Жанна уже увидела начальницу и собралась было окликнуть, но та быстро поднесла палец к губам.
Пышноволосая и круглощекая фотомодель тем временем приняла соответствующую позу в парчовом шезлонге, стена за которым была задрапирована разнообразными кусками ткани. Вокруг суетились парикмахер, гример и стилистка, в то время как Каллум в ожидании стоял возле камеры.
— Ну, все готовы? — спокойно спросил он, подавая сигнал освободить съемочную площадку. Затем склонился к камере и начал снимать.
Анна следила, как он работает — передвигает кусок ткани или меняет форму складки на юбке, щелкает затвором, произносит ободряющие слова и снова щелкает затвором.
Только к концу съемок, когда уже были отсняты три пленки, О'Нил заметил Анну. Непонятно, как он отреагирует — может, это его стеснит, а может, и вовсе рассердит.
— Привет! — подойдя к ней, кивнул он. — Какой приятный сюрприз!
— Привет! — робко отозвалась она. — Я пришла посмотреть, как работает новая стилистка. Раньше мы не пользовались ее услугами.
— А! — понимающе протянул он и снова улыбнулся. — В любом случае рад вас видеть.
— А я вас, — радуясь, что напряжение спадает, сказала она.
— Приятный получился вечер.
— Согласна, — кивнула она, не сомневаясь, что Жанна на них смотрит.
Каллум бросил взгляд на Жанну и вновь перевел на Анну.
— Послушайте, вы сегодня вечером свободны?
— Сегодня вечером? Ну, я…
— Дело в том, — что я свободен и… в общем, я подумал, не захотите ли вы пойти куда-нибудь?
— Например, на свидание? — чуть насмешливо уточнила она.
— Конечно.
Она улыбнулась.
— Что ж, я не прочь.
Он улыбнулся как-то странно, с облегчением — будто ждал, что она откажет.
— Вот и прекрасно. Нет, правда. Я заеду за вами в восемь. На работу. Ладно?
— Ладно, — сказала она, не в силах скрыть радость. — Сегодня в восемь. — И решив, что промедление только все испортит, вышла, на ходу подмигнув Жанне.
* * *
В лифте он поцеловал ее в первый раз — долгим, упоительным поцелуем. Когда кабина остановилась на пятнадцатом этаже, он посмотрел на нее такими зелеными, такими прекрасными глазами, что внутри у нее все перевернулось. Не говоря ни слова, он взял ее за руку и вывел на лестничную площадку.
Нервно улыбнувшись, она кивнула в сторону одной из дверей и полезла в сумочку за ключами. Сердце ее бешено колотилось.
Закрыв дверь, она нажала на выключатель. К жизни тотчас пробудились две люстры, отбрасывая на стены и потолок гостиной тень от миниатюрных пальм.
Он мягко коснулся ее спины, заставив вздрогнуть. Она повернулась:
— Хочешь выпить?
Они говорили еле слышно, боясь испортить словами очарование вечера.
О'Нил снова взял ее за руку и покачал головой.
— Еще что-нибудь?
Каллум поднес ее руку к губам и мягко поцеловал, не отрывая взгляда от ее глаз.
— Я хочу любить тебя.
Эти слова вызвали в ней лихорадочное возбуждение. Анна вся затрепетала, ноги ее подкосились, и она подалась к нему, желая прижаться всем телом. Поднеся руку к его лицу, она медленно провела по небритой щеке и коснулась губ, которые тотчас раскрылись, чтобы поцеловать ее пальцы.
Одной рукой он притянул ее к себе, другой приподнял вверх подбородок. Их губы слились в долгом поцелуе.
Не прерывая поцелуя, он сбросил на пол пиджак. Неотрывно глядя ему в лицо, она провела пальцами по его груди, очерчивая контуры упругих мышц, затем через голову стянула с него тенниску.
Тело Каллума показалось ей божественным: налитым и загорелым, дорожка темных волос вела вниз, под пряжку ремня.
Она его хотела. Теперь в этом не было сомнения. При каждом его прикосновении она изнывала от желания, но ей хотелось продлить это сладостное мучение.
Он принялся расстегивать платье у нее на спине. Вот он с сосредоточенным и серьезным выражением лица спустил бретельки с ее плеч, и платье соскользнуло на пол.
