Но бомба — это массивный кусок металла, прочно стянутый большим стальным обручем. Он не может разрушить бомбы. Во всяком случае, за десять минут.
Проклятье!
Разумеется, тут есть один выход. Он хорошо знал цепи управления и знал также, как вывести их из строя. Взять хоть вот эту бомбу: если он вынет предохранительный стержень, отключит дистанционный взрыватель, закоротит задержки, руками включит цепь, ставящую бомбу на боевой взвод, затем отвинтит здесь и соединит там — тогда он сможет при помощи одной только длинной проволоки взорвать бомбу.
А там он взорвет и другие, и саму долину — и все полетит прямо в царство небесное!
А с ними и Джонни Далквист, вот так!
Джонни одновременно и думал, и делал. Все, кроме самого последнего шага — взрыва. Готовая к взрыву бомба, казалось, угрожала: она будто присела перед прыжком. Он поднялся весь в поту.
Он спрашивал, хватит ли у него мужества, чтобы взорвать себя; не струсит ли он в последнюю минуту, и надеялся, что воля его не покинет. Он сунул руку в карман куртки и вынул фотографии Эдит и дочки. «Милая, — сказал Джонни, — если я выберусь отсюда, я даже на красный свет никогда не поеду». — Он поцеловал фотографию и положил ее обратно в карман. Теперь не оставалось ничего другого, как ждать.
Почему задерживается Тауэрс? Джонни хотел удостовериться, что полковник находится в зоне взрыва. «Забавная ситуация — я сижу здесь, готовый поднять его на воздух!» Эта мысль развеселила его — она вызвала другую, более приятную: «Зачем взрывать себя живым?» Был другой способ все уладить — управление «мертвой руки»: приспособить все таким образом, чтобы бомба не взорвалась до тех пор, пока он держит руку на выключателе, или рычаге, или на чем-либо подобном!
Тогда, если они взорвут дверь или застрелят его, все полетит к черту!
Еще лучше было бы удержать их этой угрозой — раньше или позже должна прийти помощь: Джонни был уверен, что большая часть Дозора не участвует в этом отвратительном заговоре. И вот тогда — Джонни торжественно прибывает домой! Какая встреча! Он уйдет в отставку и устроится преподавателем: он выстоял свою вахту.
Джонни опять напряженно думал. Собрать электрический замыкатель?.. Нет, слишком мало времени. Он сделает простое механическое сцепление. Но едва только он взялся за это, как громкоговоритель снова окликнул его:
— Джонни!
— Это вы, полковник? — Пальцы Джонни продолжали быстро работать.
— Впустите меня.
— Ну нет, полковник, такого уговора не было!
Что бы такое найти, черт возьми, что могло бы послужить длинным рычагом?
— Я войду один, Джонни, даю вам слово. Мы поговорим без свидетелей.
Его слово!
— Мы можем говорить через громкоговоритель, полковник.
Эврика! Вот оно — металлическая линейка, свисающая с полки для инструментов.
— Джонни, я предупреждаю вас! Впустите меня, или я взорву дверь!
Проволоку! Ему нужна проволока, достаточно длинная и крепкая. Он сорвал со своего скафандра антенну.
— Вы этого не сделаете, полковник. Это разрушит бомбы.
— Вакуум не повредит бомбам. Не морочьте голову.
— Лучше посоветуйтесь с майором Морганом. Вакуум не повредит им, но мгновенное снижение давления в результате взрыва разрушит все цепи.
Полковник не был специалистом по бомбам, он затих на несколько минут. Джонни продолжал работать.
Наконец Тауэрс заговорил:
— Далквист, это была наглая ложь. Я проверил у майора Моргана. Даю вам шестьдесят секунд, чтобы вы надели скафандр, если он снят. Я намерен взорвать дверь.
— Нет, вы этого не сделаете! — крикнул Джонни. — Вы когда-нибудь слышали об управлении «мертвой рукой»?
Теперь надо быстро найти противовес и ремень!
— Что вы имеете в виду?
— Я приспособил номер семнадцать, чтобы взорвать вручную. Но я устроил так, что бомба не взорвется, пока я держусь за ремень. Если же со мной что-нибудь случится, все взлетит в воздух! Вы находитесь примерно в пятидесяти футах от центра взрыва. Подумайте об этом!
На миг наступила тишина.
— Я вам не верю!
