— Сейчас я объясню тебе правила. Для начала — два основных. Правило первое: ты во всём слушаешься меня и других людей, которые к тебе придут. Правило второе: за непослушание полагается наказание. Это самое главное, что тебе следует знать. Остальное вытекает отсюда. Наказание будет очень болезненным. Мы стараемся не оставлять следов на теле, по крайней мере, таких, которые не пройдут за пару недель, и мы знаем десятки способов причинить очень сильную боль, не портя внешний вид. Очень сильную, а при необходимости такую сильную, что ты вряд ли сможешь её вынести.
— Господи, зачём всё это? Можешь ты мне сказать, зачем? — прошептал Джейсон. Он не чувствовал страха, только непонимание и что-то похожее на отчаяние. Безысходность.
— В своё время. Теперь слушай дальше. Мы не собираемся держать тебя прикованным к столу. Я тебя отпущу, но даже не пытайся выбраться отсюда или причинить мне вред. Помни про наказание. Пока меня здесь нет, ты можешь ходить, сидеть, лежать. В том углу, за твоей спиной, есть унитаз и раковина. Сбоку от них — дверь в душ. Сейчас она закрыта, когда ты услышишь сигнал — подойди туда, панель сдвинется в сторону, и ты сможешь вымыться. Сигнал — это не приглашение, это приказ. Слышишь сигнал — бежишь в душ, понял?
— Я должен всё это делать в темноте?
— Тебе иногда будут включать свет. Итак, пока ты здесь один, можешь делать, что хочешь…
— Да, у меня тут куча развлечений, — огрызнулся Джейсон, и тут же его хлёстко ударили по лицу. Удар был такой неожиданный и сильный, что у него брызнули слёзы из глаз.
— Будешь грубить — останешься на столе. Посмотрим, как ты запоешь, если сутки полежишь без движения. Хотя тебе и половины суток будет довольно… — сделав предупреждение, женщина как ни в чём ни бывало продолжила ровным голосом: — Пока ты здесь один, делай, что хочешь. Как только ты услышишь, что дверь открывается, ты должен забраться на стол, лечь на спину и держать ноги и руки в положенных местах — около колец, чтобы когда я или мои коллеги войдём, мы могли сразу же закрепить тебя, как надо.
— Это какой-то сумасшедший дом, — простонал Джейсон. — Скажи, что тебе от меня нужно!
— Запомни, Джейсон, — женщина никак не среагировала на его вопрос, — когда заключённые не прикованы, мы никогда не заходим в камеры в одиночку. Так что не думай, что сможешь воспользоваться ситуацией. Через мои руки прошли гораздо более сильные и изворотливые люди, чем ты, и все они пришли к мысли, что сопротивляться бесполезно. Правда, некоторым для этого пришлось изрядно пострадать. Мне не хотелось бы причинять боль такому нежному и красивому мальчику, как ты.
— Почему ты не говоришь, зачем меня держат здесь? — снова спросил Джейсон и вытянул руку в сторону, надеясь схватить свою невидимую тюремщицу.
— Никогда больше так не делай. Никаких жестов, взмахов или ударов в мою сторону. Никогда. Ни при каких обстоятельствах, — жёстко заявила женщина. — Думаю, небольшой урок послушания тебе не повредит. Не то чтобы ты заслужил его… Ты пока не знаешь правил так хорошо, как требуется. Но это продемонстрирует тебе тот немаловажный в твоей дальнейшей жизни факт, что нам не нужно оправданий, чтобы причинить тебе боль.
Джейсон сжался, не зная чего ожидать в следующий момент.
Вспышка, треск и ужасная боль в руке…
Нет, во всём теле. Он даже кричать не мог.
Через мгновение всё кончилось.
— Шокер, — пояснила женщина. — Он у меня всегда с собой. И одной секундой я обычно не ограничиваюсь.
Как и обещала, она освободила Джейсона, но он лишь едва пошевелился в ответ.
— На сегодня это всё, — сказала женщина. — Кстати, меня зовут Прим.
Через минуту после того, как она ушла, в камере загорелся неяркий свет. Джейсон приподнял голову и огляделся: помещение было не очень большим, чуть ли не половину его занимал высокий стол, похожий на операционный, только шире. В противоположном от металлической двери конце комнаты находились унитаз и крошечная раковина, на выступе которой примостились зубная паста, щётка и жидкое мыло. Комната казалась похожей на колодец из-за высокого потолка, а в двух его углах были установлены камеры наблюдения. Вдоль одной из стен был постелен тонкий коврик, видимо, предполагалось, что на нём можно спать.
