— Давай пойдем вечером в театр? — предложил Арман.
Она ответила не сразу, и ее ответ поразил его:
— Спасибо за приглашение… Но, Арман, почему бы нам еще раз не проехаться по Риджинтс-парку? Против этого я бы не стала возражать.
Он напрягся. Его пальцы нервно мяли на коленях салфетку. Сначала он даже не знал, что ответить. В голове у него пронеслось: «Нет, только не это! Боже милостивый, если бы она знала, с кем он сейчас!.. Но я не могу ей об этом сказать…»
Он молчал, чувствуя, как ноет синяк под глазом. Она повторила свой вопрос. На этот раз с легким раздражением. Он понимал, что не в его силах вернуть ей радость и счастливое расположение духа.
— Прошу тебя, Арман! — умоляюще прошептала она.
— Неужели ты до такой степени любишь этого человека? — прошептал он в ответ.
Она чувствовала, что у него нет никакого права задавать подобные вопросы. Кто он такой — почти чужой человек! Но поскольку Рейни сама втянула его в свои дела, то не обиделась, а лишь, слегка покраснев, едва слышно произнесла:
— Да!
Он сдался, позволив себе лишь добавить:
— Я готов сделать все, о чем ты меня попросишь… Только, пожалуйста, будь с ним поосторожнее!
Рейни отрывисто вздохнула. Абсолютно то же самое сказал ей и дядя Майлз… Но почему и Арман де Руж заговорил об этом? Какие все-таки они все бездушные и несправедливые, зло подумала Рейни. Вдруг она язвительно рассмеялась.
— Уверяю тебя, я в состоянии о себе позаботиться, Арман! — сказала она.
Арман облегченно вздохнул, когда миссис Оливент и графиня поднялись и вышли в соседнюю комнату, предоставив ему и сэру Майлзу заняться сигарами и бренди.
Роза Оливент находилась в прекрасном расположении духа. Обняв дочь, она сказала:
— Все в один голос говорят, что ты сегодня необыкновенно хороша!
— Спасибо, мамочка, — равнодушно ответила Рейни.
Старая графиня переводила блестящий взгляд то на дочь, то на мать.
— Ты прелесть, — сказала она Рейни. — И я рада, что мой юный Арман не сводит с тебя глаз. О чем это вы шептались за столом, а?
Девушка потупилась и отошла к роялю, на котором стояла ваза с огромным букетом роз. Был жаркий майский вечер, и все бутоны раскрылись.
— Да так, ни о чем, — пробормотала Рейни, переставляя цветы.
— Арман — очаровательный мальчик, — вставила миссис Оливент. — Но, кажется, Рейни не очень-то с ним приветлива?
Рейни круто повернулась. В ее глазах появилась враждебность.
— У него приличное образование, да? И ты считаешь, что архитектура — приличное занятие?
Миссис Оливент строго взглянула на дочь, но та выдержала ее взгляд.
— Ну-ну, Рейни, — мягко вмешалась бабушка, — не стоит заводиться из-за чепухи.
— Но ведь вы именно это имели в виду, разве нет? — настаивала Рейни. — Вы, кажется, ничего не имеете против того, чтобы я поближе познакомилась с этим архитектором?
— Если уж ты сама об этом заговорила… — начала миссис Оливент.
— Послушайте! — воскликнула графиня, пристукнув по паркету своей эбонитовой тросточкой. — Из-за чего спор? Конечно, нет ничего плохого в том, если бы Рейни позволила Арману за собой поухаживать.
— Нет, это ты послушай, мама, — прервала миссис Оливент. — Ты что, пригласила в нашу семью Армана специально для этого?
— По крайней мере я бы против этого не возражала. Де Руж — старинная и благородная фамилия. Отец Армана прославился в последней войне, да и сам Арман еще себя покажет. Когда он закончит реставрацию моего замка, то сможет рассчитывать на заказ французского правительства.
Миссис Оливент пожала плечами.
— Все это так, но…
— Арман мне и в самом деле нравится, — поспешно сказала Рейни, — но в том, что касается выбора мужчины, я лучше разберусь сама! Мне надоели эти интриги со сватовством. Слава Богу, скоро я буду совершеннолетней!
— И тогда ты обязательно сделаешь какую-нибудь глупость, — заявила миссис Оливент.
— Ты, конечно, намекаешь на Клиффорда!.. — яростно воскликнула Рейни, сама не заметив, что произнесла запретное имя.
