливо.
Легко простить, если любишь, подумала Долли и вдруг припомнила Глэдис. А доведется ли той когда-нибудь испытать это чувство? Долли хотела бы, чтобы это случилось. Неужели мир сестры Реймонда так и останется холодным, неуютным, где нет места состраданию и любви?
Жиль вился вокруг официанта, внесшего в зал поднос с шампанским, и остановился перед отцом с чувством возложенной на него миссии.
— Папа! Лилиан хочет спросить, можно ли нам теперь называть тетю Долли мамой?
Сердце Долли совершило головокружительное сальто. Маленькая девочка смотрела на нее с обожанием. Она не помнила своей настоящей матери, только знала, что Долли как две капли воды похожа на нее, а наряд невесты и длинная фата, воздушным облаком окутывающая Долли, делала ее похожей на ангела.
Реймонд наклонился и поднял обоих детей на руки.
— Что ж, я думаю, мы должны спросить это у Долли. — Он повернулся к ней, в его глазах плясали тревожные огоньки. — Ты хочешь стать матерью этого озорника, моего сына, и этой очаровательной малютки, моей обожаемой дочери?
Два детских личика с благоговейным ожиданием обернулись к ней, и она шагнула к ним, обнимая и целуя их обоих. Да-да, конечно, она всегда считала их своими детьми и будет счастлива, если они станут называть ее мамой.
После чего дети несколько раз хором повторили это слово с удовольствием и восторгом. Долли впервые успокоилась и поняла, что ей больше не следует думать, будто она что-то взяла у своей сестры; нет, она дала им то, в чем они больше всего нуждаются, — материнскую любовь.
Это напомнило ей клятву, которую она дала себе в ту первую ночь здесь, в Кресси, — заботится о детях, добиться их любви, очистить память сестры от подозрений и лжи.
Теперь все сомнения по поводу Реймонда и того, что было между ними, оставили ее.
Он опустил детей на пол, и они вприпрыжку побежали к бабушке поделиться счастливой новостью. Эдит, которая вела беседу в кругу друзей, выслушала внуков, затем так тепло улыбнулась Долли, что не оставалось никаких сомнений в ее одобрении. Эдит стала хорошим другом. Собственно она никогда не была врагом. Но, главное, за последние несколько месяцев отношения Реймонда с матерью претерпели изменения в лучшую сторону.
— Если мы хотим прибыть в Париж вовремя, то следует поторопиться, — сказал Рей, поглядывая на часы.
Ночь в Париже! В отеле «Крильон», где теперь с полным основанием ее будут называть «мадам». Затем перелет на Таити, где они проведут свой медовый месяц. На обратном пути они остановятся в Сан-Франциско, чтобы уладить формальности с наследством Джерри, и потом вернутся домой в Кресси.
— Тогда я потихоньку улизну и переоденусь, — шепнула Долли.
— Мне помочь? — спросил Реймонд, и лукавые искорки зажглись в темной глубине его глаз.
— Ночью, — просияла Долли. — Останься с гостями.
Желание побыть одной было сильным и бессознательным, но она не знала почему. Сменив подвенечный наряд на элегантный дорожный костюм, она надевала перед зеркалом шляпу, когда ее взгляд упал на свадебный букет, который она положила на туалетный стол. Тогда она поняла в чем дело. Ее сестра однажды держала такой же букет.
Долли не раздумывала ни секунды. Она прижала цветы к груди и, зарывшись в них лицом, вдыхая нежный аромат фрезий и королевских лилий, побежала к выходу. Через черный ход она вышла в парк.
Обогнув часовню, Долли вошла на кладбище. Было тихо, пустынно, и только где-то высоко над головой перекликались птицы.
Эти слова были выбиты золотом на теплом, розово-коричневом граните. Она настояла именно на таком камне, который отличался от принятых здесь холодных плит из белого мрамора.
Долли опустилась на колени, положила цветы на могилу, и слова, наполнявшие ее сердце, полились сами собой.
— Я с тобой, Клод. Не так, как бы нам хотелось, но я чувствую тебя рядом. Я люблю Реймонда и твоих детей и постараюсь, чтобы они навсегда сохранили память о тебе. Надеюсь, я сделала все, о чем ты могла бы попросить меня. И если, сестричка, ты на самом деле ангел, взгляни на меня и, пожалуйста, благослови меня и мою жизнь, ведь это ты подарила мне ее, когда позвала меня. Благослови свою Дороти…
Тихое умиротворение, казалось, проникло в ее душу. Она встала с колен, и, когда повернулась, нежная улыбка тронула ее губы. Реймонд стоял в воротах кладбища, поджидая ее. Он каким-то образом почувствовал, где ее искать… Мужчина, который читает в ее душе.
— Так будет правильно. — Она улыбнулась и указала на букет, лежавший около камня.
Он кивнул, и понимание в его глазах не требовало объяснения. В этом молчании было обещание, что между ними никогда не будет запертой двери, ничего тайного, секретного, что было бы необходимо прятать друг от друга.
— Ты принесла всем нам любовь, Долли, — пробормотал он, обнимая ее за плечи.
— О, я достаточно эгоистична, чтобы потребовать того же в ответ, — счастливо засмеялась она.
— Я постараюсь доказать тебе это во всем многообразии…
И он наклонился поцеловать ее, и чувство близости вновь окутало их неизменной радостью. Они покинули кладбище в полной гармонии и любви, направляясь вперед к своему будущему.
— Как вы себя чувствуете, мадам Дадье? — спросил Реймонд, лукаво приподняв брови.
— Прекрасно, месье, — ответила Долли, ласково улыбаясь в ответ.