Джейсон спустился со стола. Ноги едва его держали. Его опять стало рвать, но на этот раз он успел добраться до унитаза. Он хотел прополоскать рот в раковине, но не смог подняться и упал, ударившись головой об пол. Скорее всего, он на какое-то время потерял сознание, потому что не слышал и не помнил, как в его камеру входили люди. Он лишь почувствовал, как его оттаскивают от унитаза, поднимают на руки и кладут на какую-то мягкую поверхность.
— …очень плохо переносит… — послышался мужской голос, доносившийся словно через слои ваты.
— …свои особенности… — отвечал другой.
Джейсон приоткрыл глаза и попытался поднять голову. Ему тут же сунули в руку бутылку с водой.
— Вроде очнулся.
Он начал пить, постепенно приходя в себя.
— Через час принесите ему еды, если снова будет выворачивать, приведите врача.
Его оставили одного в темноте. Джейсон понял, что лежит на том самом коврике. К нему начала возвращаться ясность сознания, не сразу, шажочками. Но связно думать он пока не мог, мысли путались или бегали по одному и тому же кругу, как заколдованные.
Ему показалось, что прошло буквально четверть часа с того момента, как его оставили одного, но, по-видимому, на самом деле больше, потому что он услышал, как открываются сначала одна дверь, потом вторая — принесли еду. Он даже не попытался подняться.
Тёмная фигура оставила перед ним тарелки и снова скрылась за дверью. После ухода охранников зажёгся слабый свет. Джейсон сел и начал есть. К сожалению, забытьё к нему больше не приходило, он лежал и смотрел в потолок, перебирая варианты и гадая, почему он тут оказался. Через час свет опять выключили.
Через четыре приёма пищи (Джейсон не знал, в чём ещё ему измерять время) он совсем оправился. Прим к нему не приходила — заходили лишь безмолвные тюремщики, которых он не видел, оставляли еду и бесшумно исчезали. Джейсон, услышав щёлканье замков, каждый раз покорно ложился на стол, но его ни разу не приковали.
Он был даже благодарен своим мучителям за то, что в его камере было почти постоянно темно — ему бы не хотелось лежать голым на столе перед этими людьми.
Один раз он услышал пронзительный писк из дальнего угла — видимо, это был сигнал к приёму душа. Джейсон двинулся в ту сторону и увидел, как отъехала в сторону стенная панель, открыв маленькую освещённую душевую. Он не мог сам ни регулировать температуру воды, ни включить её или выключить — всё совершалось кем-то извне. В его распоряжении был лишь микроскопический флакончик какой-то пенящейся жидкости, не было даже ничего похожего на губку.
Когда в очередной раз стала открываться дверь, Джейсон удивился: еду приносили совсем недавно. Он поднялся с пола и лёг на стол, не видя никаких причин сопротивляться. Чем больше он размышлял над ситуацией, тем безвыходнее она ему казалась. Ему оставалось лишь ждать перемены в условиях содержания или в отношении к нему охранников, или ещё чего-нибудь. То, как дело было поставлено сейчас, не оставляло ему ни малейших шансов. Даже если он каким-либо образом выберется из камеры, дальше была полная неизвестность, ведь он не имел никакого представления о происходящем вовне. И в этой неизвестности было главное оружие похитителей.
Возможно, когда-нибудь он отчается до такой степени, что решится на безумный поступок, но пока здравый смысл и воспоминания о наказании подсказывали ему, что нужно ждать. Что-нибудь обязательно произойдёт. Ни у кого не может быть цели просто держать его тут вечно. Вот на этом шаге размышлений ему обычно приходил в голову «Коллекционер» Фаулза и истории в новостях о женщинах, проведших в подвалах по несколько лет. Но там речь шла о нездоровых наклонностях одного человека, здесь же явно действовала целая организация. Содержание пленника, а возможно, и нескольких, не говоря уже о самом строительстве и оборудовании подобных камер, должно было стоить недёшево.