— Нет? Спросите Моргана. Он поверит. Он может проверить это на телевизионном экране. — Джонни привязал пояс от своего комбинезона к концу линейки.
— Вы сказали, что ваша телекамера испорчена.
— Я соврал. Теперь я докажу вам это. Пусть меня вызовет Морган.
Вскоре на экране появилось лицо майора Моргана.
— Лейтенант Далквист?
— Эй, Вонючка! Подожди секунду!
С большой осторожностью Далквист сделал последнее соединение, продолжая держать в руке линейку. Все так же осторожно он скользнул рукой по ремню и, зажав в руке его конец, сел на пол, вытянул руку и включил телевизионный экран.
— Ты меня видишь, Вонючка?
— Вижу, — ответил Морган сухо. — Что это за вздор?
— Маленький сюрприз, который я вам приготовил.
Джонни начал объяснять все: какие цепи он выключил, какие закоротил, как он временно приспособил механическое сцепление, — все в точности, как было на самом деле. Морган кивнул.
— Это блеф, Далквист. Я уверен, что ты не разъединил цепь «К». У тебя не хватит духу взорвать себя.
Джонни коротко рассмеялся.
— Разумеется, нет. Но в этом вся прелесть. Я не могу взлететь, пока я жив. Если ваш грязный босс, экс-полковник Тауэрс, взорвет дверь, я буду мертв, и бомба взорвется. Мне будет уже все равно, но ему — нет. Скажи это Тауэрсу.
Он выключил передатчик. Вскоре Тауэрс снова заговорил через громкоговоритель:
— Далквист?
— Я вас слушаю.
— Вам нет никакой надобности губить свою жизнь. Выходите, и вы получите отставку с сохранением полного жалованья. Вы сможете вернуться к вашей семье. Обещаю вам.
Джонни был взбешен.
— Оставьте мою семью в покое!
— Подумайте о них, Далквист.
— Замолчите. Идите назад в вашу дыру. Мне хочется почесаться! И может случиться так, что вся эта лавочка обрушится вам на голову!
2
Джонни вздрогнул и выпрямился. Хоть он и задремал, его рука не отпустила ремень: у него мурашки пробежали по спине, когда он подумал о том, что могло произойти.
Может быть, ему следует обезвредить бомбу и положиться на то, что они не посмеют его вытащить? Но шея изменника Тауэрса уже в петле, он способен рискнуть. Если бы он это сделал, а семнадцатая была обезврежена, Джонни был бы мертв и Тауэрс завладел бы всеми бомбами. Нет, он уже зашел слишком далеко и ради нескольких минут сна не допустит, чтобы его девочка выросла при военной диктатуре.
Он услышал потрескивание гейгеровского счетчика и вспомнил, что использовал ограничительный контур. Радиоактивность в помещении, наверное, все увеличивается, может быть, еще от того, что разбиты «мозговые» цепи — ведь приборы, несомненно, радиоактивны: они достаточно долго пробыли близко к плутонию. Он вынул из кармана контрольную пленку.
Темная зона распространилась в сторону красной черты.
Джонни сунул пленку обратно. «Лучше найди выход из тупика, приятель, — сказал он себе, — или будешь светиться, как циферблат часов на ночном столике!» Это была чистая риторика — зараженная живая ткань не светится, она просто медленно умирает.
Телевизионный экран снова зажегся, появилось лицо Тауэрса.
— Далквист? Я хочу поговорить с вами.
— Проваливайте!
— Надо признать, вы поставили нас в неприятное положение.
— Неприятное? Черт, я заставил вас остановиться.
— На время. Я принимаю меры, чтобы достать другие бомбы.
— Вы лжец!
— Но вы нас задерживаете. Я хочу сделать вам предложение.
— Оно меня не интересует.
— Погодите. Когда все это кончится, я буду главой Всемирного правительства. Если вы станете сотрудничать со мной, даже теперь, после всего, что вы натворили, я сделаю вас главой администрации.
Джонни грубо посоветовал Тауэрсу, что ему следует сделать со своим предложением.
— Не будьте идиотом, — прошипел Тауэрс, — что вы выиграете, если умрете?
— Какой же вы негодяй, Тауэрс! Вы говорили о моей семье. Уж пусть лучше они умрут, чем будут жить под властью такого копеечного Наполеона, как вы. Ну а теперь убирайтесь — мне надо кое о чем подумать.
