Стефан выпрямился над Линдсей, запрокинув в экстазе голову. Она всегда помнила его именно таким — мужественным, прекрасным, полностью отдающимся любви. Глаза его были прикрыты. Линдсей еще крепче прижала Стефана к себе — в ней непонятно почему проснулся страх.
— Стефан!
Даже если он и услышал ее, то все равно ничего не ответил.
— Стефан!
Он открыл глаза и посмотрел на Линдсей.
Она не знала, что он видел перед собой. В этот миг, самый важный миг в ее жизни, он вдруг показался ей каким-то далеким. То, что видела или не видела она сама, вполне могло оказаться отраженным в воде лунным светом. А может, это просто были естественные страхи женщины, отдавшей наконец себя мужчине.
— Я здесь, — произнесла она.
— Я знаю.
Больше ей ничего не было нужно. Она позабыла о своих страхах и потребовала, чтобы он отдался ей полностью. Со всеми своими мыслями и каждой частичкой своего неразделенного прежде тела.
Ее просьба звучала всего одно мгновение. Его ответ будет откликаться теперь в ее теле целую вечность.
Глава 10
Эта ночь, проведенная в Ки-Уэсте, была полностью посвящена любви, наполнена исследованиями и открытиями, едва слышными вопросами и произнесенными в экстазе ответами. Где-то незадолго до рассвета Линдсей наконец заснула в объятиях Стефана. Проспать всю ночь с мужчиной было для нее чем-то новым, но она так уютно прижалась к нему, лежа на своей узкой кровати, словно они всю жизнь спали вместе.
Если Стефан и не мог еще сказать ей о своих чувствах, то уж без всякого труда показывал, сколько радости она ему доставила. Линдсей погрузилась в сон, столь же уверенная в своей над ним власти, как и в своих собственных чувствах.
Когда Линдсей проснулась, уверенности у нее поубавилось. Стефана с ней не было. Она знала, что он должен находиться где-то рядом, в доме, но почему он встал? Постель была смята, но Линдсей хотелось ощущать его присутствие. Может, он испугался того, что лишается свободы, или их близость оказалась для него слишком ошеломляющей? Линдсей не знала, стоит ли спрашивать его об этом. Накануне ночью, достигнув вершины близости, он закрыл глаза, словно отгораживаясь от нее. Он был самым одиноким человеком из всех, кого она знала.
А может, эта ночь любви положила конец брошенному им вызову? Он был мужчиной, который нуждается в постоянном сопротивлении, и, возможно опережая события, уже думает о том, что будет дальше?
Она погладила рукой подушку в том месте, где покоилась его голова. Он не был ее первым любовником, но как бы ей хотелось, чтобы он оказался последним. Вообще-то она рассчитывала на годы свободы. Ей нужны были обожатели и жизнь, наполненная творчеством. Студент-медик никак не вписывался в ее планы. Она не представляла себя женой врача.
И вот она уже близка к этому.
Донесшийся снизу шум прервал ход ее мыслей. Раздался грохот упавшей кастрюли, а затем послышалось громкое ругательство. Она рассмеялась, и тревоги ее улетучились. Студент-медик оказался весьма практичным. Может, он и вел себя накануне, как романтик, но утром он вновь стал рациональным Стефаном.
Линдсей решила не портить сюрприз, который он для нее готовил, поэтому снова легла и стала ждать.
Когда Стефан наконец поднялся в спальню, солнце уже светило вовсю. В руках у него был поднос, на котором стояли чашки из серебряного сервиза матери. Рядом с белыми фарфоровыми блюдцами и чайником, в котором, судя по запаху, был кофе, лежал букетик гардений. На тарелках был самый великолепный омлет, который она только видела, а рядом с ним дымились свежеприготовленные брокколи.
Линдсей села на постели.
— Знаешь что? Мы такие непохожие. Но это не имеет никакого значения.
— Правда?
— Правда. А тебе как кажется?
— Эта ночь была просто… — Он покачал головой.
— Ну, попробуй подобрать эпитет. Любой.
— Даже не знаю, что со мной станет, если ты вдруг вздумаешь от меня уйти.
У Линдсей замерло сердце. Она понимала, что значат эти слова для Стефана и чего они ему стоят.
