Харриман умолк. Стронг осведомился:
— Делос, ты уже завершил свою проповедь?
— Черта с два! — огрызнулся Хэрримэн. — Все-таки ты видишь вещи в другом свете. А знаешь, что мы можем там обнаружить?
Харриман устремил палец вверх.
— Людей!
— На Луне?! — спросил Каменс.
— А почему нет, — прошептал Монтгомери.
— Да не на Луне. Я был бы удивлен, если на этой безвоздушной скорлупке кто-нибудь жил. Луна кончилась. Я говорю о других планетах — Марс, Венера, спутники Юпитера… Может, и на звездах! Допустим, где-нибудь мы встретим-таки людей. Что это может для нас означать? Мы были совершенно одиноки во Вселенной — единственная разумная жизнь в единственном известном нам мире. Объясниться с собаками или обезьянами еще не удавалось. Все вопросы приходилось разрешать самим, будто всеми покинутым сиротам. А если мы встретим людей, разумных людей со своим образом мыслей?! Наше одиночество кончится! Мы сможем поднять взгляд к звездам, без всякого страха!
Харриман устало замолчал. Он будто даже смутился из-за своего порыва, словно его застали за каким-нибудь очень уж интимным занятием. Стоя перед собеседниками, он внимательно вглядывался в их лица.
— Ну, хозяин, выдаете, — восхитился Монтгомери. — Это можно использовать. Как вы считаете?
— А ты что — все запомнил?
— Зачем же? Просто незаметно включил запись.
— А, лопни твои глаза!
— Пустим это дело на видео — может быть, в пьесе…
Харриман с мальчишеским задором улыбнулся:
— В жизни играть не пробовал, но если ты думаешь, что так надо — сыграю.
— Нет, хозяин, только не это, — ужаснулся Монтгомери. — Тип не тот. Тут, наверное, подойдет Бэзил Уилкс-Буз. Голос, будто орган, лицо ангельское — вместе с ними текст произведет впечатление.
Покосившись на свое брюхо, Харриман буркнул:
— Ладно, к делу. Теперь — о деньгах. Во-первых, одна из недоходных корпораций может собирать пожертвования — ну, как колледжи делают. Постараемся раскрутить на пожертвования самых богатых, которым действительно надо скостить налоги. Сколько, по-вашему, мы можем с них поиметь?
— Немного, — сказал Стронг. — У этой коровки молоко иссякло.
— Оно не иссякнет! Вокруг полно богачей, которые охотно подарят кому-нибудь деньги, лишь бы налогов не платить. А сколько может заплатить человек, желающий, чтобы один из лунных кратеров назывался его именем?
— А я-то думал, кратеры все уже названы, — заметил юрист.
— Большинство — нет. И у нас в запасе вся обратная сторона, еще не тронутая[16]. Сегодня мы не будем делать точных оценок, просто будем иметь в виду этот источник. Монти, надо подумать, как выжать даймы из школьников. Сорок миллионов школьников — с каждого по дайму, будет четыре миллиона долларов — тоже на дороге не валяются.
— А зачем же останавливаться на десяти центах, — сказал Монти. — Если мы действительно сможем заинтересовать школьника, он и доллар наскребет.
— И что мы дадим ему за этот доллар? Кроме, конечно, чести участвовать в таком благородном начинании?
— Ну…
Монтгомери закусил ноготь указательного пальца.
— Допустим, они будут слать нам — кто доллары, кто даймы. Приславший дайм получит членский билет клуба «Лунный свет»…
— Нет, лучше «Юный космонавт».
— Ладно, а в «Лунном свете» пусть будут девочки. И не будем забывать о скаутах. Каждый школьник получит такой билет. Если он даст нам еще дайм — поставим в билете штамп. Когда он наштампует на доллар — получит сертификат со своим именем и виньетками, а на обороте — фотоснимок Луны. Можно в рамку вставить…
— Луна — на лицевой стороне, — сказал Харриман. — Все нужно печатать с одного оттиска — и дешевле, и красивее.
Следует дать малышу и еще что-нибудь, к примеру, пообещать, что его имя появится в списке Юных первооткрывателей Луны, а список будет помещен в монумент, который воздвигнут на Луне в том месте, где приземлится первый корабль… Конечно, список надо микрофильмировать — никакого избыточного веса!
