Розалин оглядела комнату и постель без полога и драпировок.
– Здесь намного приятнее, чем в гостинице. Мы будем здесь вместе?
– Да.
Похоже, она ничего не имела против. Розалин села на кровать, потом прилегла.
– Думаю, я немного отдохну. Никогда не думала, что пробыть в карете несколько дней так утомительно.
Когда Розалин проснулась, Кайла не было. В поисках мужа она отважилась спуститься вниз.
Харольд дремал в кресле у камина. Она пошла на звуки, доносившиеся из кухни в задней части дома.
Пруденс трудилась там, раскатывая тесто для пирогов. Она улыбнулась Роуз.
– В горшке на камнях теплый сидр, а на столе чашка, если вам угодно.
Роуз налила себе и выглянула из окна в сад, где располагалась рощица молодых фруктовых деревьев. На западном краю участка имелось большое пространство для нового сада. С наступлением весны там посадят молодые деревья.
– Очень славный дом, – сказала она. – Вид из всех окон прекрасный.
– Кайл построил его для нас, когда вернулся из Франции. Отправился в Лондон в поисках удачи и денег, а потом построил этот дом. Харольд, конечно, не хотел его принимать, но я уже замечала, что он заболевает. Вы заметите, как он поддразнивает Кайла из-за его модной одежды и аристократических привычек, но сам он лопается от гордости, оттого что сын его сестры многого добился в жизни.
Роуз подошла ближе к столу, чтобы посмотреть, как Пруденс готовит пирог.
– Я тоже умею печь пироги.
– Неужели? Я не думала, что леди этим занимаются.
– Большинство женщин не умеют стряпать. Но если хотите, я могла бы вам помочь.
Пруденс подвинула к ней несколько яблок и миску.
– Вы можете их почистить и нарезать.
Роуз принялась за работу:
– А где Кайл?
– Он пошел в деревню. Я думаю, он навестит викария, а потом пропустит пинту с ребятами в таверне. Он мог бы захватить с собой Харольда в коляске, но тот уснул. Может, он сделает это завтра. Харольду иногда тоже хочется посидеть с приятелями.
Роуз представила Кайла, одолевающего пешком с полмили до паба и столько же до Тислоу. Он отправился назад, в прошлую жизнь. Снял ли свой модный плащ, когда пошел туда? Отбросил ли все признаки хорошего образования и манер, которые приобрел, чтобы добиться успеха в Лондоне? Вернется ли к выговору, который она заметила в речи Харольда?
В этой таверне будет не тот Кайл, которого знает она. Там будет Кайл, оставшийся для нее незнакомцем.
– Он дружит с викарием?
Пруденс рассмеялась.
– Ну, дружба, пожалуй, неподходящее слово. Граф поручил викарию научить Кайла грамоте и арифметике, латыни и французскому. Он был усердным учителем, иногда даже применял розги, чтобы воодушевить своих учеников. Кайлу это, конечно, не нравилось, но он понимал, что образование обещает иную жизнь. Поэтому и старался.
– А граф? Вы имеете в виду графа Коттингтона? Он был покровителем Кайла?
– Да, не кто иной, как он.
Кайл никогда ей об этом не рассказывал. Во всяком случае прямо. Она просто поняла, что такой благотворитель существовал, но не думала, что это граф. Это не Коттингтон. Не отец Норбери. Теперь многое становилось яснее. Партнерство в разработке новых земельных владений. А также его присутствие на том обеде.
– Почему граф это сделал?
Пруденс была занята тем, что соскребала сахар с сахарной головы.
– Граф познакомился с Кайлом случайно, но тотчас же разглядел в нем неординарного мальчика, умного и отважного. Он понял, что мой племянник будет прозябать в шахте, хотя, еще будучи мальчишкой, уже мог работать как мужчина. Поэтому попросил викария учить его всему, чему он мог бы научиться в школе, и всему, что мог бы узнать, когда вырастет.
Она собрала сахар в чашку.
– Граф – добрый и справедливый человек. Таким он был всегда.
Эта короткая история вызвала у Роуз массу вопросов. Слишком много, чтобы задать их Пруденс.
Розалин так мало знала о жизни мужа, и любопытство ее было возбуждено. При этом она никогда не пыталась получить сведения от него самого, хотя кто бы мог быть лучшим источником информации?
Она никогда не спрашивала, а он не спешил с объяснениями. Роуз не думала, что Кайла смущали или затрудняли разговоры о прошлом или то, что он был не из тех людей, которые много говорят о себе.
Они оба избегали этих разговоров, потому что разговоры о прошлом означали разговоры о Норбери.
Тень ее отношений с Норбери мешала им лучше узнать друг друга.
– Это значит, будут неприятности. И тут не может быть двух мнений, – сказал Джон и для убедительности глотнул эля.
