Сколько раз в будущем Марине повторят эти слова, словно заклинание, заставляя ее менять свои решения и свою судьбу… Как и в последующие дни ее жизни, она и в этот день дала свое согласие…
Уже в своей комнате, куда ее милостиво отпустила мать подготовиться морально к сегодняшнему вечеру, наедине с самой собой, Марина поспешно развернула полученную записку.
«Милая Марина Александровна (позвольте мне к вам так обратиться в первый и, скорее всего, последний раз),
Я искренне прошу прощения за то, что по пьяному недоумению так жестоко поломал вашу судьбу, ваше возможное будущее. Я не имел права и не должен был быть под вашими окнами в это злополучное утро. Кто-либо другой, но не я, беспечный прожигатель жизни. Я надеюсь, что вы позволите исправить содеянное мной и согласитесь претворить в жизнь разработанную стратегию. Вы мне нравитесь (тут сердце Марины готово было выскочить из груди), и я на все готов, чтобы вы смогли найти в свете того единственного, кто по достоинству оценит вашу красоту и ваш ум, чтобы вы нашли свое счастье. Поверьте мне, вы действительно достойны этого.
Я искренне желаю вам благополучия. Будьте счастливы»
Марина перевела взгляд в конец записки и увидела еле заметный постскриптум, написанный более мелким почерком.
«Душою предан низменным соблазнам,
Но чужд равно и чести, и стыду,
Он в мире возлюбил многообразном,
Увы! Лишь кратких связей череду
Да собутыльников веселую орду…»
Это был конец. Конец ее влюбленности. Конец ее мечте…
Глава 4
Как больно, когда умирает мечта. Разбивается, разлетается на куски. Вдребезги.
Марина молча, словно окаменев, опустилась на кровать. Она еще раз перечитала записку, и каждое слово дикой болью отдавалось в ее душе. Он не любит ее и никогда не полюбит. Никогда!
«Того единственного»! «Будьте счастливы»!
Эти слова привели Марину в бешенство. Она подскочила на ноги и быстро, чтобы не передумать, порвала записку на мелкие кусочки, истерически хохотнув. Он хочет спасти ее. И что за ирония судьбы — от самого себя!
Сколько раз ей твердили, что у Загорского нет и не может быть чувств к ней! Сколько раз повторяли, что совесть и честь не в почете у князя, что он бессовестный распутник! Боль железной рукой сдавила ей сердце. Как она верила в свою придуманную мечту! Как обманулась! Боже, как же, наверно, забавляла Загорского ее наивная влюбленность, ее слепое обожание…
Марина стиснули кулаки. Она сделает то, что от нее хотят. Но сделает не ради себя, ей было в эту минуту совершенно все равно, что от нее может отвернуться в Петербурге вся эта светская публика. Она заботилась только о своих сестрах, чье будущее в Петербурге она может осложнить своим настоящим поведением, о Юленьке, дружбой с которой она так дорожила. Только ради этого Марина поступит должным образом, а потом — прочь, прочь из этого лживого города, прочь от обманных глаз и пустых слов. Ей будет гораздо лучше в Ольховке, которую она хоть и смутно, но помнила, как помнила и тепло няниных объятий. Только это поможет ей излечиться от этой боли, терзавшей ее душу.
«Уеду, — решила Марина. — Сразу после Юленькиного венчания и уеду». Она поднялась с кровати и позвонила горничной. Та явилась незамедлительно:
— Что угодно барышне?
— Прибери здесь, а потом одеваться будем. Нынче вечером выезжаю.
Спустя некоторое время Марина сидела перед зеркалом и придирчиво вглядывалась в свое отражение. Ей казалось, что после сегодняшнего потрясения должна была измениться не только ее душа, но и внешность. Но нет: она выглядит так же, как и ранее, вот только глаза уже не горят тем огнем доверчивой юношеской влюбленности.
— Барышня не довольна, как ее причесали? — откуда-то из-за спины донесся голос горничной.
— Довольна, милая, очень красиво, — Марина повернула голову, словно рассматривая свое отражение. Пожалуй, она как никогда хороша в этот вечер. «Актриса готова к выходу на сцену», — усмехнулась девушка.