Под темными кружевами лифчика отчетливо выделялись набухшие соски. Привычным движением он расстегнул крючок, высвободив ее груди, обхватил их руками и принялся ласкать и целовать так, что Анне почудилось: она вот-вот кончит. Но в этот момент Каллум решительно подхватил ее на руки.
— Где у тебя спальня?
— Вон там. — Она кивнула в сторону двери.
Он улыбнулся, наклонившись, вновь покрыл поцелуями ее лицо и грудь и понес ее в темноту.
Осторожно опустив Анну на кровать, он почему-то отстранился. На один ужасный миг она решила, что он передумал.
— Каллум!
Он ответил ей поцелуем, затем вновь принялся ее ласкать. Анна протянула руку и захихикала, поняв, что он совершенно голый.
— Что тебя рассмешило, девочка?
— Ничего… — Она вздохнула. — Абсолютно ничего.
Чудесно! — И обняв Каллума, она притянула его к себе и принялась страстно целовать.
* * *
Проснувшись на рассвете, она как была, голышом, подошла к окну и стала смотреть на Центральный парк.
Каллум молча обнял ее сзади и покрыл поцелуями плечи и шею.
— Привет! — сказала она, прижимаясь к нему и наслаждаясь теплом его тела.
— Привет. Ты всегда встаешь так рано? — Он зевнул и потерся носом о ее волосы, стараясь насладиться их запахом.
— Мне не спится.
— Значит, надо расслабиться.
— Ты о чем? — хмыкнув, спросила Анна.
— Я думал, все англичанки всегда чопорные и правильные, — развеселился он.
— После этой ночи ты по-прежнему так думаешь?
Он улыбнулся.
— Ладно. Признаю свои ошибки. Но, в общем, я говорил о ванне, может быть, о массаже, ну и о своем собственном лекарстве от бессонницы.
— М-м-м, звучит неплохо. — Анна повернулась к нему лицом и взъерошила волосы у него на груди. — Пожалуй, это мне подходит.
— Надеюсь.
* * *
Следующие несколько недель они были вместе каждую свободную минуту, хотя, учитывая рабочую нагрузку, это часто означало встречу в полночь в постели. И когда бы они ни занимались любовью, Анну каждый раз охватывала такая сильная, такая всепоглощающая страсть, что она совершенно теряла голову и была не в состоянии задуматься, к чему это может привести.
Ночевать в студии Каллума Анне вскоре расхотелось; раздражало отсутствие по утрам привычных вещей. О'Нил приспосабливался к обстановке гораздо легче, поскольку привык передвигаться по свету с одной зубной щеткой в портфеле. Вскоре эта самая щетка уже стояла в ванной комнате Анны. Стопки его теннисок, словно термитники, возвышались в ее спальне, пока прислуга не получила указания отправлять их в стирку, а потом убирать в надлежащий ящик В общем, хотя никто никаких конкретных решений не принимал, Каллум в конце концов переселился к Анне.
И никаких проблем не возникло. Анне нравилось возвращаться домой, зная, что там кто-то есть. А главное — ей доставляло удовольствие немодное ныне ощущение, что она кому-то принадлежит.
Для Каллума страховочной сеткой служила его студия. Он знал, что, если дела пойдут плохо, ему всегда есть куда уйти. Так что всеобщий бич совместного проживания — понимание того, что выбора нет, — над ними не висел, в то время как с каждой неделей общество друг друга доставляло им все больше удовольствия. Ему не нужно было быть с ней вместе, он хотел этого.
Они провели много часов в прогулках по Нью-Йорку.
Он сводил ее на бейсбольный матч, на выставки и на бродвейские шоу. Он представил ее своим друзьям и несколько раз водил на вечеринки, но самые лучшие, самые счастливые времена наступали, когда они оставались вдвоем развалившись перед телевизором на диване или прогуливаясь по Центральному парку. Впрочем, бывали и сюрпризы.
Та неделя прошла в тяжелой, изнурительной работе: в понедельник утром Анна должна была представить макет журнала возможным рекламодателям. Нужно было правильно разместить фотографии, выверить тон заголовков и так далее, и так далее — в общем, направить талант сотрудников редакции в нужное русло и при этом не выбиться из графика. К вечеру пятницы работа тем не менее была закончена. Но когда довольная Анна позвонила Каллуму, чтобы порадоваться вместе с ним, он отреагировал как-то вяло, явно не разделяя ее восторга. Впервые за все это время она ощутила острое разочарование, впрочем, как оказалось, ненадолго — исключительно до того момента, когда она вышла из здания и обнаружила, что Каллум ждет ее возле взятого напрокат лимузина.