— Ну-ну, дети мои, — принялась урезонивать мать и дочь старая графиня, — давайте не будем портить такой замечательный вечер! Рейни, милая, успокойся, пожалуйста!
Рейни отошла к окну и, отвернувшись, жадно вглядывалась туда, где в лучах закатного солнца тонул Риджинтс-парк.
— Если бы встал вопрос о выборе, — услышала она голос матери, — то Клиффорду Калверу я бы, безусловно, предпочла Армана. И я говорю об это прямо и откровенно.
— Ни о каком выборе и речи быть не может, — воскликнула Рейни и выбежала из комнаты.
Ей нужно было немного побыть одной, чтобы успокоиться. Как ей хотелось побыть сейчас рядом с Клиффордом! Хотя бы минутку! Услышать его неторопливый, ласковый голос, в котором было столько любви и преданности. Одно его нежное слово наполняло ее такой силой, что она была готова сражаться за свою любовь не только с семьей, но с целым миром.
Она не пошла к себе в комнату, а зашла в спальню матери. Здесь был телефон. Она должна позвонить ему. Должна!
По удивительному совпадению в эту самую минуту Клиффорд Калвер решил нарушить все условности, которыми огородилась семья Оливентов, и позвонить Рейни прямо домой. Во-первых, ему было любопытно, как чувствует себя монсеньор де Руж со своим подбитым глазом, а во-вторых, каким образом он объяснил это обстоятельство Оливентам.
Как только Рейни присела на постель и поставила перед собой телефон, как раздался звонок. Она подняла трубку и едва услышала осторожный голос Клиффорда, который просил к телефону мисс Оливент, как страсть забурлила в ее душе с новой силой. Ах, какой он замечательный, ее Клиффорд! Он позвонил ей как раз в тот момент, когда она больше всего в этом нуждалась. Не удивительно, что Рейни сочла это совпадение добрым предзнаменованием и знаком того, что между ними действительно существует некая высшая связь.
— Мой любимый, любимый, любимый! — почти прорыдала она в трубку. — Это я — Рейни!
— Рейни, прелесть моя, — удивленно сказал он, — привет…
— Какой ты молодец, что позвонил! — воскликнула она. — Мне было так плохо. Я как раз сама собиралась тебе звонить, надеясь, что трубку снимут не мать или не тетя…
— Вообще-то я звоню не из дома, а из… клуба, — заметил он.
— Как, ты один ужинаешь в клубе? Бедненький! Ах, если бы я могла быть с тобой! Это ужасно — сознавать, что ты мучаешься одиночеством, а я не рядом…
— Ты просто ангел, — сказал он.
К счастью, она даже не подозревала, что он ужинает в шикарном ресторане, где его знали как завсегдатая, и скоро там начнутся танцы и варьете. Не знала она и о том, что ужинает он не один, а вдвоем с девушкой, которую на минуту оставил за столиком, выйдя позвонить. На ужин было заказано дорогое шампанское… Клиффорд умел наслаждаться жизнью. На Лилиан сегодня было черное шелковое платье, плечи обнажены, а на шее — аквамариновое колье, чудесно сочетавшееся с ее голубыми глазами. Колье подарил ей богатый папочка. Ее пшенично-золотистые волосы были уложены в модную прическу, которая ей очень шла. Правда, она довольно глупо и не к месту хихикала, и в ней напрочь отсутствовал шарм, присущий Рейни, но зато с ней было весело. К тому же все ее недостатки с лихвой компенсировались толстой мошной ее родителя. И все-таки Клиффорд чувствовал, что влюблен в Рейни больше, чем в Лилиан… Именно последнее обстоятельство (а также, как уже было сказано, любопытство относительно молодого француза) заставило его набрать номер квартиры Оливентов.
— Я не могу долго говорить, — едва слышно проговорила Рейни. — Мамочка может войти в любой момент. Почему ты позвонил?
— Я хотел сказать, что люблю тебя.
— Ах, милый! Я тоже люблю тебя всем сердцем. И никогда не разлюблю!
— Милая, — нежно ответил он, — как мне не хочется, чтобы ты уезжала!
— Меня убивает одна мысль об этом, — пожаловалась Рейни. — Я хочу увидеть тебя еще раз. Я попросила Армана, чтобы завтра он вышел со мной на прогулку, и, может быть, мы сможем увидеться.
Клиффорд едва сдержал язвительный смех.
