— Сигареты есть?
Семеныч похлопал себя по карманам и развел руками.
— Смолишь? В школе не ругают?
— Я школу семь лет назад окончила.
— Так сколько тебе годков-то? — поразился Семеныч.
— Двадцать пять стукнуло, Иван Семенович.
Он окинул меня оценивающим, с ноткой жалости, взглядом.
— Дед тебя на сухарях и воде держит?
— А что?
— Да ты совсем не в теле. Двадцать пять годков… Пора бы уже нагулять… это самое. Вот бабка твоя, Марья Ильинична, роскошная была женщина.
Он мечтательно вздохнул, закатив глаза к потолку.
— Попридержи свой болтливый язык, — вступил в разговор Ген Геныч. — Это самое ему подавай. Старый маразматик.
— Да сам ты маразматик, — обиделся Семеныч. — Чуть что — сразу обзываться.
— Я уж двадцатипятилетнюю девицу от школьницы отличу, еще из ума не выжил. Хотя вам, девушка, — он бросил взгляд в мою сторону, — и правда, не мешало бы побольше кушать. А будешь курить, вообще никогда не вырастешь.
— Так у вас есть сигареты?
— Есть, но тебе вряд ли понравятся.
Он привстал, не спеша полез в задний карман штанов и выудил помятую пачку «Явы». Я быстренько выхватила ее из его ладони и засунула в свой задний карман.
— Э! — возмутился Ген Геныч. — Одну возьми и хватит!
— Верну на выходе, — сообщила я.
— Что за произвол?
Ген Геныч аж подпрыгнул на стуле. Семеныч переводил довольный взгляд с него на меня. Он видимо, воспринял это как месть за его поруганное достоинство.
— Деду курить нельзя, — сообщила я. — Категорически.
— Мне-то можно, — буркнул Ген Геныч.
— Сомневаюсь. Но вас я перевоспитывать не собираюсь. Мне деда хватает.
— Значит, не вернешь сигареты?
— Верну на выходе, я же сказала.
— Вот наглые девки пошли, скажи? — вмешался Семеныч.
— Все бабы — мегеры, — подтвердил Ген Геныч. — Будь ей хоть семьдесят, хоть семнадцать.
Это он, видимо, свою жену вспомнил, которая его иначе как «Ирод окаянный» не называет.
— Ну не могут они спокойно смотреть, как мужик жизнью наслаждается. Обязательно надо вмешаться и все испортить.
Дверь открылась, вошел дед с двумя бутылками в руках.
— Пошлешь дурака за двумя бутылками, он две и принесет, — высказался Ген Геныч.
— Тебе и ящика мало, — огрызнулся дед. — Никак не напьешься. Печень вон уже над штанами выпирает.
Ген Геныч посмотрел на свою печень, убедился, что окружающим ее пока не видно, и попросил дать штопор. Я думала, он сейчас нажалуется деду на меня, но он повел себя вполне по-джентльменски. Промолчал. А, может, у него еще одна пачка во втором кармане припрятана?
Дед достал бокалы, я совершила набег на холодильник, нарезав и выставив на стол все, что можно было. Пусть хотя бы закусывают. Особенно Ген Геныч. Я его знаю: выпьет дедово каберне, потом возьмется за свой шмурдяк, а потом придется волочь его домой за шкирку или укладывать в гостевой спальне. Семеныч, хоть и не настолько привержен страсти ко всем жидкостям с градусами, тоже может увлечься. Потом мне от его жены попадет, что не уследила. А вот жена Ген Геныча, Аглая Петровна, за него не переживает — она абсолютно уверена, что однажды он, напившись, окочурится где-нибудь в канаве, как собака (ее слова). Возможно, она даже с нетерпением ждет этого момента.
Накрыв на стол, я незаметно ретировалась. Остаться мне, к счастью, никто не предлагал. Ну да, у них же серьезные мужские разговоры, куда мне. Сначала аксакалы обстоятельно обсудят проблемы футбола, на местном и мировом уровне. Семнадцать лет назад наша городская команда, видимо, совершенно случайно, выиграла краевой чемпионат. Этот факт до сих пор вызывает гордость и ни на чем не основанные надежды всей мужской половины города.