— Отлично, — согласился Монтгомери. — А когда он доберется до десяти долларов, дадим ему настоящий позолоченный значок с метеоритом и звание старшего первопроходца с правом голоса или чего-нибудь там еще. И пообещаем, что имя его будет вычеканено на платиновой пластине снаружи монумента.
Стронг скроил кислую мину, будто лимон разжевал.
— А что будет, если он пришлет сто долларов?
— Ну, тогда, — радостно ответил Монтгомери, — мы дадим ему новый билет, и он сможет начать все сначала. Вы об этом не беспокойтесь, мистер Стронг, — если кто из ребятишек зайдет так далеко, то будет вознагражден соответственно. Может быть, устроим ему экскурсию — осмотр корабля перед отлетом — и совершенно бесплатно дадим его собственное фото на фоне корабля и с автографом пилота, автограф нам любая секретарша нацарапает.
— Детишек обирать… Как не стыдно!
— Почему же «обирать»? — оскорбился Монтгомери. — Неосязаемые вещи — самый лучший товар! Они всегда стоят ровно столько, сколько вам не жаль на них потратить. К тому же они не портятся со временем, так что можете спокойно забрать их с собой в могилу.
— Н-да-а….
Харриман выслушал все это с улыбкой и не сказал ничего. Каменс откашлялся:
— Если вы, упыри, уже насосались кровью юности планеты, у меня есть еще идея.
— Вперед!
— Джордж, ты ведь марки собираешь, так?
— Так.
— Сколько может стоить конверт со спецгашением, сделанным на Луне?
— Э-э… Но мы ведь не сможем этого проделать, ты сам знаешь.
— Думаю, не будет большой беды, если мы объявим лунный корабль официальным почтовым отделением. Сколько может стоить такой конверт?
— Зависит от того, сколько их будет выпущено.
— Должно быть некое оптимальное количество, чтоб доход вышел как можно больше. Можешь прикинуть?
Стронг уставился в потолок, затем вынул карандаш и начал считать. Харриман продолжал:
— Сол, я тут припоминаю, как удачно купил у Джонса его лунные дивиденды. Как там, по-твоему, насчет продажи участков под застройку?
— Делос, давай посерьезней. Этого делать нельзя, пока ты не достигнешь Луны.
— Я совершенно серьезен. Ты, наверное, думаешь о тех правилах, что действовали в сороковых годах: каждый участок надо застолбить и дать подробное описание. Я хочу продавать лунные участки, а ты придумай, как это сделать по закону. Если получится, продам всю Луну — права на землю, на полезные ископаемые — на все.
— Если кто-нибудь захочет купить.
— Отлично! Чем дальше, тем веселей. Обрати внимание также и на то, как именно мы будем облагать налогом то, что продадим. Если земля не будет использована и налогов платить не станут, она вернется к нам обратно. Ты пока что ты прикинь, как это сформулировать, чтобы не угодить сразу в тюрьму. Наверное, следует вначале разрекламировать это в Европе, а распродажу провести исключительно в нашей стране. Вроде билетов ирландского тотализатора.
Каменс призадумался.
— Можно зарегистрировать фирму по торговле недвижимостью в Панаме, а рекламировать по радио и телевидению из Мексики. Ты что, и вправду веришь, что на эту ерунду найдутся покупатели?
— Да продать можно хоть лед в Гренландии, — заявил Монтгомери. — Все дело в рекламе.
— Ты, Сол, читал о земельном буме во Флориде? — спросил Харриман. — Там покупали участки не глядя, и не глядя продавали за тройную цену. Порой участок успевал сменить дюжину хозяев, пока не обнаруживалось, что он расположен под водой, на глубине десяти футов. А мы предлагаем кое-что получше: акр суши — гарантированной — и солнечного света хватает; по цене, скажем, десять долларов. Либо тысяча акров по доллару за каждый. Кто устоит перед такой сделкой? Особенно после слухов о том, что на Луне должны быть гигантские залежи урана?
— Должны быть?
— Да почем я знаю?! Когда ажиотаж начнет стихать, объявим о выборе места для Луна-Сити, и — совершенно случайно — окажется, что окрестные земли все еще ждут своих хозяев. Не волнуйся, Сол, мы с Джорджем продадим любую недвижимость. Помнится, на плато Озарк[17], где земля, как известно, набекрень, мы продавали обе стороны каждого акра!
Харриман на минуту задумался.
