Талут направился к выходу, и Неззи последовала за ним.
— Мы скорее всего сможем сделать что-то для лошадей, — сказал он. — Но если она захочет уйти, мы не в силах заставить ее остаться. Она же не принадлежит к Мамутои, да и Джондалар — из Зел… Зенла… Вылетело, как называется его племя…
Неззи перебила его:
— А не можем мы принять ее в племя Мамутои? Она говорит, что не знает своего родного племени. Можно удочерить ее, вы с Тули проведете обряд, тогда она станет полноправным членом Львиного стойбища.
Талут помолчал, погрузившись в размышления:
— Я не уверен, что это получится, Неззи. Нельзя заставить человека стать Мамутои. Необходимо его согласие, да и мы должны иметь веские причины для такого приема, чтобы объяснить все Совету на Летнем Сходе. Кроме того, ты сказала, что она собирается уходить, — добавил Талут и, отбросив тяжелый входной занавес, вышел из жилища и поспешил в овраг.
Оставшись возле дома, Неззи посмотрела вслед Талуту, затем перевела взгляд на высокую светловолосую женщину, которая расчесывала густую шерсть золотисто-соломенной лошади. Пристально вглядываясь в черты лица Эйлы, Неззи размышляла, к какому племени в действительности принадлежала эта женщина. Если Эйла потерялась где-то на том южном полуострове, то ее семья могла принадлежать и к племени Мамутои. Несколько их стоянок проводили лето у моря Беран, и этот полуостров не так уж далеко, но все-таки у Неззи оставались определенные сомнения. Мамутои знали, где жили плоскоголовые, и, как правило, держались подальше от этих мест, а кроме того, внешне Эйла немного отличалась от Мамутои. Может быть, ее сородичами были Шарамудои, племя тех западных речных людей, у которых гостил Джондалар? Или, может быть, она из племени Сангайи, что живет далеко на севере? Однако вряд ли Сангайи могли дойти до Южного моря. Возможно, ее племя забрело в эти места совсем из других краев. Вариантов ее происхождения может быть много, но одно было несомненно: Эйла не была плоскоголовой… и тем не менее они приняли ее к себе.
Следом за Барзеком и Торнеком из дома вышли Дануг и Друвец. Они поприветствовали Неззи на том молчаливом языке, которому научила их Эйла; Неззи с радостью поддержала такое общение, и это становилось обычным явлением в Львином стойбище. Следующим из дома показался Ридаг, он тоже с улыбкой приветствовал ее. Сделав ответный жест, она улыбнулась мальчику, но когда подошла обнять его, то ее улыбка сменилась несколько озабоченным выражением. Вид у Ридага был неважный, мальчик был болен, тяжело дышал и казался необычно усталым. Вероятно, он заболевал.
— Джондалар! Вот ты где, — сказал Барзек. — Я сделал на пробу одну копьеметалку по образцу твоих. Мы собираемся подняться в степь, чтобы испытать ее. Я посоветовал Торнеку заняться физическими упражнениями на свежем воздухе. Это поможет ему избавиться от головной боли. Он, бедняга, слишком много выпил вчера вечером. Ты не хочешь пойти с нами?
Джондалар глянул на Эйлу. Похоже, сегодня утром никаких особенных событий не предвиделось, и Удалец вполне спокойно воспринимал Лэти, старательно расчесывавшую его шкуру.
— С удовольствием! Я только захвачу свою копьеметалку, — сказал Джондалар.
Мужчины остановились в ожидании, и Эйла заметила, что Дануг и Друвец, похоже, специально стараются не обращать внимания на то, чем занимается Лэти, хотя долговязый рыжеволосый подросток смущенно улыбался самой Эйле. Лэти огорченным взглядом посмотрела вслед подросткам, уходившим вверх по тропе вместе с мужчинами.
— Могли бы и меня позвать с собой, — пробурчала она и, решительно отвернувшись, продолжила свое занятие.
— Ты хочешь научиться стрелять из копьеметалки? Да, Лэти? — спросила Эйла, припомнив свои былые годы, когда она с тоской смотрела вслед уходившим охотникам, мечтая участвовать в их тренировках.
— Они могли бы позвать меня. Я всегда выигрываю у Друвеца в «Обручи и Дротики». А они даже не взглянули в мою сторону, — обиженно сказала Лэти.
— Не огорчайся. Я могу научить тебя, если захочешь. Вот только закончим с лошадьми, — сказала Эйла.