— Значит, ты просила его об этом!.. Ну и как же наш французский друг отреагировал?
— Думаю, он поможет. Кажется, мы действительно можем считать его другом.
Клиффорд злорадно крякнул. Он узнал все, что хотел узнать. Арман не выдал его. Еще бы, он бы и не посмел — из страха, что снова может получить по физиономии.
— Не думаю, милая, что следует вмешивать в наши дела посторонних, — сказал он. — Не беспокойся, я сам все устрою. Обещаю тебе.
— Давай договоримся о свидании сейчас, — попросила она.
Слишком мучительно было терпеть неопределенность, не зная точно, когда они увидятся снова. Приближался день Коронации, и ей было бы нелегко улизнуть из-под присмотра родных. Словом, она не могла проститься, не условившись о свидании. Клиффорд сказал, что завтра, увы, он собирается в Мидлендз. Это касается работы, и это никак нельзя отложить…
— Но я обязательно тебе позвоню, — торопливо пообещал он. — Или ты мне позвони перед отъездом… Спокойной ночи, любимая. Я обожаю тебя! — воскликнул он.
Рейни вернулась в гостиную. Арман рассказывал Оливентам о реконструкции замка. Оставшуюся часть вечера Рейни была погружена в меланхоличную задумчивость. Несмотря на все свои старания, Арман не смог добиться от нее улыбки. Только он один знал, что ее беспокоит.
7
Прекрасным летним днем Рейни лежала на покрывале, расстеленном прямо на прогретой солнцем траве, и, заложив руки за голову, задумчиво смотрела сквозь темные очки в ясное небо. Воздух был пропитан ароматом дикой лаванды. Вокруг высились молчаливые горы.
Было семнадцатое июня. Год коронации английской королевы Елизаветы Второй. Райский уголок на юге Франции вот уже восемь столетий был собственностью семейства де Шани. Рейни устроилась в открытой оранжерее под стенами древнего родового замка, который однажды достанется ей по наследству.
Под сенью могучего старого ореха, защищавшего от палящих лучей солнца, девушке казалось, что она — единственное живое существо на всей земле. Все вокруг было погружено в сонную дрему. Наступило время сиесты — два часа пополудни. Бабушка и мать ушли в свои спальни. Кухарка, жена фермера, отправилась домой и должна была вернуться лишь к ужину. Елена, служанка, скорее всего, дремала на кухне. Две бабушкины овчарки — Пелле и Мелис — мертвым сном спали под орехом рядом с Рейни. Вокруг было настоящее сонное царство.
Шани! Великолепный архитектурный ансамбль, возведенный еще в двенадцатом столетии. Старые каменные плиты были отполированы веками. Узкие длинные окна, забранные в железные решетки, словно и теперь готовились встретить врага. Огромные окна на нижнем этаже были проделаны, вероятно, в эпоху французской революции — в те времена, когда был казнен Филипп де Шани, секретарь австрийки Марии Антуанетты, тоже обезглавленной. Несколько десятилетий замок Шани находился в запустении. Только в 1897 году очередной владелец женился на богатой и стал возвращать замку первозданное великолепие.
Но еще раньше замок принадлежал аббату де Шани, основоположнику монашеского ордена. Когда-то в этих стенах находили прибежище святые братья, которые трудились на окрестных полях, чтобы отработать деньги церкви.
До самого последнего времени кельи стояли закрытыми. Помещение, где некогда располагалась часовня, отдали под студию, где теперь работал и творил Арман де Руж. Сами кельи, сохранившие детали монастырского интерьера, графиня распорядилась оставить в их прежнем виде как напоминание о благородной старине.
Нежась в облюбованном ею местечке под старым орехом, Рейни рассматривала замок. Широкая лестница за ее спиной вела к Шани и садам, тянувшимся сколько хватало глаз — до Средиземноморского побережья, над которым раскинулась безбрежная синева неба. По ночам можно было рассмотреть далекие огни Канн. Городок Шани угнездился в уединенном месте. Здесь был всего лишь один магазин, отсутствовали электричество и газ. Сюда даже не был проведен телефон.
Рейни с детства всем сердцем полюбила это заповедное местечко. Она и теперь его любила, но в этот приезд ее сердце томила тоска. Она страдала в разлуке с любимым человеком.