— Хотя, наверное, стоит оставить за собой права на минералы. А вдруг там действительно окажется уран?
— Делос, — усмехнулся Каменс, — ты все еще ребенок в душе. Такой переросший, толстый и симпатичный малолетний преступник.
Стронг поднял взгляд.
— Думаю, полмиллиона.
— Чего полмиллиона? — не понял Харриман.
— Доход от конвертов со спецгашением. Ну, мы же говорили! Оптимальное количество, какое можно предложить серьезным коллекционерам и торговцам — пять тысяч экземпляров. Даже если нам придется отдать их со скидкой синдикату и придержать до окончания постройки корабля, когда полет станет выглядеть достаточно реально.
— Хорошо, — согласился Харриман, — займись. А мы запомним, что ближе к концу у тебя в загашнике будут полмиллиона.
— А мне комиссионные? — спросил Каменс. — Идея-то моя!
— Получишь за нее громадное спасибо и десять акров Луны. Откуда еще можно извлечь доход?
— А продавать акции ты не хочешь? — спросил Каменс.
— Да, я как раз подошел к акциям. Естественно, продавать будем, однако — никаких привилегированных акций — зачем нам возня с реорганизациями? Обычные акции без права голоса.
— Значит, еще одна корпорация в банановой республике?
— Конечно. Но часть продадим на Нью-Йоркской бирже; тебе придется поработать над этим с биржевым комитетом. Совсем немного — только для вида. Нужно, чтобы они хорошо продавались и вырастали в цене.
— А можно, я лучше переплыву Геллеспонт?
— Ладно, Сол, не хнычь. Это совсем не больно.
— Ты уверен?
— Все, что от тебя требуется… Тьфу ты!
На столе перед Харриманом засветился экран. Секретарша сказала:
— Мистер Харриман, к вам — мистер Диксон. Ему не было назначено, но он уверяет, что вы хотели бы его видеть.
— А я думал, что выключил эту ерунду, — проворчал Харриман. Нажав кнопку, он ответил:
— Ладно, пусть войдет.
— Слушаю, сэр… Ох, мистер Харриман, тут пришел еще мистер Энтенса…
— Пусть войдут оба.
Выключив аппарат, Харриман обратился к своим сотрудникам:
— Вы, стадо обезьян! Рты на замок — да бумажники берегите.
— Чья бы корова мычала, — ответствовал Каменс.
Войдя следом за Энтенсой, Диксон сел, огляделся, хотел было что-то сказать, но раздумал и снова оглядел присутствующих, в особенности — Энтенсу.
— Выкладывай, Дэн, — подбодрил его Харриман. — Тут только мы — бе-е-едные, маленькие овечки.
Наконец Диксон решился.
— Я хочу поддержать тебя в этом деле, Ди-Ди, — объявил он. — И для демонстрации своей искренности я вот что добыл.
Он вынул из кармана бумагу официального вида. Это была купчая, по которой к Диксону переходили все лунные дивиденды Финеаса Моргана. Документ был составлен так же, как и тот, что скреплял сделку между Джонсом и Харриманом. Энтенса, заметно удивившись, полез во внутренний карман пиджака. На свет божий появились еще три таких купчих — каждая от одного из членов энергетического синдиката. Харриман насторожился.
— Джек принимает и удваивает. Дэн, ваше слово.
— Могу только принять, — невесело улыбнулся Диксон. Он вынул из кармана еще два таких же документа и прибавил к своему первому, а затем протянул Энтенсе руку.
— Что ж, ничья.
О семи купчих, переданных по факсу и лежащих в ящике стола, Харриман решил до времени умолчать. Недаром вчера, прежде чем уснуть, он до полуночи просидел на телефоне.
— Джек, почем брал?
— Стэндиш запросил тысячу, остальные — дешевле.
— А, черт тебя побери! Предупреждал же: не взвинчивайте цену… Теперь Стэндиш всем разболтает. А ты, Дэн?
— Мои цены были более чем умеренными.
— Ага, скрываешь! Ладно, не волнуйся. Джентльмены, а насколько серьезно вы к этому относитесь? Сколько денег вы нам принесли?
Энтенса покосился на Диксона. Тот сказал:
— А сколько надо?
— Сколько можешь достать?
Диксон пожал плечами.
— Так мы ни до чего не договоримся. Давай называть цифры. Допустим, сто тысяч.