— Ты затронула какую-то часть моей души, — продолжал он. — Только тебе это удалось. И я не хочу тебя потерять.
— Я никогда от тебя не уйду. — Линдсей обняла его, понимая, что и сама никогда не сможет его отпустить.
Когда они наконец принялись за еду, брокколи стали совсем холодными, а сыр на омлете застыл. И все же этот завтрак и связанные с ним мгновения стали для обоих незабываемыми. Как и его слова. Хотя больше он их никогда не произносил.
— Не возражаешь, если я к тебе присоединюсь?
Линдсей открыла глаза и увидела в дверях Стефана с подносом в руках. Ей было известно, где она находится. Она знала, какой был день. Но в какое-то мгновение ей захотелось забыть о том, сколько времени пролетело. И каким это время было наполнено одиночеством. Она попыталась изобразить улыбку:
— Не возражаю. Ты сегодня что-нибудь уже ел?
— Я завтракал. — Усаживаясь поудобнее, он поставил поднос на край кровати.
Прежде чем Линдсей успела возразить, он взял еще одну подушку и положил ей под голову.
— Тебе следует быть повнимательнее к себе.
— Знаешь, меня уже смотрел Алден.
— Он сказал, что мне самому стоит тебя посмотреть.
— Вы проводите исследования на пару?
— Просто мы оба за тебя беспокоимся.
— Но это же глупо.
— Расскажи мне, что с тобой было на этой неделе.
Линдсей нашла в теперешней ситуации какую-то сладкую горечь. Мужчина и женщина сидят вместе на постели и ужинают. Дразнят друг друга. Чтобы не спорить, меняют темы разговора. Обсуждают перипетии своих жизней. Хотя по решению суда они больше не заслуживают этого удовольствия. Несколькими невнятными фразами судья раз и навсегда освободил их от необходимости разделять радости и печали. И вот они снова вместе. Пока.
Она прожевала и сказала:
— Ты всегда спрашивал меня о том, что со мной было на прошедшей неделе. Даже когда мы были еще женаты. Тогда, казалось, нам вообще некогда было разговаривать. Разве что урывками.
— Я этого не помню.
— Мне следовало бы еще тогда сказать тебе об этом, но я старалась быть понимающей женой.
— Ты говоришь так, словно признаешь свою неправоту.
— А я никогда и не считала, что в нашем разводе целиком виноват ты.
— Правда?
— Правда, хотя, как я тебе уже говорила, твоя привычка задавать мне вопросы сыграла немалую роль. — Линдсей улыбнулась, чтобы немного смягчить свои слова.
— А я, на твой взгляд, был не способен от нее избавиться? — спросил Стефан и тоже улыбнулся.
— Ты всегда меня спрашивал, как прошла у меня неделя.
— Да, пожалуй.
— Я была занята. Очень занята. Мне хотелось перестать думать о том, что случилось с Джефом, поэтому мы и мотались туда-сюда, чтобы отвлечься. Наверное, я переутомилась и поэтому заболела.
— Я тоже был очень занят. — Он рассказал Линдсей о том, как у него прошла неделя, о старушке, которой поставили ошибочный диагноз и отправили умирать в полном неведении в богадельню, пока оттуда ему не позвонила знакомая медсестра и все не рассказала. — Я осмотрел ее во вторник, а в среду уже прооперировал. В начале этой недели она уже называла весь персонал по именам и расспрашивала о семьях. Теперь, когда она окончательно поправится, ее выпишут домой.
— Это прекрасно. — Линдсей взяла его за руку. Она гордилась Стефаном.
— Это все наука.
— Не наука, а люди, которые умеют научные достижения применять.
— Научные принципы лечат.
— Лечит человеческое участие.
— Не сомневаюсь, твой друг Алден с тобой бы согласился.
— Я тоже в этом не сомневаюсь.
Он взял ее чашку, чтобы наполнить чаем.
— Как ты себя чувствуешь?
— Уже лучше. Меня лечит твое присутствие.
— И хорошее питание.
Она рассмеялась. Они неотрывно смотрели друг на друга. Их теперешняя близость становилась пугающе притягательной. Ей больше не хотелось делать вид, что это не так.
— А когда, по-твоему, разница между нами сделалась роковой?
— Когда мы перестали пытаться понять друг друга.