Замок превратился в тюрьму — одновременно прекрасную и ужасную, в крепость, неприступную для Клиффорда. В Лондоне Рейни могла хотя бы позвонить ему, услышать его голос… Но вот уже прошло две недели с тех пор, как вместе с бабушкой и матерью она прилетела в Ниццу и громадный «ситроен» графини доставил ее в замок. Эти две недели казались ей вечностью. От Клиффорда не было ни одной весточки.
Рейни мучилась, пытаясь понять его странное молчание. Может быть, он заболел? Или попал в аварию?.. А может, просто не пишет?.. Рейни догадывалась, что последнее наиболее вероятно, и чувствовала себя уязвленной в самое сердце, ведь он обещал ей писать каждый день! Почему же он нарушил обещание? Почему?
Перед тем как улететь из Лондона, Рейни ухитрилась еще раз встретиться с Клиффордом. На этот раз без помощи Армана, которого перед самой Коронацией фирма срочно вызвала в Канны.
Итак, свидание было назначено в номере маленькой гостиницы, где они могли остаться наедине. Ничего лучшего Клиффорд не сумел придумать. Они нежно держали друг друга за руки и говорили друг другу все те слова, которые говорят влюбленные перед долгой разлукой. Рейни обещала, что никогда не разлюбит его, а он, в свою очередь, клялся, что уйдет с головой в работу и будет с нетерпением ждать ее возвращения. Она заверяла, что семья не заставит ее изменить своего решения, а он обещал жениться на ней, как только ей исполнится двадцать один год.
Для Рейни то свидание в гостиничном номере стало новой мукой, настоящей агонией. Клиффорд даже не пытался ее обнять, лишь торопливо поцеловал. Конечно, с его стороны это было благородно, но, усадив Рейни в такси и глядя ей вслед, он чувствовал себя жалким трусом. Несмотря на все его желание обладать девушкой, Клиффорд боялся испортить отношения с Лилиан, которые развивались весьма и весьма успешно. Он уже был вхож в дом Фитцборнов, чего нельзя было сказать о доме Оливентов. Клиффорд решил подождать, пока все решится само собой. Любовь была для него азартной игрой.
Что же касается Рейни, то она не терпела никаких игр. Особенно с любовью. Как всякая честная и прямая женщина, она хотела всецело принадлежать Клиффорду и чтобы Клиффорд всецело принадлежал ей.
Приехав в Шани, она стала дуться на бабушку и мать, не скрывая, что ее сердце разбито, и даже плакала втихомолку. Бабушка и мать делали вид, что ничего не замечают. Мудрые женщины решили, что время излечит Рейни, рано или поздно страсть угаснет, и она забудет свое увлечение. Против общества Армана они отнюдь не возражали. Арман был единственным человеком, с которым в своем заточении Рейни могла поговорить по душам. Рядом с ним она могла быть самой собой, и Арман сделался ее близким другом, которому она поверяла все печали и страхи, не понимая, чего это стоило молодому человеку, вынужденному держать язык за зубами.
Иногда она приходила к нему в студию, где он работал. Она позировала ему — он писал ее портрет. Бабушка и мать редко появлялись здесь, поскольку студия находилась в дальнем крыле здания, и Рейни могла отдохнуть от своих «надзирательниц». Не то чтобы она разлюбила бабушку, которая помогла матери разлучить ее с Клиффордом, но все-таки затаила обиду.
Главный вопрос, который мучил Рейни и с которым она беспрестанно обращалась к Арману: почему, почему Клиффорд не пишет?.. Видя, как она страдает, Арман не знал, что ответить, и только неопределенно качал головой. Впрочем, он и в самом деле не знал ответа. Вполне возможно, что Клиффорд решил порвать отношения с Рейни. Иначе почему он не отвечал ни на одно ее письмо? А ведь она писала ему очень часто. Кому-кому, а Арману, от которого у Рейни не было секретов, это было хорошо известно.
Но даже Арман не знал всех подробностей происходящего. Зато миссис Оливент и старая графиня были в курсе дел и именно поэтому, тайно сговорившись, решили во что бы то ни стало помешать Рейни встречаться с Клиффордом Калвером. Единственным человеком, которого женщины посвятили в свои планы, был почтмейстер из Шани, которого они знали как преданного друга вот уже лет пятьдесят. Как все жители городка, Жан Савилль испытывал к графине глубочайшее почтение. Любое слово графини было для него законом, и нет ничего удивительного, что, когда она распорядилась задерживать все письма Рейни (или адресованные Рейни) и передавать ей, графине, лично в руки, он безоговорочно повиновался.