— В чем дело? — удивилась она, когда Каллум приказал шоферу трогаться с места.
— Небольшой сюрприз, — ответил он, опускаясь на мягкое сиденье рядом. Ты много работала. По-моему, ты заслужила небольшой отпуск.
— Отпуск?
Он наклонился и открыл дверцу портативного бара, вмонтированного в стенку лимузина. Подав Анне бокал «Джека Дэниэлса» со льдом, он чокнулся с ней.
— Что скажешь насчет Багамов?
Она посмотрела на него с изумлением.
— Потрясающе!
Вечером Анна уже стояла рядом с ним на балконе в гостинице «Ксанаду», глядя на залитый лунным сиянием залив. Из расположенного в глубине причала для яхт бара доносились звуки карибской музыки. «Хорошо бы прожить с ним всю свою жизнь, — подумала Анна. — Состариться вместе с ним». Вздрогнув, она прижала его к себе и нежно поцеловала. Потом, когда они занялись любовью, между ними как будто рухнул еще один барьер.
Это была настоящая идиллия. Каллум взял напрокат джип, и они разъезжали на нем по острову, останавливаясь только для того, чтобы искупаться в море или купить что-нибудь на рынке. А потом они целыми часами сидели в барах под сенью пальм, разговаривая друг с другом и ничего вокруг не замечая.
Идиллия, однако, скоро кончилась. Нужно было возвращаться в Нью-Йорк, к грубой реальности.
* * *
Встреча с рекламодателями прошла хорошо. Кажется, им понравилось то, что она представила.
Страницы журнала дышали жизнью, сочетание качественных фотографий и рисунков делало его весьма привлекательным. Такого рода издание Анна и сама стала бы читать, что, пожалуй, уже немало!
Она сидела за своим столом, подперев рукой подбородок, и смотрела на лежавшие перед ней бумаги. Тут же находились недоеденный сандвич и стакан с минеральной водой.
В комнату заглянула Жанна:
— У тебя есть минута?
— Все что угодно, лишь бы не заниматься этими сметами, — сказала Анна и захлопнула папку. — Что ту принесла?
Девушка положила перед ней три различных варианта обложки первого номера. Теперь самое главное — принять решение. Именно Анна посеяла семена, лелеяла всходы, и теперь за ней оставалось последнее слово. Она любила эти волнующие минуты.
— А что ты сама думаешь? — спросила она, просмотрев все три варианта.
— Мне нравится вот это. — Жанна указывала на пленку, что лежала в середине.
— Ну конечно! — добродушно посмеиваясь, сказала Анна — Ни разу не видела директора по оформлению, который не считал бы, что можно обойтись без текста на обложке! Нет, кроме шуток, я согласна, это лучший вариант, но хотелось бы, чтобы ты использовала вот эту графику, — указала она на правый макет, — и внесла вот эти изменения.
Она провела по пленке синим карандашом. Жанна смотрела на нее с восхищением — ей нравились редакторы, которые способны принимать решения.
— Новую версию покажешь на сегодняшнем совещании.
— Прекрасно! — Жанна сложила пленки и собралась было идти, но Анна кивнула на соседний стул:
— Садись, поговорим немного.
В тот же миг на столе зажужжал селектор Николе нажала кнопку послышался голос ее секретаря:
— Анна, звонит доктор Левис. Говорит, по личному делу.
— Какой доктор? Ах да, соедините. Это из медицинского страхования, пояснила она Жанне и сняла трубку. — Алло! Доктор Левис? Да, это Анна Николе. Как там, все в порядке?
Она говорила уверенным, немного шутливым тоном.
Пожалуй, Анна никогда еще не чувствовала себя так хорошо и не выглядела так прекрасно.
— Пардон? Что вы сказали? Я что? — Игривый тон внезапно пропал. — Вы уверены? — упавшим голосом произнесла она — Нет, нет… конечно. Я понимаю. В три часа. Хорошо, буду.
В молчании она ошеломленно повесила трубку.
— Анна, с тобой все в порядке? — обеспокоенно спросила Жанна.
Все еще держа в одной руке телефонную трубку, другой Анна потянулась к стакану с водой. Отпив глоток, она остекленевшими глазами посмотрела на подругу. Лицо Анны было белым как полотно.