Как и предполагалось заранее, по прибытии на бал Марину с матерью и теткой встретили довольно холодно. Хозяйка дома не могла любезно не поприветствовать их, как того требовали приличия, но гости почти сразу же стали игнорировать их маленький кружок. Чуть позднее прибыл граф Арсеньев с двумя своими сослуживцами, и, как было условлено, поздоровавшись со своей невестой и ее родителями, неожиданно для собравшихся подошел к Марине и ее родственницам и представил им прибывших с ним офицеров. С ними она должна была станцевать пару танцев, пока на бал не прибудет другое главное действующее лицо — князь Загорский.
Понимая, что на нее сейчас направлены десятки любопытных глаз, Марина из всех сил старалась удержать на лице безмятежную улыбку, направленную к своим собеседникам, моля Бога, чтобы этот спектакль побыстрее закончился.
Почти одновременно с ними прибыл князь. Он приехал почти к началу бала, еще до первого танца, что было исключительным событием для него, и этот факт упрочил версию влюбленности Загорского. Марина поняла это по шепотку, прошелестевшему по залу, по участившимся взглядам, то и дело бросаемых в их сторону. Сергей вошел в залу, настолько привлекательный каким-то своим мужским обаянием, что у Марины (да и не только у нее одной) перехватило на миг дыхание. Он прошелся по залу, то и дело раскланиваясь с гостями, ослепительно им улыбаясь и бросая мимолетные взгляды в сторону Марины, которые сразу же были замечены присутствующими. Гости, заранее подготовленные слухами об их ночном рандеву, о безумной страсти Загорского к девушке, явно предвкушали невиданное зрелище, которое они смогут долгое время до начала следующего сезона смаковать, пересказывая друг другу во всех подробностях.
Хозяйка подала знак, и заиграл полонез, с которого по обычаю начинался бал. Пары встали в танец. Марину повел в полонезе один из товарищей Арсеньева. Загорский не стал танцевать, а встал в одной из ниш, якобы в намерении скрыться от любопытных глаз, и стал наблюдать за танцующими, изредка перебрасываясь фразами с подошедшими к нему знакомыми.
Марина нервничала под взглядом Сергея, что доводило ее просто до бешенства. Она пыталась улыбаться своему партнеру по танцу, но это плохо получалось. Ее глаза, словно самостоятельно, возвращались к высокой фигуре Загорского, и она никак не могла заставить себя прекратить это.
Наконец полонез закончился. Марина вздохнула с облегчением и позволила своему кавалеру проводить себя к тетушке и матери. От второго танца она отказалась, несмотря на возражения матери («Ты должна делать вид, что тебе абсолютно безразлично присутствие князя!») и попросила принести одного из ее собеседников оранжад.
Загорский второй танец тоже пропустил, послав ей «незаметно» для окружающих несмелую приветственную улыбку. Марина ее проигнорировала и повернулась к нему спиной. Она понимала, что поступает в разрез правилам приличия, но ничего не могла с собой поделать.
Третьим танцем был вальс, и сердце Марины сначала замерло, потом пустилось в бешеном ритме — с вальса и начиналась кульминация их пьесы. По напряженному лицу матери она поняла, что к ним направляется князь.
— Будь благоразумна, — шепотом взмолилась Анна Степановна. — Помни о своем положении…
Но Марина словно не слышала ее. Она повернулась к подошедшему князю и смотрела в его красивое лицо. «Почему? Почему ты отверг меня?» — кричала ее душа. — «Я ведь так любила тебя, ты был для меня всем…»
— Марина Александровна, — склонив голову в неглубоком поклоне, улыбнулся Загорский и протянул ей руку. — Позвольте ангажировать вас.
Марина чувствовала, как ее неумолимое сердце рвется навстречу ему, но мгновенно всплывшие в памяти холодные и вежливые слова его письма заморозили ее порыв. Она посмотрела ему в глаза и покачала головой, краем глаза отмечая ту волну перемолвок, что тотчас пронеслась по залу. Множество глаз наблюдало за их встречей, множество ушей пытались уловить хотя бы слово из их разговора, чтобы после обсудить произошедшее во всех мельчайших подробностях, смакуя каждую деталь. Для всех окружающих вся эта история с ее влюбленностью лишь интересная сплетня, для нее же — ужаснейшая возможность навсегда разрушить ее репутацию, ее жизнь, будущее ее и ее семьи…
— Сожалею, ваше сиятельство, но вынуждена вам отказать, — Марина усилием воли раздвинула губы в подобии улыбки, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно более холоднее и презрительнее. — В последний наш с вами танец сильно пострадали мои ноги, а я желаю впредь оставаться в добром здравии. Кроме того, этот вальс уже ангажирован. Да и вся моя бальная карточка уже полна. Весьма сожалею, ваше сиятельство.