— А, ясно, — фыркнул Харриман, — ты хочешь купить себе место на первом рейсовом корабле. Ладно, за сто штук продам.
— Делос, давай кончим эти хиханьки. Сколько?
Хотя лицо Харримана выражало абсолютное спокойствие, он лихорадочно соображал. Черт возьми, информации слишком мало — он даже не успел обсудить смету с главным инженером. Какого черта он не выключил видеофон?!
— Дэн, я уже говорил, с тебя следует, по меньшей мере миллион. Это — за вход в игру.
— Так я и думал. А сколько ты возьмешь с меня за то, чтобы остаться в игре?
— Все, что у тебя есть.
— Не будь идиотом, Делос. У меня денег больше, чем у тебя.
Харриман закурил сигару — только это выдавало его волнение.
— Ладно, доллар за доллар — и ты нам подойдешь.
— И по две доли на каждый доллар.
— Ну ладно, ладно. Будешь вносить по доллару всякий раз, как все остальные внесут по доллару, пай на пай. Но главный здесь — я.
— Да, заправлять всем будешь ты, — согласился Диксон, — Хорошо. Я сей же момент вкладываю миллион и вместе с вами добавлю по мере надобности. Вы, конечно, не будете возражать, если мой бухгалтер будет проверять отчетность?
— Дэн, когда я тебя обманывал?
— Никогда. И впредь не стоит.
— Черт с тобой. Но вначале как следует убедись, что твой парень будет держать язык за зубами.
— Будет. Душа его — в кувшине, а кувшин — в моем сейфе.
Харриман тем временем пытался представить себе, насколько велик капитал Диксона.
— Но мы могли бы разрешить тебе выкупить второй пай позже, Дэн. Хотя он тебе дорого обойдется.
Диксон свел кончики пальцев.
— Это мы в свое время обсудим. Я никогда не позволяю делу свернуться только из-за нехватки средств.
— Хорошо, — Харриман обратился к Энтенсе. — Ты слышал, на каких условиях мы приняли Дэна? Тебя они устраивают?
Лоб Энтенсы покрылся мельчайшими капельками пота:
— Я не смогу так вот сразу выложить миллион.
— Все в порядке, Джек. Сегодня утром он нам еще не понадобится. У тебя есть репутация хорошего дельца, так что можешь распродавать свое имущество не торопясь.
— Но ты говоришь, миллион — только для начала. А если я не смогу слишком долго вкладывать деньги вровень с вами? Срок надо как-то ограничить — у меня, в конце концов, семья…
— И никаких ежегодных рент? Никаких вкладов в тресты с неизменным уставом?
— Дело не в том. Вы можете выжать меня досуха — а затем вышвырнуть.
Харриман ждал, что на это скажет Диксон. Наконец тот заговорил:
— Мы не станем выжимать тебя, Джек, пока ты будешь в состоянии доказать, что конвертировал каждый свой актив. Мы позаботимся, чтобы ты мог держаться вровень с нами.
— Да, так и будет, — подтвердил Хэрримэн.
В этот момент он думал, что любое уменьшение пая Энтенсы даст им со Стронгом подавляющее большинство при голосовании. Стронг думал о том же и потому заявил:
— Мне это не нравится. Четверо равноправных компаньонов — слишком легко зайти в тупик.
— Я даже думать об этом не желаю, — пожал плечами Диксон. — Я пришел к вам потому, что, могу спорить, Делос в любом случае умудрится получить доход.
— Мы достигнем Луны, Дэн!
— Да я не о том. Могу спорить, прибыль будет в любом случае. Вчера я весь вечер читал весьма интересные отчеты о деятельности нескольких ваших компаний. Ужасно занимательно! Думаю, мы разрешим любые проблемы, если дадим директору — то есть, тебе, Делос, — полномочия лично разрешать противоречия. Энтенса, вы согласны?
— Конечно!
Харриман насторожился, хотя старался никак не выказывать волнения. Бойся Диксона, дары приносящего. Внезапно он поднялся:
— Мне пора, джентльмены. Поручаю вас мистеру Стронгу и мистеру Каменсу. Монти, идем.
За Каменса опасаться не приходилось: раньше времени он даже полноценным компаньонам ничего не скажет. Что касается Джорджа Стронга — тот даже своей левой руке не позволит узнать, сколько пальцев на правой.