Тауэрс выключил телепередатчик. Джонни снова достал свою пленку. Затемненная часть как будто не увеличилась, но настойчиво напоминала, что пора уходить. Он испытывал голод и жажду — и не мог же он вечно оставаться без сна! Четыре дня потребуется, чтобы прислать корабль с Земли, раньше этого ему нечего ожидать спасения. А он не проживет четырех дней: как только затемнение распространится за красную черту, наступит смерть.
Его единственный шанс — разрушить бомбы настолько, что их нельзя будет восстановить, и выбраться отсюда до того, как пленка затемнится еще сильнее.
Он прикинул, как это сделать, затем взялся за работу. Повесил груз на ремень, привязал к нему шнур. Если Тауэрс взорвет дверь, он дернет ремень, прежде чем умереть.
Существовал простой, хотя и опасный способ уничтожить бомбы настолько, что Лунная База не сможет их восстановить.
Сердцевину бомбы составляли два полушария из плутония, их плоская поверхность была гладко отполирована, чтобы сделать возможным полное соприкосновение: только в таком случае может быть вызвана цепная реакция, от которой зависит атомный взрыв.
Джонни начал разбивать первую бомбу на части.
Ему пришлось отбить четыре массивных выступа, затем расколоть стеклянную оболочку вокруг внутренней аппаратуры. После этого бомба легко распалась. Наконец перед ним лежали два блестящих, гладких как зеркало полушария.
Удар молотком — и одно из них перестало быть столь совершенным… Еще удар, и второе полушарие треснуло, как стекло.
Несколько часов спустя Джонни, смертельно усталый, вернулся к подготовленной к взрыву бомбе. Заставляя себя оставаться спокойным, он с чрезвычайной осторожностью обезвредил ее. Вскоре два ее серебристых полушария тоже были приведены в негодность. Теперь в погребе больше не оставалось ни одной исправной бомбы. А вокруг на полу были разбросаны огромные богатства в виде самого ценного, самого ядовитого и самого смертоносного металла из ныне известных.
Джонни посмотрел на эти разрушения.
— Скорей в скафандр и прочь отсюда, малыш! — проговорил он вслух. — Интересно, что теперь скажет Тауэрс?
Он направился к полке, чтобы повесить молоток. Когда он проходил мимо гейгеровского счетчика, тот бешено затрещал. Гейгеровский счетчик вряд ли реагирует на плутоний, но вызванная плутонием радиоактивность на него действует. Джонни посмотрел на молоток, затем поднес его к гейгеровскому счетчику. Счетчик взревел.
Джонни отбросил молоток и поспешил обратно к своему скафандру.
Когда он поравнялся со счетчиком, тот снова бешено затрещал.
Джонни остановился.
Вытянув руку, он приблизил ее к счетчику. Щелканье превратилось в рев. Не двигаясь с места, Джонни сунул руку в карман и вытянул свою пленку.
Она была вся черная, из конца в конец.
3
Губительные частицы, проникая в тело человека, быстро достигают костного мозга. Тут уж ничто не поможет — жертва обречена. Нейтроны, излучаемые плутонием, устремляются сквозь тело, ионизируя ткань, превращая атомы в радиоактивные изотопы, разрушают и умертвляют его. Роковая доза ничтожна мала — массы в десятую часть крупинки столовой соли более чем достаточно, она может проникнуть через ничтожную царапину. Во времена исторического «Манхэттенского проекта» немедленная ампутация рассматривалась как единственно возможный способ оказания первой помощи.
Джонни все это знал, но это уже не тревожило его. Он сидел на полу, курил сигарету и думал. В голове Джонни проносились события его долгой вахты.
Он выпустил струю дыма на счетчик и невесело усмехнулся, услышав, как счетчик ответил усиленным треском. Теперь даже дыхание его было «горячим» — углерод, наверное, превратился в радиоактивный изотоп, углерод 14, и выделяется из его крови как двуокись углерода. Впрочем, теперь это не имеет значения.
Сдаваться уже не было никакого смысла, да ему и не хотелось доставлять Тауэрсу такое удовольствие — он закончит свою вахту именно здесь. Кроме того, пусть они думают, будто одна бомба готова к взрыву, это помешает им захватить сырье, из которого изготовляются бомбы. Это может в конце концов сыграть решающую роль.