Следующая стадия — сплетни. Тот, кто сказал, что сплетни — удел женщин, никогда не присутствовал на посиделках седовласых ковбоев. Они перемывают косточки общим знакомым похлеще бабушек у подъезда. Ну и на десерт, естественно, — споры о политике. Если бы судьбы страны оказались в руках этой дивной троицы, они бы в два счета поставили к стенке кого надо, а кого не надо заставили бы вкалывать на рудниках на благо отчизны. Ну и, конечно, мигом решили бы все вековые и насущные проблемы.
Через пару часов я осторожно заглянула к выпивающим. Две пустые бутылки стояли на полу, откупоренный шмурдяк — возле бокала Ген Геныча. Семеныч с пеной у рта доказывал, что инфляцию придумали прихвостни империализма, которые на этом наживаются. Третья стадия. Что-то сегодня быстро.
Еще через полчаса вся шайка дружно клевала носом. Я просочилась в дверь, включила чайник и заварила зеленый чай. Дед любит выпить чашечку-другую после застолья. Его друзьям я тоже налила. Ген Геныч посмотрел на меня так, как будто я ему предложила миску собачьего корма.
— Пф, — фыркнул он. — Чай. Зеленый.
И вылил в свой бокал остатки шмурдяка. Семеныч от чая не отказался. Задумавшись, он положил себе семь ложек сахара, отхлебнул, удивился, поставил чашку, расплескав немного на стол.
— Ну что, пойдем развлекаться? — бодро предложил Ген Геныч, опрокинув в себя последний бокал.
— Ага, — сказала я. — Лет пять в вытрезвителе не были. По вам там все соскучились. И в полицию вас давненько не забирали. Пора напомнить о себе.
— Петрович, — обратился Ген Геныч к деду, — а чего у тебя внучка такая дерзкая?
— Вся в меня, — ухмыльнулся дед. — Ладно, герой, решай: тебе такси вызвать или в гостевой постелить?
— Эх вы, старперы! — с искренним сожалением произнес Ген Геныч, резво вскочил, зашагал к двери, споткнулся о ковер перед диваном, рухнул частью на диван, частью на пол и громко захрапел.
— Один готов, — констатировал дед. — Придется тащить в кровать. Семеныч, помоги.
Втроем мы кое-как отволокли худого, но рослого и на удивление тяжелого Ген Геныча на кровать, потом вдвоем посадили Семеныча в такси и вернулись в квартиру деда.
— Иди ложись, я все уберу, — сказала я.
— Да мне пока не хочется спать. Давай вместе.
Дед мыл посуду, я вытирала ее полотенцем и раскладывала по местам. Дед не признает посудомойку, хоть она у него, по моему настоянию, имеется. Когда-то мы постоянно мыли посуду втроем — я, дед и бабушка. Лет в шесть меня распирало от важности, еще бы, мне доверяли такую ответственную миссию — вытирать тарелки, чашки и ложки. Дед всегда стоял у раковины, а бабушка убирала со стола и помогала мне расставить все по местам. Вроде бы ничего особенного, всего лишь мытье посуды, а сейчас эти моменты вспоминаются как самые счастливые…
Мы с дедом болтали о каких-то пустяках, смеялись, разбили одну тарелку и решили, что это на счастье… Давно у меня на душе не было так легко и спокойно. В конце я даже чуть не рассказала деду о ссоре с Никой, но сдержалась. Ведь тогда мне пришлось бы объяснять причину, а к этому я не была готова. Хоть дед и самый близкий и родной человек, некоторые вещи ему знать не нужно. Для его же спокойствия.
Утром в нашу гостинцу пришла беда откуда не ждали — нагрянула с проверкой санэпидемстанция.
— Не иначе как Шапокляк на нас телегу накатала, — предположил дед.
Так, и не только за глаза, он звал хозяйку соседней гостиницы, конкурировавшей с нашей. У них не было бассейна, поэтому отдыхающие зачастую выбирали нас. Шапокляк это приводило в бешенство, что вполне естественно для зловредной старухи. Вместо того, чтобы построить бассейн и успокоиться, она постоянно плела против нас какие-то интриги, которые, впрочем, особого вреда нам не приносили. Ну прям как в мультике, только наша Шапокляк была раза в три шире мультяшной в поперечнике.
С чистотой и всевозможными нормами у нас полный порядок, но, конечно, при желании всегда можно найти, к чему придраться. Вдруг как раз сегодня пол на кухне надраен не до блеска или где-нибудь в недрах холодильника завалялся кусок чего-нибудь внезапно протухшего. Но, оказывается, внимание доблестных последователей Мойдодыра было направлено в другую сторону. Они предположили, что у нас есть грызуны — мыши и даже, страшно сказать, крысы. По косвенным признакам мы с дедом догадались, что эта информация поступила к ним извне. У деда от таких чудовищных обвинений бейсболка встала дыбом.
