Но из-за Джондалара могут возникнуть сложности. Она любит его. Неужели ей придется уйти без него? Его ребенок уже зародился в ней. Не просто ребенок его очага, или даже его духа. Именно его ребенок. И не важно, каково мнение других по этому поводу, она была убеждена, она твердо знала, что это был настолько же его ребенок, насколько и ее. Он зародился в ней, когда они делили Дары Радости… Дары Радости, посланные Великой Земной Матерью Ее детям.
Эйла боялась взглянуть на него, страшась того выражения, что может увидеть на его лице. Вдруг она решительно подняла глаза и посмотрела прямо на Джондалара. Она должна узнать.
Глава 4
Джондалар улыбнулся и едва заметно кивнул. Он накрыл ее руку своей и успокаивающе пожал ее. Эйла с трудом поверила происходящему. Значит, все в порядке! Он все понял и поддерживает ее. Она может говорить все, что захочет, о своей жизни в Клане. Он останется с ней. Он любит ее. Она улыбнулась ему в ответ своей удивительной, исполненной любви улыбкой.
Джондалар также понял и ход мыслей Зеландони, и, к его собственному большому удивлению, его это не встревожило. Когда-то он очень страшился того, что его родственники и соплеменники подумают об этой женщине и что они подумают о нем, посмевшем привести ее к себе домой, от этого страха он даже едва не отказался от нее, едва не потерял ее. Теперь же он обрел спокойствие. Как бы он ни любил своих родных, как бы ни радовался встрече, если его собственная семья не примет ее вместе с ним, то он уйдет. Больше всего он любил именно Эйлу. Им уже сделали много предложений. Люди нескольких Пещер уже просили их остаться жить с ними, включая Даланара из племени Ланзадонии. Он был уверен, что где-нибудь они найдут себе пристанище.
Жрица заметила молчаливый разговор, произошедший между Эйлой и Джондаларом, закончившийся каким-то одобрением или согласием. Это разожгло ее любопытство, но она давно поняла, что наблюдательность и терпение обычно лучше удовлетворяют ее любопытство, чем вопросы.
Эйла решительно повернулась к Зеландони.
— Креб был Мог-уром Клана Брана, он общался с миром Духов, по он был не простым мог-уром. Он был как ты, Зеландони, Верховным Мог-уром всего Клана. Но для меня Креб стал… мужчиной моего очага, хотя родилась я в другом племени, а женщина, жившая с нами, Иза, была его сестрой, а не женой. Креб никогда не имел жены.
— Кто или что такое Клан? — спросила Зеландони. Она отметила, что странный акцент Эйлы стал заметнее, когда она заговорила о них.
— Клан принял меня… удочерил меня. Это племя приняло меня к себе, когда я осталась… одна. Креб и Иза вырастили и воспитали меня. Иза стала для меня матерью, единственной матерью, которую я помню. Она была знахаркой, целительницей. Иза тоже была главной в своем искусстве. Она считалась самой уважаемой в роду знахарок, так же как ее мать и ее бабушка, как все ее предки в непрерывной последовательности от зарождения Клана.
— Значит, именно там ты научилась целительству? — спросила Зеландони, слегка подавшись вперед на подушках.
— Да. Иза обучала меня, несмотря на то, что я была лишь ее приемной дочерью и не обладала такой памятью, как Уба. Уба была моей сестрой. Не родной, а сводной сестрой.
— А что случилось с твоей настоящей матерью, с твоей семьей, с племенем, в котором ты родилась? — поинтересовалась Зеландони. Все окружающие были очень заинтересованы, но почтительно предоставили Зеландони право задавать вопросы.
Эйла откинулась назад и задумчиво подняла глаза, словно пыталась найти какой-то ответ. Затем она взглянула на эту могущественную женщину, которая так пристально разглядывала ее.
— Я не знаю. Не помню. Я была совсем девочкой, Иза предположила, что мне было пять лет… хотя она не знала таких счетных слов, как у Зеландонии. В Клане возраст человека определяют периоды его жизни. Первый год называется годом рождения, второй — грудного кормления, третий — отлучения от груди, и так далее. Учитывая эти периоды, я сама выразила свой возраст в счетных словах, — старательно объясняла Эйла. И вдруг она задумчиво умолкла. Ей не удастся сейчас объяснить им все, рассказать всю свою жизнь в Клане. Наверное, лучше просто отвечать на вопросы.