Ещё он надеялся, что его ищут. Финлэй вряд ли так просто смирится с непонятным исчезновением одного из своих сотрудников. Его будет искать не только полиция.
Дверь открылась, и в помещение вошло несколько человек. На этот раз ему закрепили в кольцах руки и ноги. Послышался голос Прим:
— Можете идти.
Почти неразличимые во мраке тени скрылись за дверью. Джейсон остался наедине с Прим.
— Ты молодец, Джейсон. Хорошо запомнил правила. Думаю, мы с тобой найдём общий язык.
— Объяснишь ты, наконец, что тебе от меня нужно?
— Только немного послушания. Всё остальное уже наше. Ты принадлежишь нам. Теперь у тебя нет ничего своего и никогда уже не будет. Возможно, даже имя тебе дадут другое.
— Вы же не будете держать меня здесь… Скажи, зачем всё это?
— Разумеется, не будем. Когда ты будешь готов, для тебя найдут владельца.
— Владельца?.. Я живой человек, у меня не может быть владельца! — Джейсон рванулся вперёд, но цепи держали прочно.
— Может. И им станет тот, кто больше за тебя заплатит.
— Бред какой-то… — Джейсон не верил своим ушам. — Я не нелегальный эмигрант без документов, мы в Лондоне, а не в… я не знаю… не в Сомали! Никто не может держать человека в рабстве!
Он начинал понимать, куда попал и какая судьба его ждёт, и немой ужас сжимал его грудь. Он едва мог говорить, ему казалось, что он сейчас задохнётся.
— В определенной степени ты прав, — согласилась Прим. Голос её доносился откуда-то слева и казался бесплотным, словно не привязанным к телу, а доносившимся из динамиков. — Босс предпочитает иметь дело с менее защищёнными слоями населения. С ними действительно меньше проблем, но и доход меньше. Деревенская девка из Марокко или Украины, знающая десять слов на английском, стоит не так уж и дорого. Но есть и более высокий класс. Взять, например, тебя, ты умеешь вести себя, с тобой не стыдно появиться даже на дипломатическом приёме, ты образован, играешь на фортепьяно, говоришь по-английски и по-французски…
«Боже, откуда она всё это знает?» — пронеслось в голове у Джейсона.
— Внешние данные тоже играют не последнюю роль. Одного твоего симпатичного личика хватило бы, чтобы продать тебя за приличную сумму. Естественно, возможность иметь компаньона вроде тебя — привилегия очень богатых людей. Но если они запросто выкладывают двадцать-тридцать миллионов долларов за самолёт, то заплатить в разы меньше за красивую и послушную игрушку — не проблема. По цене ты сравним, ну, скажем, с эксклюзивными часами.
— С чего вы взяли, что я стану послушной игрушкой? — внезапно охрипшим голосом проговорил Джейсон.
— Станешь. И не такие, как ты, становились. Впрочем, это не моя забота. Я занимаюсь самым начальным этапом, предпродажной подготовкой. Воспитание — это следующий шаг. Кто-то из владельцев предпочитает вбивать покорность самостоятельно, кто-то нанимает для этого специальных людей, моих коллег, например. Эти люди умеют добиваться абсолютного послушания. И ты не будешь исключением, ты смиришься, как все, кто был здесь до тебя.
— Я не верю, что такое возможно… — прошептал Джейсон. — Я никогда…
— Тебе пора привыкать к этой мысли. Думаешь, зачем я тебе всё это рассказываю? Ты должен понять, что другого пути нет, сопротивляться бесполезно — это лишь дополнительная боль. Ты всё равно станешь тем, чем должен стать. Можешь мне не верить, но когда-нибудь, даже если твой хозяин отпустит тебя… Если он посадит тебя в машину, даст ключи, все твои документы и полную сумку денег, чтобы начать новую жизнь — езжай, куда хочешь, — ты и тогда не уйдёшь. Ты останешься с ним.
— Нет, я не верю.
— Я всё сказала, Джейсон, и не буду больше возвращаться к этой теме. Теперь ты знаешь, зачем ты здесь.
— Меня будут искать.
— Кто? У тебя нет родственников. Твоя подружка — бесполезное и беспомощное существо, к тому же, она и не вспомнит про тебя через месяц. На работе твоё место через три дня займёт другой человек, и ты останешься для них лишь досадной неприятностью и стопочкой лишних бумаг. Ты никому не нужен, Джейсон.