— Точно, Шапокляк, — шепнул он мне. — Старая кочерыжка.
А тетенькам-проверяющим он сказал:
— Если вы найдете хоть одну крысу, я на ней женюсь. В самом прямом смысле.
Одна из тетенек хихикнула, вторая посмотрела на деда так, что сомнений не осталось: если крыса найдется, деду придется сдержать свое обещание. Причем в ее присутствии.
После вышеизложенного обмена репликами тетеньки отправились на охоту — в первую очередь, конечно, в ресторан, а потом и в другие возможные места обитания грызунов — в прачечную, котельную, подвал. Мы с дедом следовали за ними, впрочем, на пятки старались не наступать, чтобы не злить и без того сердитую половину комиссии.
Когда мы входили в ресторан, нам на глаза попался что-то дожевывающий Аркадий. Уходить он не торопился. Остановился у двери, вежливо произнес: «Доброе утро», дождался, когда мы с дедом ответим, но и после этого не исчез, хоть я и сигналила ему глазами. Выходя вслед за тетеньками из ресторана, мы снова на него наткнулись. Он по-прежнему что-то жевал. Боится погибнуть от истощения и поэтому не уходит далеко от еды?
За время нашей поисковой крысиной экспедиции мы наткнулись на моего временного любовника еще два раза. Да что происходит? Пришлось улучить момент и зажать его в темном углу.
— Ты что, специально перед дедом маячишь? — прошипела я.
— Ну, я подумал, если он злится, пусть лучше оторвется на мне.
— Что? — не поняла я.
— Ну… ты, вроде, собиралась ему все рассказать.
— С чего ты взял?
— Вчера, когда мы возвращались, ты сказала, что не будешь врать и изворачиваться.
Я пару секунд беспомощно хлопала глазами, а потом вспомнила.
— Ты понял все слишком буквально. Я ничего о тебе не говорила, хоть и не изворачивалась. Так что можешь с чистой совестью идти развлекаться.
— Когда мы увидимся?
— Не знаю. Думаю, через пару часов освобожусь. Наберу.
Я почти ушла, но Аркадий вернул меня обратно и нежно поцеловал в шею. О, господи.
Через пару часов я не освободилась, и через пару пар тоже. Охота на крыс оказалась безрезультатной, и сердитая половина комиссии без добычи совсем озверела. Полагаю, дело было не только в крысах. Тетенька злилась на деда. Он тоже хорош! Не мог ради общего дела придержать свой язвительный язык. То и дело отпускал ехидные шуточки. Получалось забавно, мы со смешливой тетенькой постоянно хихикали, но сердитую это прямо-таки бесило. Видимо, она считала свою работу очень ответственной и серьезной, а поведение деда — совершенно неуместным.
Когда пришло время обеда дед, безо всякого ехидства, предложил комиссии отведать наших ресторанных яств. Сердитая тетенька наотрез отказалась, хохотушка заметно расстроилась. Мы как раз обследовали местность в районе бара, поэтому дед сказал:
— Ну освежиться-то точно нужно. Тридцать три градуса в тени. Позвольте предложить вам чего-нибудь прохладительного.
Тут даже злюка не смогла отказаться. Ее организм интенсивно избавлялся от жидкости, выделяя пот стаканами, так что ей определенно требовалось восстановление водного баланса.
Мы с комиссией расположились у бара. Бармен Виталик прорекламировал свой фирменный коктейль «Супермохито», где некоторые традиционные ингредиенты заменялись на капельку абсента и пучок мелиссы.
— Мне безалкогольный, — бросила злюка.
— Мне тоже, — пролепетала хохотушка.
По всему было видно, что она прямо-таки жаждала вкусить эту самую каплю абсента, но находилась под каблуком своей сердитой товарки. Возможно, та была выше по званию.
Бармен подмигнул хохотушке и, когда наливал коктейль, все же капнул абсента. Дед, вращая глазами, намекнул, что нужно заправить зеленым зельем и второй коктейль. Виталик незамедлительно исполнил немую просьбу. Злюка сидела спиной к бару, так что манипуляций коварного бармена не видела.
Дед, взмахнув своим безалкогольным «Мохито» провозгласил тост за удачное для всех завершение экспедиции, хохотушка улыбнулась, злюка нахмурилась. Все выпили.