— Возможно. — Она взяла свою чашку, но к губам не поднесла. — Я пыталась все понять. Мне даже казалось, что у меня получилось.
Стефан так долго раздумывал, прежде чем ответить, что Линдсей решила, что он хочет сменить тему. Но она ошиблась.
— И что же ты поняла?
Линдсей показалось, что она готова простить его.
— Я поняла, что ты любил меня, насколько это возможно для тебя. Что у тебя никогда и в мыслях не было сделать мне больно. Но что любовь никогда не будет занимать главное место в твоей жизни. У тебя попросту не было на нее времени.
— Тогда ты ничего не поняла.
Она снова поймала на себе его взгляд, хотя и понимала, чем это чревато.
— И что же я не поняла?
— Сейчас не время говорить об этом, — ответил он холодно.
— Может быть, это поможет нам преодолеть время.
— Думаю, тебе следовало завести этот разговор до того, как мы развелись.
— Мне казалось, если бы ты тогда понял, в каком я отчаянии, то сам завел бы этот разговор. Но этого не произошло. Ты просто посмотрел на меня и сказал: «Ну что ж, раз ты этого хочешь, я поговорю со своим адвокатом».
— А ты заговорила о разводе, только чтобы поднять проблемы наших взаимоотношений? Решила таким образом положить конец игре, правила которой даже не удосужилась мне объяснить?
Линдсей поставила чашку.
— Нет! Тогда я была слишком обижена, чтобы продолжать с тобой жить. К тому же я знала тебя слишком хорошо и понимала, что даже под страхом развода ты не станешь говорить мне о своих чувствах.
— Подожди минуточку. Я сейчас вернусь.
Она не могла ждать. Ответы Стефана, так же как и его молчание, вертелись у нее в голове. Беспокоило ее и еще кое-что. Ее собственные слова. Правду ли она говорила? А может, она попросила Стефана о разводе, ухватившись за это, как за последнюю попытку примирить противоречия между ними, и сама отказывалась в этом себе признаться? Может, это было всего лишь неудавшейся попыткой показать ему, как он ей нужен?
Тогда Линдсей и впрямь убедила себя в том, что хочет, чтобы Стефан ушел. Теперь же ее мучали сомнения, а было ли это ее истинным желанием. Прошел год — их развод стал свершившимся фактом. Но принес ли он ей хоть какое-нибудь успокоение? А главное, думала ли она когда-нибудь, что он принесет успокоение?
— Ты можешь сесть?
Даже если Стефан и был взволнован происшедшим, это не было заметно. Он был похож на самого обыкновенного врача, которому каждый день приходится иметь дело с совершенно посторонними людьми. Линдсей ничего не оставалось, кроме как можно скорее покончить с этой процедурой, и она уселась, оперевшись на подушки.
— Как ты себя чувствовала утром, до того как тобой занялся Алден?
— У меня кружилась и болела голова.
— У тебя такое впервые?
Сказать ли ему правду, подумала Линдсей.
— Нет, но сегодня я впервые почувствовала, что не могу не обратить на это внимание.
— Линд…сей. — Он покачал головой. — Обещай, что, если у тебя появятся еще какие-нибудь необычные симптомы, ты сразу же поставишь меня в известность.
— Стефан, головные боли у меня от перенапряжения.
Он взял стетоскоп.
— Давай я послушаю тебя.
— У меня все в порядке с дыханием.
— Не сомневаюсь. Но все же позволь мне тебя послушать.
Она никогда его не стеснялась, даже в самом начале их отношений. Все это глупости, сказала она себе и расстегнула молнию.
Он потянул молнию еще ниже. Должно быть, Стефан догадался, что на ней нет бюстгальтера.
Стефан согрел раструб стетоскопа ладонью.
— В груди какие-нибудь боли беспокоят? Или кашель?
Линдсей отвела глаза.
— Нет.
— Послушай, Линдсей, я все-таки врач.
— Ты мой муж и любовник. — Тут она поняла, что только что сказала. — Бывший, — добавила она.
— Дыши.
Это было нетрудно, но, когда он коснулся ее стетоскопом, она вздрогнула. Стетоскоп был холодным, но ладонь Стефана оставалась теплой. Он обвел рукой ее грудь и прижал инструмент к телу.
