— А если нет?
— Ну, у нас есть средства, чтобы изготовить еще. В любом случае, придется, если этот дикий план будет запущен — миллионы ампул.
— Спасибо, что сообщили, — сказал я и уже собрался идти в комнату.
— Э-э-э… мистер Нивенс. Есть еще вопрос переносчиков…
— Переносчиков?
— Да, переносчиков инфекции. Мы не можем использовать крыс, мышей и прочих. Вы в курсе, как передается болезнь на Венере? Маленькими летающими коловратками — я имею в виду венерианский эквивалент этого насекомого. Здесь таких нет, а это единственный способ распространить инфекцию.
— Вы хотите сказать, что при всем желании не можете меня заразить?
— Нет, почему же. Я могу ввести вам вирус в кровь. Но мне трудно себе представить, как миллион парашютистов высаживаются в красной зоне и просят людей с паразитами на спине не дергаться, пока им не сделают уколы. — Он беспомощно развел руками.
У меня в голове начал складываться план. Миллион парашютистов, разом…
— А почему вы обращаетесь ко мне? — спросил я. — Это, скорее, по части медиков или биологов.
— Да, конечно. Я просто подумал… Вам как-то легко удается…
— Спасибо. — Мой мозг пытался решить сразу две задачи одновременно, но получалось что-то вроде автомобильного затора.
Сколько, интересно, всего людей в красной зоне? — Скажите-ка мне вот что: допустим, у вас лихорадка. Вы не можете меня заразить?
В высадке не могут участвовать медики: их просто столько нет…
— Это будет нелегко. Если я возьму у себя со слизистой оболочки мазок, и он попадет вам в горло, тогда вы, видимо, заболеете. При переливании крови от меня к вам, заболеете наверняка.
— Значит, нужен непосредственный контакт, да? — Сколько человек сможет обработать один парашютист с антитоксином? Двадцать? Тридцать? Или больше? — Если этого достаточно, тогда у вас нет никаких проблем.
— Как это?
— А что прежде всего делает паразит, встречаясь с другим, которого он последнее время не видел?
— Конъюгации!
— Я всегда называл это «прямые переговоры», но я пользовался неточным термином, который употребляли паразиты. Вы полагаете, болезнь можно передать таким образом?
— Полагаю? Я в этом абсолютно уверен! Мы уже доказывали — здесь, в лаборатории, — что при конъюгации происходит обмен белками. Тут уже никто не избежит инфицирования. Мы сможем заразить всю колонию, как одного человека. И как я сам до этого не додумался?
— Вы не очень-то пока настраивайтесь на победу, — сказал я. — Хотя лично я думаю, что этот трюк сработает.
— Сработает! Еще как сработает! — Он собрался бежать, но остановился. — Э-э-э… мистер Нивенс, вы не станете возражать… Я знаю, что это слишком большая услуга…
— Что такое? Выкладывайте. — Мне не терпелось вернуться к решению второй проблемы.
— Вы позволите мне объявить об этом методе распространения болезни? Разумеется, приоритет открытия останется за вами, но генерал очень на меня рассчитывает, а это как раз то, что необходимо мне, чтобы закончить отчет.
Так ему было невтерпеж, что я чуть не рассмеялся.
— Ради бога. В конце концов, это ваша кухня.
— Вы чрезвычайно любезны. Постараюсь не остаться в долгу.
Хазелхерст отправился к себе счастливым человеком. Я тоже. Приятно, когда тебя считают гением — я начал входить во вкус.
Остановившись в коридоре, я продумал основные моменты большого десанта и только после этого вернулся в комнату. Мэри открыла глаза и одарила меня своей райской улыбкой. Я протянул руку и пригладил ее волосы.
— Привет, рыжик. Ты знаешь, что у тебя муж — гений? — Да.
— Знаешь? Ты никогда мне этого не говорила.
— А ты никогда не спрашивал.
В своем докладе Хазелхерст назвал способ распространения инфекции «вектором Нивенса». Сразу после него меня попросили высказать свои соображения.
— Я согласен с доктором Хазелхерстом, — начал я, — хотя здесь требуется экспериментальное подтверждение. Однако он не остановился на некоторых аспектах проблемы, которые носят не медицинский, а, скорее, тактический характер. Такой важный аспект, как задержка перед высадкой десанта с антитоксином — можно даже сказать, краеугольный аспект… — Речь я продумал за завтраком, вплоть до драматических пауз; у Мэри, к счастью, нет привычки болтать с утра во время еды. — …требует начала распространения инфекции сразу во многих точках. Если мы хотим спасти сто процентов населения красной зоны, необходимо, чтобы все паразиты были заражены почти одновременно. Тогда спасательные бригады смогут высадиться в красной зоне после того, как паразиты перестанут представлять опасность, но до того, как носители пройдут кризисный срок, после которого антитоксин уже бесполезен. Проблема легко поддается математическому анализу… — Сэм, сказал я при этом себе, старый ты шарлатан, тебе самому с такой задачей даже с электронным интегратором за двадцать лет не справиться. — …и ее следует передать для решения вашему аналитическому отделу. Однако я позволю себе обрисовать проблему хотя бы в общих чертах. Количество векторов обозначим «X», а количество спасателей — «Y». Существует бесконечное число решений этой задачи, но оптимальное решение зависит от возможностей материально-технического обеспечения.