Лэти подняла глаза на молодую женщину. Она вспомнила то потрясающее представление, которое устроила им вчера Эйла с копьеметалкой и пращой, и, кроме того, заметила, как Дануг улыбался ей. Вдруг девочке пришла в голову одна мысль. Эйла никогда не пытается привлечь к себе внимание, она просто делает то, что хочется ей самой, но делает это так хорошо, что люди невольно обращают на нее внимание.
— Да, Эйла, мне очень хочется, чтобы ты научила меня, — сказала она, затем помолчала немного и спросила: — Как тебе удалось так здорово овладеть копьеметалкой и пращой?
Эйла задумалась ненадолго и ответила:
— Мне очень хотелось этого, и я… очень много тренировалась.
Талут, медленно поднимаясь по склону, шел от реки; глаза его были полузакрыты, а волосы и борода потемнели от речной воды.
— О-о-ох, моя голова, — сказал он с преувеличенным вздохом.
— Талут, зачем ты намочил голову? В такую-то погоду. Недолго и заболеть, — сказала Неззи.
— Я и так болею. Вот думал, что если подержу голову в холодной воде, то боль немного поутихнет. Охо-хо!
— Никто не заставлял тебя пить так много бузы. Иди в дом, тебе надо обсохнуть.
Эйла с тревогой посмотрела на него, немного удивленная тем, что Неззи проявляет к нему так мало сочувствия. У самой Эйлы тоже болела голова, и, проснувшись, она почувствовала себя не вполне здоровой. Неужели причина этого во вчерашнем напитке? В той хмельной бузе, которую все пили с таким удовольствием?
Уинни подняла голову и, заржав, ткнулась мордой в плечо Эйлы. Льдинки, повисшие на густой лохматой шкуре, не беспокоили лошадей, хотя порой такое покрытие было тяжеловато, а они любили, когда их расчесывают и поглаживают, а сейчас кобыла решила напомнить о себе, заметив, что Эйла вдруг остановилась, погрузившись в свои мысли.
— Уинни, перестань. Ты думаешь, я забыла о тебе, да? — сказала она, используя своеобразный язык, на котором обычно общалась с лошадью.
Хотя Лэти уже не раз слышала такие разговоры, но по-прежнему удивлялась тому, как точно Эйла воспроизводит конское ржание. Кроме того, попривыкнув к знаковому языку, девочка обратила внимание на несколько знакомых жестов, обращенных к лошади, хотя и не была уверена, что правильно поняла их.
— Ты умеешь разговаривать с лошадьми! — воскликнула она.
— Мы с Уинни — друзья, — сказала Эйла, произнося кличку лошади так, как это делал Джондалар, считавший, что обитателям Львиной стоянки будет удобнее воспринимать это имя как слово, а не как ржание. — Долгое время она была моим единственным другом, — добавила Эйла, поглаживая кобылу, затем окинула взглядом шкуру гнедого жеребца и погладила его. — Думаю, пора заканчивать. Теперь мы можем взять копьеметалку и начать тренировку.
Войдя в земляной дом, они направились к четвертому очагу, миновав по пути Талута, который выглядел совсем несчастным.
Эйла достала копьеметалку и дротики, на обратном пути она вспомнила об остатках целебного чая, который заварила себе от головной боли. Возле реки, где росла ворсянка, нашлись и подсохшие зонтики соцветий тысячелистника, да и ива еще не сбросила свои узкие листочки. Настой из свежего тысячелистника получался горьковатым и ароматным. Тот тысячелистник, что рос у реки, слишком долго простоял под дождем и солнцем и, конечно, уже утратил большую часть своих целебных свойств, но, увидев его, Эйла вспомнила о своих лекарственных запасах. И поскольку, кроме головной боли, у нее еще было расстройство желудка, то она решила заварить целебный чай из тысячелистника и ивовой коры.
«Возможно, это поможет Талуту, — подумала она, — хотя, судя по его стонам, ему лучше было бы выпить особый настой, помогающий от сильной головной боли. Правда, то лекарство уж очень сильнодействующее».
— Талут, выпей этот настой, он от головной боли, — сказала Эйла, проходя к выходу.
Он вяло усмехнулся, взял чашку и одним глотком осушил ее, не особо рассчитывая на положительный результат. Но он был благодарен Эйле за сочувствие, которое, похоже, никто больше не собирался проявлять к нему.