— Выдохни.
Нарастающие в ее теле ощущения не имели ничего общего с болезнью. Линдсей почувствовала, как кровь прилила к щекам и как захватило у нее дух, когда он снова переместил стетоскоп.
— Вдохни еще раз.
— Ты еще не наслушался?
Стефан встретил ее взгляд.
— Вдохни еще раз.
Она вдохнула и задержала дыхание. Левой рукой он придерживал ее за плечо, а правой держал стетоскоп.
— Хорошо, теперь выдохни.
Линдсей знала, как учащенно бьется ее сердце. Ей казалось несправедливым, что все ее чувства так очевидны для него в то время, как свои он прячет глубоко внутри.
— Тебя так беспокоит мое здоровье? — требовательно спросила Линдсей. — Или это еще что-то? В конце концов, как ты можешь оставаться объективным?
— Еще.
— Что еще?
— Вдохни еще раз.
Линдсей сделала ему такое одолжение. Затем она подняла руки, собираясь застегнуть молнию. Но Стефан сделал это сам. Она вздрогнула, когда его руки задержались у нее на плечах.
— Я не возражал, когда ты попросила меня о разводе, — тихо произнес он. — Мне казалось, что между нами все кончено. Ведь если бы ты меня любила, то не захотела бы разводиться.
Сколько ошибок. Сколько непонимания. На щеку ее скатилась слеза.
— Это было к лучшему. Нечего ворошить прошлое.
— Думаешь? Значит, я зря трачу время каждый день?
— А как что-то может быть по-другому, если мы все такие же?
— Я и сам хотел бы знать.
— Я не нужна тебе. Это так. Ты считаешь наш брак неудачным. Ты привык, что тебе в жизни все всегда удавалось. Ты путаешь любовь с уязвленным самолюбием.
— Ты нужна мне. — Он повернул ее к себе. — Я отлично понимаю разницу.
— Тебе нужен секс. И мне нужен секс. Мы слишком долго были одни.
— Мы сами это выбрали. Ни один из нас не попробовал что-либо изменить.
Она открыла глаза и увидела, что на нее смотрит человек, которого она любит. Всегда любила. Оставалось только протянуть руку, и он снова разделит с ней все, что имеет. Сколько ночей напролет она тянулась к нему с тех пор, как он ушел из дому. Сколько ночей она мучалась тем, что его нет.
Желание было слишком велико — она больше была не в силах ему сопротивляться. Где-то глубоко в ней родился звук, говорящий ему, что она сдается. Это было ни да, ни нет — выбор за ним. Он взял в ладони ее лицо, и она с удивлением обнаружила, что его руки дрожат. Губы его оказались упругими и необыкновенно сладкими. Она вздохнула и еще сильнее прижала его к себе.
— Господи, как же мне тебя не хватало, как я по тебе стосковался, — шептал он ей прямо в ухо, словно боялся произносить эти слова громко. Его губы коснулись мочки уха, он ласкал ее своим дыханием. Отвечая на его ласки, она вздрагивала, как и в тот первый вечер во Флориде.
— Мне тоже тебя очень не хватало, — сказала она. — Очень. Очень.
Стефан улыбнулся. В его нежных прикосновениях не осталось ничего от прикосновений врача, разве что он продолжал вдыхать в нее живительную силу. Свою силу. Свою энергию. Что-то большое, что-то загадочное, сродни волшебному лекарству Алдена.
Она откинулась на подушки и позволила его прикосновениям, его теплоте врачевать свое тело. Ей хотелось наслаждаться. Ей хотелось летать. А больше всего ей хотелось забыть о страхах, все еще покоящихся на краю ее сознания, забыть навсегда.
— Ты скучала по мне? — нежно спросил Стефан. — Почему я ничего не знал? Почему ты не сказала мне?
Он поцеловал ее в шею, и она закрыла глаза. Они все больше наполнялись слезами, но то были слезы радости.
Ему так хорошо было с ней рядом. Он с такой радостью брал своими руками ее плечи, ее руки. Положив руку ей на грудь, он понял, что и это для него огромная радость.
— То, что соединено Господом… — Она произнесла это вслух вопреки своей воле.
— …Человеку не под силу разделить, — закончил он.