— И ты совсем ничего не помнишь о своем родном племени? — настаивала Зеландони.
— Я знаю только то, что Иза рассказала мне. Землетрясение разрушило их пещеру, и Клан Брана, подыскивая новую, нашел меня лежавшей без сознания на берегу реки. Они блуждали в поисках нового жилья, но Бран позволил Изе взять меня с собой. Она сказала, что на меня, должно быть, напал пещерный лев, поскольку следы его когтей остались на моей ноге, четыре глубокие раны от большой лапы пещерного льва, и они были грязными, зараженными, гниющими. — Эйла подыскивала правильные слова.
— Да, я понимаю, — сказала жрица. — Когда раны воспаляются и гноятся, то дело может дойти до очень тяжелого воспаления или заражения. Кошачьи лапы на такое способны.
— У меня до сих пор сохранились эти отметины. Именно поэтому Креб понял, что Пещерный Лев выбрал меня и стал моим тотемом, хотя он обычно выбирает мужчин. Мне еще снится иногда, что я лежу в каком-то тесном и темном месте и вижу, как ко мне приближается большая кошачья лапа.
— Это очень важный сон. Ты видела еще какие-то сны? О своей детской жизни, я имею в виду.
— Видела еще один более страшный, но его трудно рассказать. Мне никак не удается до конца вспомнить его. Остается в основном ощущение, ощущение дрожащей земли. — Молодая женщина вздрогнула. — Я ненавижу землетрясения!
Зеландони понимающе кивнула.
— А еще какие?
— Больше нет… вернее, мне приснился однажды еще один сон, когда Джондалар уже шел на поправку и учил меня говорить…
Подумав, что Эйла как-то странно выразилась, Зеландони глянула на Мартону, пытаясь понять, не заметила ли и она этого странного выражения.
— Я кое-что начала понимать, — продолжала Эйла, — и выучила много слов, но мне было трудно произносить их все вместе, и тогда мне приснилась моя настоящая мать. Я видела ее лицо, и она говорила со мной. После этого обучение пошло быстрее.
— Да-а-а… Это очень важный сон, — заметила служительница. — Всегда очень важно, когда Великая Мать приходит к тебе во сне, какое бы обличье она ни приняла, но особенно когда Она предстает в образе твоей родной матери, говорящей с тобой из мира Духов.
Джондалар вспомнил, что ему тоже приснилась Великая Мать, когда он еще жил в долине Эйлы. Очень странный сон. "Надо будет как-нибудь потом рассказать его Зеландони", — подумал он.
— Странно, если тебе снилась Мать, то почему ты не призвала Ее, когда хотела помочь Тонолану найти путь в мир Духов? Я не понимаю, почему ты обращалась к Духу Пещерного Медведя, а не к Великой Земной Матери.
— Я не знала о Великой Земной Матери, пока Джондалар не рассказал мне, после того как я научилась вашему языку.
— Ты не знала о Дони, о Великой Земной Матери? — изумилась Фолара. Зеландонии никогда не слышали о племенах, которые не почитали бы тем или иным образом Великую Земную Мать, хотя и называли ее по-разному. Все присутствующие были крайне озадачены.
— Клан почитает Урсуса, Великого Пещерного Медведя, — сказалa Эйла. — Вот почему я призывала Урсуса помочь проводить дух погибшего мужчины… тогда я не знала еще его имени… но просила помочь ему, несмотря на то, что он не принадлежал Клану. Я также просила помочь ему Дух Пещерного Льва, поскольку он был моим тотемом.
— Что ж, раз ты не знала Ее, то сделала все, что могла, в тех обстоятельствах. Я уверена, это помогло, — сказала Зеландони, постаравшись скрыть возникшее у нее беспокойство. Возможно ли, чтобы дети земли не знали своей Великой Матери?
— У меня тоже есть тотем, — заявил Вилломар. — Меня избрал Беркут. — Он сел поудобнее, слегка расправив плечи. — Моя мать рассказывала, что, когда я был ребенком, беркут схватил меня и хотел унести, но ей удалось отнять меня у него. У меня также сохранились его отметины. Тогда Зеландони объяснила матери, что Дух Беркута признал меня членом его птичьего рода. В Зеландонии не много людей имеют личный тотем, но считается, что он приносит счастье и удачу.