Светловолосая женщина и девочка вместе поднимались по склону, направляясь к утоптанной площадке, где вчера проводились состязания. Выйдя в степь, они заметили четырех мужчин, которые уже увлеченно бросали копья в дальнем конце поля; вновь прибывшие прошли к противоположному краю площадки. Уинни и Удалец следовали за ними, чуть поотстав. Лэти с улыбкой оглянулась на темно-коричневого жеребенка, и он приветливо заржал, повернув голову в ее сторону. Затем жеребенок и кобыла остались пастись на степном лугу, а Эйла начала объяснять Лэти, как пользоваться копьеметалкой.
— Бери ее вот так, параллельно земле, — сказала Эйла, показывая, как надо держать узкое деревянное приспособление, длина которого составляла около двух футов. Затем она вставила большой и указательный пальцы правой руки в кожаные петли. — Теперь мы вставляем сюда копье, — продолжала она, вставляя древко шестифутового копья в паз, прорезанный по всей длине дощечки. Она вставила маленький крючок в отверстие на толстом конце древка, стараясь не задеть оперение. Затем, крепко удерживая копье, Эйла отступила назад и, размахнувшись, метнула его. Свободный конец копьеметалки резко поднялся вверх, добавляя ее руке длину и силу этого рычага, благодаря чему копье летело быстрее и дальше. Эйла передала метательную дощечку Лэти.
— Я правильно держу ее? — спросила Лэти, взяв копьеметалку, как показывала Эйла. — Так, копье вставляем в паз и продеваем пальцы в эти петли, чтобы удержать его, а конец древка подгоняем сюда.
— Все верно, теперь бросай.
Копье, брошенное Лэти, взвилось высоко в небо и пролетело большое расстояние.
— О, это не так уж сложно, — сказала она, довольная сама собой.
— Конечно, метнуть копье несложно, — согласилась Эйла. — Сложно попасть туда, куда наметила.
— Ты имеешь в виду, что нужно тренироваться в меткости? Да, мы тоже иногда тренируемся, играя в «Обручи и Дротики».
Эйла улыбнулась:
— Да, ты права. Нужно потренироваться, чтобы попасть обруч… попасть в обруч дротиком. — Она заметила Фребека, поднявшегося посмотреть, чем занимаются мужчины, и это вдруг напомнило ей, что она должна следить за своей речью. Эйла еще не всегда говорила правильно и старалась выражать свои мысли простыми словами. «В этом деле тоже нужна практика, — подумала она. — Хотя к чему мне теперь все это? Ведь мы скоро уедем отсюда».
Лэти продолжала осваивать копьеметалку под руководством Эйлы, и обе они так увлеклись этим занятием, что не заметили, как подошли мужчины, чтобы понаблюдать за их тренировкой.
— У тебя отлично получается, Лэти! — воскликнул Джондалар, когда девочка попала в намеченную цель. — Ты можешь достичь превосходных результатов! Мне кажется, ты вполне можешь превзойти в меткости Дануга и Друвеца. Они как-то слишком быстро устали от тренировок и вместо этого захотели посмотреть на твои успехи.
Дануг и Друвец выглядели смущенными. В поддразнивании Джондалара была изрядная доля правды, но Лэти улыбнулась им сияющей, счастливой улыбкой и сказала:
— Возможно, я и стану лучшим стрелком. По крайней мере я собираюсь тренироваться, пока не добьюсь этого.
Решив, что на сегодня, пожалуй, можно закончить тренировки, они все вместе побрели вниз к земляному жилищу. Когда они подходили к сводчатому входному проему, из него вылетел Талут.
— Эйла! Наконец-то ты пришла! Что за чудодейственный настой ты дала мне? — вскричал он, стремительно подходя к ней.
Она чуть подалась назад:
— Тысячелистник с люцерной… и добавила немного листьев малины и…
— Неззи! Ты слышала? Выясни хорошенько, как она делает такое зелье. Мою головную боль как рукой сняло. Я чувствую себя новым человеком! — Он повернулся кругом. — Неззи!
— Она пошла вниз к реке с Ридагом, — сказала Тули. — Сегодня утром он выглядел усталым, и Неззи побоялась уводить его так далеко от дома. Но он сказал, что хочет пойти с ней… или, может, ему просто хотелось побыть с ней… Я не особенно поняла, о чем он говорил на своем языке знаков. В общем, я сказала Неззи, что спущусь за ними и помогу принести обратно бурдюк с водой или Ридага. Я как раз туда и направляюсь.