«Вот тут ты ошибаешься, — подумал Джейсон. — На работе меня будут искать, ещё как будут. А потом, если я выберусь отсюда — ладно, если меня в конце концов кто-то купит, — стоит мне хотя бы на полминуты добраться до телефона… Меня найдут».
— Да, с такими, как ты, некий риск всегда есть, — продолжала Прим. — Но иначе высококлассный товар не раздобудешь.
— И как это происходит? — с горькой усмешкой спросил Джейсон. — Я буду стоять на помосте, как на невольничьем рынке? Мне будут зубы рассматривать?
— Нет, не так грубо. Ты всё узнаешь в своё время. На сегодня наш разговор почти закончен, я оставлю тебя на какое-то время, чтобы ты мог всё спокойно осмыслить. Имей в виду, к тебе тут особое отношение. Босс, видно, боится, что мы по неосторожности можем подпортить такую хрупкую игрушку, как ты, и это снизит цену. Обычно мы так не церемонимся, особенно с парнями.
— Здесь много таких?
— Есть кое-кто, — уклончиво ответила Прим.
Целая фабрика, конвейер по изготовлению рабов…
— Остался последний вопрос, — сказала Прим. — У тебя был опыт с мужчинами?
— Опыт в смысле…
— Да, в смысле сексуальный опыт, — подтвердила женщина.
— Нет, — онемевшими губами ответил Джейсон, и внутри у него всё похолодело. Он догадывался, что на самом деле подразумевало «рабство», о котором говорила Прим, но покуда об этом не заходила речь напрямую, он не думал об этом.
— А если не иметь в виду именно физический контакт? Испытывал ли ты влечение к мужчине? Сильную симпатию?
— Нет, никогда. Мне в голову такое не приходило, — Джейсон не знал, что принесёт ему этот ответ.
Глупо было надеяться, что Прим скажет: «А, ты не гей, тогда ты нам не подходишь. Можешь возвращаться домой». Но не могли же они совершенно не принимать во внимание тот факт, что он не интересовался мужчинами.
— Это прибавит мне работы. Вообще-то, среди наших клиентов есть и женщины, но мужчины за тебя заплатят гораздо больше. Я буду готовить тебя для них.
— В каком смысле готовить? — замирая сердцем, спросил Джейсон.
— В самом очевидном. Ты поймешь, что способен получать удовольствие от секса с мужчинами, и будешь хотеть его.
— Ничего такого я никогда не захочу, — твёрдо произнёс Джейсон.
Прим хохотнула.
— Посмотрим, — насмешливо протянула она. — С мужчинами в этом отношении проще, почти одна физиология, рефлексы. Женщину легче сломить морально, но вот с её телом справиться сложнее. А теперь согни ноги в коленях и раздвинь их.
Джейсон покачал головой, совсем забыв, что этого жеста в темноте не видно.
— Ты слышал меня?
Он молчал, лишь тяжело дышал. Он почувствовал, что тело его сотрясает дрожь — не столько от страха, сколько от сильного напряжения, в котором он находился последние минуты.
— Джейсон, ты знаешь, какова альтернатива. Или ты выполняешь приказ, или я наказываю тебя, а потом зову человека на помощь, и мы всё равно разведём твои чёртовы ноги и сделаем, что хотим. Только тебе будет гораздо больнее.
Он хотел сказать: «Не надо», но просьба замерла у него на губах. Он понимал, что просить бесполезно, что это будет лишь ещё большим унижением.
Джейсон сделал, как она сказала. Он почувствовал, как горлу подкатывает ком и глаза начинает щипать, словно он сейчас заплачет — от отчаяния, от полной своей беспомощности, от слабости и неспособности сопротивляться, от унижения. Прим была права: он принадлежал им, кем бы эти люди ни были. Даже распоряжаться собственным телом было не в его власти — оно тоже принадлежало им, и они сделают с ним всё, что пожелают.
Он услышал шаги и увидел, как тёмный силуэт двинулся к нему. Прим остановилась где-то на уровне его груди. Джейсон почувствовал, как её теплый твёрдый палец коснулся его рта.
— Оближи, — скомандовала она.
— Тебе что, недостаточно…
Прим ударила его по лицу, не так сильно, как в прошлый раз, но весьма ощутимо.