Загорский молча, словно смирившись с поражением, склонил голову в прощальном поклоне и отошел в сторону. Тут же к Марине подошел один из сопровождавших их маленькую компанию офицеров и пригласил ее на уже звучавший вальс. Кружась по залу, Марина уловила уход Загорского из залы, сопровождаемый тихими смешками и перешептываниями. «Вот и все. Конец истории», — девушка прикрыла глаза, стараясь сдержать невольно прилившие слезы. Но когда она вернулась к матери и тетушке, слез словно и не бывало, на лице ее сверкала улыбка, она задорно смеялась шуткам своего партнера по танцу.
Постепенно к их маленькой компании стали подходить все те, кто до этого танца их игнорировал, и скоро вокруг Марины опять образовался круг ее постоянных поклонников. Она шутила с ними, танцевала, снова и снова рассылала им ослепительные улыбки, принимая их комплименты. Только раз на ее лицо набежала тень, когда в разговоре вплыло имя Загорского.
— Нет, я не понимаю, как этот Загорский посмел подумать, что таким образом он может поступать с дамой! — вдруг начал горячиться один из ее поклонников. — Где его манеры, где элементарная воспитанность? Его поведение недостойно благородного человека! Дуэ…
— Нет-нет, — поспешила Марина прервать его прежде, чем неосторожное слово сорвется с его губ. — Прошу вас не стоит так горячиться, Алексей Алексеевич. Я думаю, князь уже понял свою ошибку.
— Все дело просто в том, что он неожиданно для себя слишком влюблен в вас, и это чувство затмило его разум. И, поверьте, мне я не удивлен, — вы кому угодно способны свести с ума вашей несравненной красотой, — с этими словами ее собеседник поднес ее руку к губам. Марина поспешила прикрыть лицо веером, словно в смущении от подобной вольности, на самом деле пытаясь скрыть от окружающих то, как задели ее эти слова. «Ах, если бы это действительно было так, мой друг… Ах, если бы так…»
Тем же вечером возвращаясь домой, Марина со слезами на глазах обратилась к матери с просьбой уехать из Петербурга в Ольховское.
— Я так долго не была там, очень соскучилась по имению. Прошу вас, маменька, поедемте домой.
— Ты с ума сошла, душенька?! Если мы сейчас уедем, то дадим очередную пищу для сплетен. Тебе не хватило этих? Я лично сыта по горло ими и твоим поведением. Нет, довольно трепать имя Ольховских! Никуда не поедем, — отрезала мать.
Марина отвернулась, пытаясь сдержать слезы, но они все равно пролились из глаз и горячими ручейками побежали по щекам. Ее тетушка, хранившая до этого молчание, протянула руку и смахнула со щек девушки одну из слезинок.
— Милая, Анна права. Негоже сейчас бежать из столицы. Да и все эти вечера и твои поклонники, от которых ты бежишь, быстрее помогут твоему бедному сердечку забыть. И ты совсем забыла про свадьбу своей подруги… Думаю, ей будет весьма приятно видеть тебя на службе в этот день.
И Марина осталась, как и намеревалась ранее, в Петербурге до дня венчания Юленьки с графом Арсеньевым. Она неустанно благодарила Бога за то, что ей более не пришлось встречаться с Загорским в Петербурге до отъезда. Он умело свел на нет свои посещения светских мероприятий, где они могли случайно столкнуться, и Марина почти отвыкла от его глаз, от его смеха, от его улыбки… Но ее глупое сердце по-прежнему судорожно сжималось, стоило ей заметить в толпе гвардейский мундир и венчавшую его светловолосую голову.