Слова Тули по нескольким причинам привлекли внимание Эйлы. Ее обеспокоило здоровье ребенка, но важнее было то, что отношение Тули к мальчику заметно изменилось. Раньше она не называла его по имени, а теперь говорила, что Ридаг что-то сказал… То есть теперь она воспринимала его как нормального человека.
— Ну что ж… — Талут задумался, на мгновение удивившись тому, что Неззи не оказалось под рукой в нужный момент, затем, упрекнув себя в излишней требовательности, усмехнулся и сказал: — Тогда, Эйла, может, ты расскажешь мне, как делается твое лекарство?
— С удовольствием, — ответила она. Он обрадовался:
— Поскольку я не собираюсь отказываться от употребления бражки, то мне следует знать, как вылечиться на следующее утро.
Эйла улыбнулась. Несмотря на гигантские размеры этого рыжебородого вождя, в нем было что-то по-детски милое и привлекательное. Она не сомневалась, что он может быть страшен в гневе. При всей своей богатырской силе он был подвижным, быстрым и определенно не страдал недостатком ума, но, помимо этого, его натуре были присущи мягкость и доброта. Он умел подавлять свое раздражение, и хотя не упускал случая подшутить над окружающими, однако так же охотно смеялся над собственными недостатками и слабостями. Талут относился к человеческим проблемам с искренним пониманием, и его сострадание распространялось не только на собственное стойбище.
Вдруг всеобщее внимание привлек пронзительный крик, донесшийся со стороны реки. Мгновенно развернувшись, Эйла побежала вниз по склону; несколько человек последовали за ней. Неззи, опустившись на колени, стояла над маленькой фигуркой и горестно стонала. Тули в растерянности стояла рядом, не зная, чем помочь. Подбежав к ним, Эйла увидела, что Ридаг лежит неподвижно, без сознания.
— Неззи? — воскликнула Эйла, в ее встревоженных глазах читался немой вопрос: «Что случилось?»
— Мы поднимались по тропе, — стала объяснять она, — и он вдруг начал задыхаться. Тогда я решила, что лучше понесу его, но не успела даже пристроить бурдюк с водой, как услышала, что он закричал от боли. А взглянув наверх, увидела, что он лежит на тропе.
Эйла склонилась и тщательно обследовала мальчика, приложив ухо к его груди и пощупав венку на шее. Затем она встревожено посмотрела на Неззи и обратилась к Тули:
— Тули, отнеси Ридага в дом в очаг Мамонта. Скорее!
Сама Эйла, опережая их, бросилась вверх по склону и, быстро миновав входное помещение, побежала, по проходу, спеша к их с Джондаларом лежанке, за которой на пристенной скамье были сложены ее вещи. Порывшись в заплечном мешке, она вытащила сумку, сделанную из шкуры выдры. Вытряхнув ее содержимое на кровать, Эйла перебирала многочисленные свертки и мешочки, различавшиеся по типу и цвету кожаных ремешков, которыми они были перевязаны, а также по количеству и чередованию узелков на этих ремешках.
Ее ум работал четко и быстро: «Конечно, это сердце. Я знаю, что его болезнь связана с сердцем. Оно явно плохо работает. Но что надо сделать? Я не слишком много знаю о сердечных болезнях. В Клане Брана никто никогда не жаловался на сердце. Мне необходимо вспомнить все наставления Изы. И те советы, что давала мне одна целительница на Сходбище Клана, она рассказывала, что в их семье двое страдали сердечными болезнями. Во-первых, подумай, говаривала Иза, чем именно болен человек. Мальчик бледный, опухший. Он задыхался и почувствовал боль. Пульс был очень слабым и замедленным. Его сердце должно работать быстрее и четче. Что же мне лучше использовать? Может быть, дурман? Нет, вряд ли. А что еще может подойти… Морозник? Белладонна? Белена? Или наперстянка? Наперстянка… Листья наперстянки. Настой из них очень сильнодействующий, это может убить его. Но сейчас ему как раз и нужно сильнодействующее средство, только оно вновь может заставить биться сердце мальчика, иначе он все равно умрет. Но какую дозу необходимо ему дать? И как лучше — вскипятить воду или просто настоять траву? О, как бы мне хотелось вспомнить, как именно делала это Иза. Куда же запропастился пакетик с наперстянкой? Неужели у меня нет ее?» Подняв глаза, она увидела, что рядом стоит Мамут.