— В общем-то, счастьем было уже то, что вам удалось спастись из лап этих хищников, — сказал Джохарран.
— Да, наверное, мне очень повезло, что я спаслась от пометившего меня пещерного льва, — сказала Эйла, — и Джондалару тоже. Мне кажется, что Пещерный Лев стал также и его тотемом. Как ты считаешь, Зеландони?
Научившись говорить, Эйла сразу рассказала Джондалару о том, что его избрал Дух Пещерного Льва, однако он всячески уклонялся от подобных разговоров. Возможно, личные тотемы не считаются в его племени такими важными, как в Клане, но для нее это было важно. Ей хотелось учесть все особенности влияния тотемов.
По верованиям Клана для появления детей требовалось, чтобы мужской тотем был сильнее женского. Именно поэтому Изу так огорчал сильный мужской тотем приемной дочери. Несмотря на могущественный тотем, Эйла родила сына, хотя ее беременность и роды проходили довольно трудно, и, как многие в Клане считали, трудности этим не ограничатся. Они были уверены, что это будет несчастный ребенок, ведь его мать жила одна, у нее не было мужа, который мог бы дать ему надлежащее воспитание, помочь ребенку стать мужчиной. И причиной, порождающей все эти трудности и несчастья, считалось то, что она была женщиной с мужским тотемом. Но поскольку теперь она опять беременна, то ей не хотелось никаких сложностей ни для себя, ни для ребенка, зачатого Джондаларом. Узнав довольно много о Великой Матери, Эйла не забыла верований Клана, и если тотемом Джондалара также является Пещерный Лев, то тогда можно не сомневаться, что у них будет сильный и здоровый ребенок, который будет жить нормальной жизнью.
Что-то в тоне голоса Эйлы привлекло внимание Зеландони. Она пристально глянула на молодую женщину. "Ей явно хочется, чтобы Джондалар имел тотем Пещерного Льва, — поняла жрица, — почему-то для нее очень важен этот тотем. Должно быть, духи тотемов очень важны для людей Клана, вырастивших ее. Вероятно, Пещерный Лев действительно стал теперь его тотемом, да и ему не помешает, чтобы люди считали его счастливым. И вероятно, он и правда счастливчик, раз ему удалось вернуться домой!"
— Я думаю, ты права, Эйла, — сказала жрица. — Джондалар может считать Пещерного Льва своим тотемом, а его можно считать счастливчиком. Ему очень повезло, что ты оказалась поблизости, когда он попал в беду.
— Вот видишь, Джондалар, я же говорила тебе! — облегченно вздохнув, воскликнула Эйла.
"Почему она или люди Клана придают такое большое значение Духу Пещерного Льва? И Пещерного Медведя? — размышляла Зеландони. — Духи всего живого являются очень важными: и зверей, и даже растений или насекомых, все без исключения, но ведь всем им подарила жизнь Великая Мать. Кто же такие эти люди? Племя Клана?"
— Ты сказала, что жила одна в долине, так ведь? А куда же делся вырастивший тебя Клан? — спросила жрица.
— Да, мне тоже непонятно. Ведь Джондалар представил тебя как Эйлу из племени Мамутои, — поддержал ее Джохарран.
— И ты говорила, что не знала о Матери, а приветствовала нас именем Великой Матери, которую мы называем Дони, — добавила Фолара.
В сильном смятении поглядывая на заинтересованные лица Зеландонии, Эйла перехватила взгляд Джондалара. В его глазах притаилась усмешка, словно его развлекало то, что правдивые ответы Эйлы всех озадачивали. Он вновь слегка пожал ее руку, но ничего не сказал. Его интересовало, что же она ответит. Она немного успокоилась.