Кайл выпил тоже, чтобы поддержать компанию. Джонатан был шахтером и примерно одного возраста с ним. Они еще мальчишками пришли в шахту в одно и то же время и вместе таскали вверх по лестнице корзины с углем.
Джон был потомственным углекопом и потому вел себя бесцеремонно с приятелем. Остальные шахтеры вели себя тоже вполне по-дружески. Они отсалютовали Кайлу пинтовыми кружками, когда он вошел в таверну, и засыпали вопросами о Лондоне. Но им не хотелось говорить о событиях в их городке. Невпопад сказанное слово могло испортить их жизнь.
– Комитет три раза обращался к владельцам с возражениями против повторного открытия туннеля, и мы пытались объяснить связанную с
Кайл вернулся домой к обеду. Роуз помогала Пруденс накрывать на стол.
Они разговаривали о пустяках, как это часто бывает с малознакомыми людьми. Наконец дядя Харольд не выдержал. Он пожелал узнать, какие новости Кайл принес из таверны.
– Они не часто сюда приходят. После целого дня работы сюда тяжело добираться, – пояснил он.
Тетя Пру попыталась улыбкой смягчить его слова, в которых можно было бы усмотреть недостаток благодарности за их дом. Кайл промолчал. Харольд знал, что все равно они не стали бы часто его навещать, даже если бы он остался жить в деревне. Человек, у которого не хватает сил дойти до таверны, оказывается в изоляции.
– Поговаривают о том, чтобы снова открыть туннель, – сказал Кайл. – Я слышал об этом в декабре, но теперь вроде они в этом уверены.
– Дураки. Жадные болваны.
Эта новость взволновала Харольда настолько сильно, что у него начался приступ кашля.
– По крайней мере твоего отца и других смогут похоронить по христианскому обряду, – тихо сказала Пру.
Роуз удивленно оглядывала их. В глазах ее появилось выражение, которое Кайл не раз уже замечал нынешним вечером. Любопытство. А может быть, переоценка уже известного. Разговор о туннеле вызвал у нее какое-то воспоминание.
Тетя Пру подала один из своих пирогов. Аромат их мог улучшить настроение у кого угодно. Пру была мастерицей печь всевозможные пироги и пирожные. И не важно было что фрукты пролежали всю зиму в подвале. Она все-таки ухитрялась добиться блестящего результата.
Кайл снова почувствовал себя мальчиком, предвкушающим лакомство, доступное только по праздникам, когда шахтерам выдавались деньги и можно было купить сахар.
Пруденс нарезала пирог:
– Роуз помогала мне.
– Неужели?
– Ничто не сближает женщин сильнее, как совместная стряпня, – изрек Харольд. – Приятно видеть, Кайл, мой мальчик, что твоя жена любит печь пироги. Приятно сознавать, что в Лондоне ты не будешь страдать от недостатка домашней еды.
– Роуз замечательно печет, – сказал Кайл, и она зарделась от его похвалы. Он посмотрел на кусок пирога на своей тарелке. – Значит, мне следует поблагодарить тебя, дорогая?
– Я только немного помогла – порезала яблоки.
Кайл попробовал пирог. Он был изумительный.
Роуз следила за ним, пока он с аппетитом ел. И снова в ее глазах появилось это странное выражение. Она о чем-то размышляла.
Глава 14
Роуз хотела поговорить с мужем, но он не пошел наверх вместе с ней, а предоставил подняться в спальню одной.
Как только Роуз там оказалась, она поняла, почему он ее не сопровождал. То, что у них оказалась одна спальня, лишало ее всякой возможности уединения. Подготовка ко сну, которую она обычно совершала в одиночестве, теперь должна была происходить у него на глазах.
Снимая платье, корсет, нижнюю сорочку и чулки, Роуз размышляла об этом. Потом надела ночную рубашку и села на кровать убрать на ночь волосы. Она представляла, что муж тоже здесь и тоже раздевается.
Роуз оглядела кровать. Пруденс и Харольд спали в одной постели всю ночь. Каждую ночь и много лет. Они не расходились по разным комнатам, после того как выполнят свой супружеский долг. Каково это чувствовать, что твоя жизнь так тесно переплетена с чужой?
Приятно, если есть любовь, решила Розалин. Ужасно, если вместо любви – ненависть. Обременительно, если между супругами равнодушие.
Роуз услышала, что Кайл поднимается по лестнице, и легла. Кровать оказалась недостаточно широкой, а это означало, что любые проявления близости на ней были возможны при определенных усилиях. И так должно было оставаться во все время их визита.
Прежде чем войти, Кайл постучал. Роуз усомнилась в том, что Харольд стучал, прежде чем войти в спальню к жене.
Она поборола побуждение отвернуться, чтобы и Кайлу обеспечить некую иллюзию уединения, но он не был нежным стыдливым цветком, а она хотела с ним поговорить.
Он снял верхнюю одежду и повесил в шкаф.
– Тебе понравился пирог? – спросила она.
Он сел на стул и стянул сапоги.