Без удивления он принял тот факт, что не чувствует себя несчастным. Ему было приятно, что он не испытывает более никакой тревоги. Он не ощущал боли и даже не испытывал голода. Физически он чувствовал себя все еще хорошо. В душе его был покой. Но он был мертв — он знал, что уже мертв, хотя еще некоторое время был в состоянии ходить и дышать, видеть и чувствовать.
Джонни не испытывал тоски. Он не был одинок, его окружали друзья: мальчик, затыкающий пальцем отверстие в дамбе[34]; полковник Боуи[35], слишком обессиленный, чтобы двигаться самому, но требующий, чтобы его перевезли через линию фронта; умирающий капитан «Чесапика»[36] все с тем же бессмертным вызовом на устах; Роджер Янг[37], всматривающийся во мрак. Они собрались вокруг него в темном бомбовом погребе.
И, разумеется, тут была Эдит. Она была единственная, чье присутствие он ощущал всегда. Джонни хотелось бы более ясно видеть ее лицо. Она сердится? Или она гордится им и довольна?
Она гордится, хоть и несчастна, — теперь он видит ее лучше и даже чувствует прикосновение ее руки.
Он сидел очень тихо. Сигарета догорала, обжигая кончики его пальцев. Он сделал последнюю затяжку, снова выпустив дым прямо на счетчик, и смял окурок. Это была его последняя сигарета. Он собрал несколько окурков, скрутил еще одну из бумажки, найденной в кармане, осторожно закурил ее и уселся поудобнее, ожидая, когда снова покажется Эдит. Он был счастлив.
Он все еще сидел, прижимаясь к корпусу бомбы; последняя его сигарета лежала погасшая возле него, когда вновь ожил громкоговоритель.
— Джонни? Эй, Джонни! Ты меня слышишь? Это Келли. Все кончено. Прибыл «Лафайет», и Тауэрс пустил себе пулю в лоб. Джонни! Ответь мне!
…Когда они отворили наружную дверь, первый из вошедших держал впереди себя на длинном шесте гейгеровский счетчик. Он остановился на пороге и быстро попятился назад.
— Эй, начальник, — позвал он. — Лучше достаньте носилки, а заодно уж — и свинцовый гроб…
«…Четыре дня понадобилось маленькому кораблю и его эскорту, чтобы достигнуть Земли. Четыре дня, в продолжение которых все люди на Земле ожидали его прибытия. В течение девяноста шести часов были отменены все обычные телевизионные программы — вместо них передавалась бесконечная панихида: похоронный марш из «Саула», тема «Валгаллы», «Возвращаемся на родину» и песня Лунного Дозора «Покидаем орбиту».
…Девять кораблей приземлились в ракетном порту Чикаго. Радиоуправляемый трактор-манипулятор вытащил гроб из маленького корабля; после этого корабль снова заполнили горючим и, выбросив его за пределы Солнечной Системы, взорвали, чтобы он никогда не мог послужить менее возвышенной цели.
…Панихида продолжалась, пока гроб везли в городок в штате Иллинойс, где родился лейтенант Далквист. Там гроб был поставлен на пьедестал, окруженный барьером, переступать который было небезопасно. В карауле была космическая гвардия — винтовки к ноге, с опущенными головами. Толпа людей стояла вокруг. А панихида все продолжалась.
…Бесчисленные цветы увяли, и прошло много-много времени до того, пока свинцовый гроб заделали в белый мрамор. Такой вы и видите эту могилу сегодня».
В колонизации Луны участвовали как люди, подверженные клаустрофобии, так и люди, подверженные агорафобии. Хотя лучше было бы назвать их любителями открытого пространства и любителями закрытого пространства, потому что отправляющимся в космос людям лучше не иметь никаких фобий, то есть страхов. Если человека может напугать что-либо, находящееся на планете, внутри нее, либо в пустых пространствах вокруг планет, ему лучше оставаться на матушке-земле. Тот, кто хочет зарабатывать на жизнь в дали от Земли, должен сознательно идти на то, чтобы его заперли в тесном космическом корабле, должен знать, что корабль может стать его гробом, и тем не менее не страшиться открытых пространств космоса. Космонавты — люди, которые работают в космосе; пилоты, механики, астронавигаторы и другие — это те, кому нравится иметь вокруг себя несколько миллионов миль пустоты.