Юля и Арсеньев собирались венчаться до Вознесения, намереваясь после обряда уехать на остаток весны и на все лето в деревню, в имение графа, где Юленьке предстояло принять на себя новую роль графини и хозяйки дома. Марина с каким-то затаенным страхом и в то же время с нетерпением ждала этого момента. Они никогда не расставались с подругой долее, чем на день, со времен института, а тут предстояла такая долгая разлука, тем более Марина предполагала никогда не возвращаться в Петербург. Ей казалось, что самым лучшим для нее будет стать супругой какого-нибудь местного дворянина из губернии, где была распложена Ольховка, и навсегда поселиться так далеко от соблазнов большого города, которые так вскружили ей голову и чуть не погубили ее. Она представляла себе небольшое имение, несколько детишек и мужа-домоседа с трубкой в зубах у камина в гостиной. Они будут редко выезжать — ни к чему вся эта мишура, зато будут с удовольствием проводить время в охоте и деревенских хлопотах. Разумеется, она ни словом не проговорилась об своих планах маменьке, ведь для той отъезд на лето в Ольховку уже казался трагедией, из-за чего она непрестанно переругивалась с Софьей Александровной.
День венчания был солнечным и безветренным, чему не переставали радоваться женская часть приглашенных, ведь в стремлении выглядеть модно и красиво она была выряжена в платья с голыми плечами и не очень плотные накидки. Марина весь обряд не отрывала своего взгляда от счастливой пары. Они не отрывали своего взгляда от батюшки, но их глаза горели таким огнем, что Марине стало грустно до слез. Она немного завидовала Юленьке, которая отныне принадлежала человеку, которого любила и который отвечал ей тем же.
Молодожены пошли вслед за батюшкой вокруг аналоя. Марина поймала взгляд подруги и улыбнулась ей, но встретившись глазами с серыми глазами дружки Арсеньева, несшего над тем венец, мгновенно окаменела. Загорский так же, как и она, быстро отвел глаза, но она успела заметить, как в них что-то мелькнуло. Что-то похожее на сожаление. «Сожаление? У того, у кого нет сердца и совести, не бывает приступов сожаления», — невесело подумала Марина и попыталась сосредоточиться на службе.
После окончания церемонии и поздравления батюшки с таинством венчания гости и молодожены должны были ехать на свадебный обед, но Марина внезапно поняла, что не в силах вынести еще несколько часов в том напряжении, в какое вогнал ее один лишь взгляд. Что же тогда будет на обеде? Поэтому она решила поздравить молодоженов и, извинившись, тихо уехать по возможности незаметно для остальных.
Но она не учла, что ее намерения легко можно предугадать, и поэтому очень испугалась, когда, стоя на крыльце церкви в толпе приглашенных, кидающих в молодоженов зерно и лепестки роз на счастье, почувствовала мужскую руку на своем локте. Марина быстро повернула голову и неожиданно для себя самой встретилась глазами с Загорским. Сердце ее моментально подпрыгнуло в груди и пустилось вскачь. Девушка почувствовала, что ее щеки заливает предательский румянец, и разозлилась на себя за такую реакцию.
— Что вам угодно, сударь? — Марина старалась как можно тише обратиться к нему, ведь если их сейчас заметят, опять не оберешься разговоров. Но она могла разговаривать в полный голос — никто бы этого и не заметил, все внимание было приковано к молодоженам.
— Марина Александровна…— начал было князь, но увидев, как негодующе вспыхнули ее глаза, поспешил исправить обращение на более холодно-официальное. — Сударыня, я прошу уделить вас мне всего минуту.
Марина отвернулась от него и смотрела теперь на улыбающихся молодоженов, спускающихся по ступеням крыльца.
— Позвольте полюбопытствовать, чего ради? — сквозь стиснутые зубы проговорила она.
— Я бы хотел еще раз извиниться перед вами. Я виноват, и мне нет оправдания…
— Не стоит, сударь, — перебила его Марина. — Не стоит пустых слов и сожалений. К чему они теперь?
— Вы злитесь на меня, я вижу. И поделом. Я был недопустимо безрассуден.
— Я повторяю вам, не стоит тратить попусту слова. Вам не за что извиняться. Это я позволила себе недопустимое безрассудство, не вы. Вашей вины здесь нет в помине. И, прошу прощения, я не понимаю, к чему вам извиняться, если в вас так отчаянно и нелепо влюбилась очередная дурочка. Ведь это, я полагаю, произошло не в первый раз и в далеко не последний. К чему тогда так сожалеть? На всех не хватит ваших душевных сил и терзаний. А теперь прошу прощения, позвольте мне вас покинуть, все уже готовы к отъезду, а мне еще предстоит переговорить с Жюли.