Я уже говорил, что здесь необходим точный математический расчет, но, основываясь на собственном, к сожалению, слишком близком знакомстве с их привычками… — Цифры я, как мог, прикинул на логарифмической линейке, но им, разумеется, этого не сказал. — …полагаю, что нам понадобится…
Все затаили дыхание. Когда я дал для «X» слишком низкую оценку, генерал меня перебил:
— Мистер Нивенс, можете не сомневаться, добровольцев будет столько, сколько нужно.
Я покачал головой.
— Добровольцев тут использовать нельзя, генерал.
— Да, я вас понимаю. Болезнь должна укрепиться в организме, и у добровольцев останется слишком мало времени, чтобы подействовало противоядие. Но эта проблема решается очень просто. Им можно имплантировать желатиновую капсулу с антитоксином или еще что-то. Тут наши люди справятся.
Сделать все это, конечно, несложно, но я возражал против добровольцев по другой причине — отвратительной казалась сама мысль, что этим людям придется подчиняться паразитам.
— Как бы там ни было, использовать добровольцев нельзя. Паразит узнает все, что знает его носитель, и просто не пойдет на прямые переговоры. Он предупредит остальных голосом. Нет, нам придется использовать животных — обезьян, собак, любых животных, которые способны унести паразита, но не могут ничего рассказать. И их должно быть достаточно, чтобы заразить всю опасную зону, прежде чем хотя бы один паразит поймет, что болен.
Затем я вкратце высказал свои соображения по операции «Милосердие».
— Первый этап, операцию «Лихорадка», можно начинать, как только у нас будет достаточно антитоксина. И через неделю после этого на континенте не должно остаться ни одного паразита.
Никто не аплодировал, но атмосфера очень напоминала атмосферу театрального зала после премьеры. Генерал отправился переговорить с маршалом Рекстоном, а после прислал своего помощника с приглашением на ленч. Я ответил согласием, но при условии, что приглашение распространяется и на жену.
Когда все вышли, отец подождал меня снаружи.
— Ну, как я выступил? — спросил я, стараясь не показывать, что волнуюсь, хотя, кажется, мне это не очень удалось.
Он затряс головой.
— Сэм, ты их наповал сразил. Тебя пора по стерео показывать.
Меня распирало от удовольствия. За всю речь я ни разу не замялся и вообще чувствовал себя теперь совершенно новым человеком.
32
Шимпанзе, за которого я так переживал в Национальном зоопарке — Сатана, — полностью оправдал свою кличку, едва его освободили от паразита. Отец вызвался добровольцем для проверки «теории Нивенса-Хазелхерста», но я уперся, и короткая спичка досталась Сатане. Ни сыновьи чувства, ни их фрейдистская противоположность тут ни при чем, я просто боялся комбинации Старик-плюс-паразит. Мне не хотелось, чтобы он оказался на их стороне даже в лабораторных условиях — слишком уж Старик хитер и изворотлив. Люди, которые не испытали на себе власть паразитов, не в состоянии понять, насколько враждебно относятся к нам, свободным людям, носители — и при этом сохраняют все свои способности.
Короче, для опытов использовали обезьян. В наше распоряжение передали не только питомцев Национального зоопарка, но и множество других — из зоопарков поменьше и нескольких цирков. Сатану инфицировали «девятидневной лихорадкой» в среду, двенадцатого числа. К пятнице он уже заболел, и к нему в клетку поместили другого шимпанзе с паразитом. Титанцы тут же соединились для «прямых переговоров», после чего вторую обезьяну снова посадили отдельно.
В субботу шестнадцатого паразит Сатаны съежился и отвалился. Шимпанзе сразу ввели антитоксин. В понедельник сдох второй паразит, и его носитель получил свою дозу препарата.
К среде Сатана практически выздоровел, хотя и заметно похудел. Вторая обезьяна, Лорд Фаунтлерой, тоже поправлялась. На радостях я дал Сатане банан, и он откусил мне первый сустав на указательном пальце. Обидно, тем более, что времени для регенерации не было. Впрочем, я сам виноват: у Сатаны действительно мерзкий характер.
Однако даже это не испортило мне настроения. Я обработал и забинтовал палец, затем бросился искать Мэри. Не нашел и, в конце концов, отправился в кают-компанию: думал, найду кого-нибудь, с кем можно будет отпраздновать.
Но там никого не оказалось. Все работали в лабораториях, готовились к началу операций «Лихорадка» и «Милосердие». Распоряжением Президента все приготовления велись только на одной этой базе в горах. Обезьян для распространения инфекции — более двухсот — тоже доставили на базу; здесь же «колдовали» над культурой болезнетворных микроорганизмов и антитоксином. Даже пункт для получения иммунной сыворотки разместили в подземном зале, где раньше сотрудники базы играли в гандбол.