— Какой интересный вкус, — заметила смешливая тетенька.
— Это все мелисса. Мы ее сами выращиваем, — поспешил сказать дед.
Злюка в мгновение ока опустошила свой бокал, Виталик немедленно принес ей еще. Уже с двумя каплями абсента. Как опытный бармен, он знал, что после первой вкус притупляется, и выпивающий уже плохо понимает, что находится в его бокале.
После третьего бокала злюка продемонстрировала, что приятная компания вкупе с нужными напитками оказывает самое благотворное действие на человеческую природу. Она перестала хмуриться, на ее лице даже пару раз мелькнуло блеклое подобие улыбки. Мы с дедом не могли не заметить, что эта улыбка была адресована не нам, а исключительно Виталику. Бедолага еще не догадывался, какое испытание его ждет…
Но и он заметил перемены. Поэтому сменил фоновую музыку на что-то задушевно-разухабистое, сделал ее погромче и стал менять пустые стаканы на полные еще более резво. После шестого коктейля, выпитого уже совсем не суровой санэпидемстанцией, дед забеспокоился.
— Нам нужно не бесчувственное тело, а тело, способное поставить подписи в нужных местах, — шепнул он мне.
Виталику он сказал, что пора прекратить расходовать абсент, а злюке, превратившейся в обычную разухабистую тетку, каких пачками встречаешь на свадьбах, намекнул, что пришло время подписывать акты. Но ей, видимо хотелось активных телодвижний, потому что она начала подпрыгивать на стуле и ритмично кивать головой под музыку. Хохотушка не отставала, и я стала всерьез опасаться, что они пустятся в пляс. Будут, как курицы, взмахивать растопыренными локтями, вращать тазобедренными суставами и выкатывать в экстазе глаза. В три часа дня, у бассейна, где барахтаются дети, это было нежелательно.
— Давайте пройдем в конференц-зал, — предложил дед.
Без помощи Виталика было никак не обойтись, тот и сам это понимал — бывшая злюка уже на нем повисла и, хихикая, пощипывала за бок.
— Как далеко ты готов зайти ради блага отеля? — серьезно спросил дед.
Виталик посмотрел на тетеньку, судорожно сглотнул и произнес:
— Я… это… если надо… Только текилы выпью.
— Да я шучу! — похлопал его по плечу дед. — Но за готовность к самопожертвованию ради общего дела хвалю. Выпишу тебе премию.
Виталик расплылся в улыбке. Еще бы, такая гора с плеч! Вернее, гору еще надо дотащить до конференц-зала. Но хоть дальше от него ничего не требуют.
Едва мы прибыли в конференц-зал, все акты были немедленно подписаны, а холодная минералка, которую по просьбе деда принесла официантка, употреблена по назначению. Вообще кондиционированный воздух конференц-зала заметно остудил пыл комиссии. В пляс они больше не рвались.
— Все-таки надо было их сначала накормить, — заметила я. — Теток совсем развезло. Нехорошо это.
— И сейчас не поздно, — сообразил дед и в мгновение ока, при помощи повара и официантов, организовал скатерть-самобранку.
Мы с ним принимали активное участие в застолье, лицемерно создавая иллюзию общего веселья. Виталик по-прежнему подносил бокалы с «Супермохито», но, по указанию деда, абсента в них больше не было. К концу затянувшегося обеда обе наши тетеньки были в полном порядке. Сердитая заметно подобрела, хохотушка продолжала радоваться жизни.
Когда мы посадили их в такси, дело уже шло к ужину.
— Вот это денек, — выдохнула я.
Дед торжественно пожал руку сначала Виталику, потом мне и провозгласил:
— Враг в очередной раз повержен. Но моя месть будет жестокой.
— Кому будешь мстить?
— Старухе Шапокляк, кому же еще!
— А вдруг это не она?
— А кто? Крокодил Гена с Чебурашкой? Завтра в двенадцать в администрации общий сбор. Будут призывать доблестных владельцев частных гостиниц не уклоняться от налогов. Там мы с ней и встретимся…
Голос деда звучал зловеще. Надо будет обязательно пойти с ним, помочь ему держаться в рамках. Кто знает, до чего может довести его воинственный настрой.
Глава 9
Добравшись до забытого в квартире телефона, я обнаружила, что он раскалился от звонков и смс. Я набрала номер Аркадия.