— Я беременна.
— Черт побери! Как же это?
Она попыталась отшутиться, но не смогла и только покачала головой.
— Не знаю. Я думала, что все в порядке. Я думала… О Господи!
— И что ты собираешься делать?
— Не представляю. Сегодня я должна встретиться с врачом, чтобы выяснить, какой у меня срок.
— А ты сама не знаешь? — удивилась Жанна. Она дважды была беременна и каждый раз знала об этом с самого начала.
— С тех пор как я здесь, месячные у меня были нерегулярными. Я приписывала это стрессу и перемене места жительства. Я не думала…
— А ты сама-то хочешь? Как я понимаю, ребенок от Каллума.
Готовая вот-вот заплакать, Анна опустила глаза. Только сейчас она поняла весь ужас ситуации.
— Я ведь только начала здесь работать, журнал еще нужно поднять и… черт возьми, Жанна, почему это случилось сейчас? Почему именно сейчас?!
* * *
— Что ты здесь делаешь, милая?
Анна открыла глаза. Из окна лился серый свет хмурого утра, но она чувствовала себя так, будто только что заснула.
— Сколько времени? — игнорируя его вопрос, спросила она.
— Семь часов. Эй, с каких это пор ты решила, что мы будем спать в разных комнатах? — смеясь, сказал он и сел на диван рядом.
— Я не могла заснуть, а тебя беспокоить не хотелось.
— Ну и в чем проблема?
— Я думаю, все дело в предстартовой суете. — Скрестив ноги, она села. Наверное, немного перенервничала.
— Может, чем-нибудь помочь?
Она отвела взгляд, не в силах сказать правду.
— Нет. Я сама справлюсь. Но все равно спасибо. — Не решаясь взглянуть ему в глаза, она попыталась улыбнуться и снова отвернулась, уставившись в окно.
Он по очереди поцеловал обе ее ступни и встал.
— Я принесу тебе кофе.
— Нет, я…
— Апельсиновый сок?
— Нет, спасибо.
— Это полезно. Тебе нужны витамины.
— Оставь меня в покое! — неожиданно закричала она. — Я не ребенок!
Он посмотрел на нее с обидой.
Мельком взглянув на него, она снова опустила взгляд.
— Я беременна, Каллум.
Она не смела смотреть на него — боялась его реакции. Классическая безвыходная ситуация. Если он скажет, что все прекрасно, она будет чувствовать себя последней сукой, которая собирается убить его ребенка; если же хмыкнет: «Эй, я здесь ни при чем», значит, просто ее не любит.
Отчаянно желая провалиться сквозь землю, она застонала.
В окутанной полумраком комнате голос ее звучал холодно и безжизненно.
— Я записалась на аборт. Сегодня Жанна сказала, что пойдет со мной Похоже, она тертый калач.
Как из тумана до нее донесся собственный смех — горький, разочарованный. А Каллум все стоял и смотрел на нее, не в силах заговорить, не в силах поверить в то, что услышал.
— Скажи же что-нибудь! — вскричала она, страшась его молчания больше, чем любых слов — Ну пожалуйста, скажи что-нибудь! Хоть что-нибудь!
Каллум заговорил. Голос его звучал тише обычного, был каким-то… убитым.
— Что сказать? Ты ведь уже записалась на аборт, словно на прием к зубному врачу, и теперь еще хочешь, чтобы я высказался на этот счет?
— Да, — испуганно прошептала она.
— Ты объявила о том, что собираешься убить нашего ребенка.
— Он в нерешительности замолчал. — Надеюсь, что это мой ребенок…
— Подонок!
— Ага, конечно, теперь я злодей. Ты решила убить нашего ребенка, даже не посоветовавшись со мной, и…
Боже милосердный, женщина! Что я должен чувствовать? Господи, Анна! Наверное, не только Жанна, а вся твоя проклятая контора узнала об этом раньше меня — разве нет?
— Но нужно же мне было с кем-то поговорить…
— Так говори со мной, ради Бога! Говори со мной Он опустился на софу рядом. Анна старалась не смотреть на него — не хотела видеть боль в его глазах Нельзя позволять себе думать о том, как сильно она его любит.
— Сейчас не время, Каллум. Мы знакомы только три месяца. Ребенок все испортит, разве ты не понимаешь? Это так,, непрактично. И потом журнал…