Миллион с лишним человек для операции «Милосердие», конечно же, там разместиться не могли, но они и не должны были ничего знать до сигнала тревоги перед началом операции, когда каждому из них выдадут пистолет и патронташ с индивидуальными впрыскивателями антитоксина. Тем, кто ни разу не прыгал с парашютом, поможет преодолеть страх сержант — если будет необходимо, пинком. Делалось все возможное, чтобы сохранить подготовку в тайне; мы могли и проиграть, если только титанцы узнают о наших планах — от предателя или еще как-то. Слишком много хороших замыслов проваливалось в прошлом потому лишь, что какой-нибудь идиот выбалтывал их жене.
Если бы титанцам стал известен наш план, зараженных обезьян просто перестреляли бы сразу после высадки в красной зоне. Однако за рюмкой виски я позволил себе немного расслабиться. Меня не покидало радостное чувство, и я почти не сомневался, что нам удастся сохранить подготовку в тайне. Все, кто прилетел на базу, должны были оставаться там до самой высадки десанта, а любое общение с внешним миром полностью контролировал полковник Келли.
Что касается утечки информации за пределами базы, то это практически исключалось. Неделей раньше генерал, отец, полковник Гибси и я побывали в Белом доме. Старик долго скандалил, но своего все-таки добился: в конце концов, о плане не сообщили даже шефу службы безопасности Мартинесу. Если Президент или Рекстон не разговаривают во сне, то все должно быть в порядке. Нужно продержаться только неделю.
Хотя и неделя — срок достаточно большой. Красная зона неумолимо расползалась. После сражения у Пасс-Кристиана паразиты перешли в наступление. Теперь граница красной зоны на побережье Мексиканского залива проходила к востоку от Пенсаколы, и похоже было, они на этом не остановятся. А может быть, им надоест преодолевать наше сопротивление, и они решат «истратить» потенциальных носителей, просто забросав наши города атомными бомбами. Радарные службы, конечно, сообщат об угрозе заранее, но они не смогут остановить массированное нападение.
Однако я старался не думать о плохом. Ждать оставалось всего неделю…
В кают-компанию вошел полковник Келли и сел рядом.
— Выпить не хотите? — спросил я. — Есть повод.
Он посмотрел на свой огромный живот и сказал:
— Ладно, я думаю, от одного пива мне хуже не станет.
— Берите два. Или сразу дюжину! — Я заказал для него пива и рассказал об успешном эксперименте с обезьянами.
Келли кивнул.
— Да, я знаю. Неплохо.
— Всего лишь «неплохо»? Да мы уже на полпути к успеху! Через неделю мы победим!
— И что?
— Как «что»? — Я даже немного разозлился. — Вы сможете одеться и вообще вернуться к нормальной жизни. Или вы думаете, что наш план провалится?
— Нет, отчего же? Операция, я думаю, пройдет успешно.
— Тогда почему такой траур?
— Мистер Нивенс, вы сами, очевидно, понимаете, что с таким пузом, как у меня, не очень-то приятно расхаживать голышом.
— Видимо, да. Но сам я привык, и будет даже жаль, если все станет как прежде. Удобно, да и время экономится.
— Не беспокойтесь, не станет. Ничего уже не изменится.
— Что-то я вас не понимаю. Минуту назад вы сказали, что наш план сработает, а теперь утверждаете, что режим «Загар» останется в силе навсегда.
— С некоторыми изменениями, но останется.
— Как это? Я сегодня не очень хорошо соображаю.
Он выбил на клавиатуре еще одно пиво.
— Мистер Нивенс, я никогда не думал, что мне доведется увидеть, как военный комплекс превращается в лагерь нудистов. А увидев, я уже не жду, что все станет на свои места. Потому что это невозможно. Ящик Пандоры открывается только в одну сторону. И вся королевская конница, и вся королевская рать…
33
Все собрались в том же президентском конференц-зале Белого дома, и мне сразу вспомнилась ночь после обращения Президента к нации. Присутствовали отец, Мэри, Рекстон, Мартинес, а также генерал из лаборатории, доктор Хазелхерст и полковник Гибси. Все следили за электронной картой на стене; прошло уже четыре с половиной дня от начала операции «Лихорадка», но долина Миссисипи по-прежнему светилась рубиновыми огнями.
Я немного нервничал, хотя в целом заброска обезьян прошла успешно, и мы потеряли только три десантные машины. По расчетам, каждый паразит, за исключением тех, может быть, которым по каким-то причинам не довелось за это время вступить в прямые переговоры, должен был заразиться три дня назад, причем двадцать три процента из них от двух и более векторов. Операция планировалась таким образом, чтобы охватить около восьмидесяти процентов титанцев в первые двенадцать часов — в основном, в городах.
Скоро, очень скоро паразиты начнут дохнуть даже быстрее, чем мухи. Если только мы нигде не ошиблись.