— Мой Клан жил на южном краю земли, что простирается около моря Беран. Перед самой смертью Иза сказала мне, что я должна найти людей своего вида. Она сказала, что они живут на севере, далеко от моря, но когда я наконец отправилась на поиски, то не смогла никого найти. К середине теплого сезона я забрела в одну долину, и мне стало страшно, что я не успею подготовиться к жизни и холодном сезоне. По этой защищенной от ветров долине протекала маленькая речка, там было всего вдоволь, и растений и животных, нашлась даже маленькая пещера. Я решила остаться там на зиму, а в итоге прожила целых три года, и единственными моими спутниками были Уинни и Малыш. Возможно, я дожидалась там Джондалара, — улыбнувшись своему избраннику, добавила она. — Я нашла его в конце весны; и только к концу лета он поправился и достаточно окреп, чтобы отправиться в путь. Мы решили сходить в небольшой поход, обследовать окрестности. Каждый вечер мы останавливались на ночлег в разных местах и в результате зашли очень далеко, одна я никогда так далеко не уходила от моей долины. Тогда-то мы и встретили Талута, вождя Львиного стойбища, и он пригласил нас в гости. Мы оставались у них до начала следующего лета, и, пока я жила с ними, они успели удочерить меня. Им хотелось, чтобы Джондалар тоже остался и счал членом их племени, но уже тогда он мечтал лишь о возвращении домой.
— И правильно, я так рада, что он вернулся, — сказала Мартона.
— Так много племен стремилось принять вас в свои ряды, похоже, вы оба действительно счастливчики, — заметила Зеландони. Странная история, рассказанная Эйлой, звучала совершенно невероятно. И жрица была не одинока в своих сомнениях. Все услышанное казалось настолько диковинным, что в ее распоряжении было гораздо больше вопросов, чем ответов.
— Сначала, я уверена, это была идея Неззи, жены Талута. Я думаю, она уговорила его потому, что я помогла Ридагу, когда он тяжело… заболел. У Ридага было слабое… здоровье… — Эйла расстроилась, не сумев подобрать нужных слов. Ведь их не знал и Джондалар. Он сообщил много точных определений для различных видов кремня и разных терминов, объясняющих процесс изготовления кремневых орудий, но его словарный запас был не безграничен, и он редко употреблял слова, связанные с болезнями и способами их лечения. Эйла повернулась к нему и спросила: — Как на вашем языке называется наперстянка? То растение, что я обычно собирала для Ридага?
Он ответил ей, но Эйла даже не успела повторить его и продолжить рассказ, поскольку Зеландони тут же поняла причину слабого здоровья ребенка. Услышав ответ Джондалара, она сразу вспомнила не только растение, но и области его применения. Ей пришла в голову правильная мысль, что у человека, упомянутого Эйлой, была внутренняя слабость из-за того органа, который качает кровь, — слабое сердце, а для улучшения его работы как раз и применялись настои и отвары из наперстянки. Ей стало понятно желание людей удочерить искусную целительницу, знавшую, как правильно использовать такое благотворное, но потенциально опасное растение. А если желающий к тому же обладал высоким статусом жены вождя, то становилось понятным и то, почему Эйлу так быстро удочерили. Поняв, что дальнейшие слова Эйлы, в сущности, подтвердили ее догадки, Зеландони высказала следующее предположение.
— Этот человек, Ридаг, был ребенком? — спросила она, чтобы подтвердить свою последнюю догадку.
— Да, — ответила Эйла, с грустью вспомнив печальные события.
Зеландони сочла понятной историю Эйлы с племенем Мамутои, но Клан по-прежнему оставался загадочным для нее. Она решила попробовать зайти с другой стороны.
— Я поняла, что ты очень искусная целительница, Эйла, но обычно человек, облеченный знаниями, имеет некий знак, чтобы окружающие узнавали его. К примеру, вот такой, — сказала она, дотрагиваясь до своей татуировки на правой стороне лба.
Эйла внимательно пригляделась к символическому изображению. Татуировка представляла собой большой прямоугольник, разделенный внутри на шесть маленьких прямоугольников, почти квадратов, расположенных в два ряда; от длинной стороны большого прямоугольника поднимались еще четыре короткие линии, которые после соединения одной чертой могли бы образовать третий ряд квадратов. Контур прямоугольников был темным, но четыре из них были закрашены внутри: три — красной, а один — желтой краской.
Символический знак этой служительницы выглядел совершенно особенным, хотя похожие татуировки имелись и у других людей, включая Мартону, Джохаррана и Вилломара. Она не знала, имеет ли каждый знак какой-то особый смысл, но после объяснений Зеландони решила, что имеет.