— Мисс Баллантайн… то есть доктор Баллантайн… у меня не хватает слов, чтобы рассказать, какое влияние на мою жизнь оказала встреча с вами.
Робин почувствовала, что краснеет, и попыталась высвободить руку, но он крепко сжал ее.
— Я хотел бы получить позволение поговорить с вами в таком же духе еще раз. — Кодрингтон помолчал. — Если это утро закончится так, как мы надеемся.
— О, все будет хорошо! — с жаром воскликнула она. — Все будет так, как мы надеемся, я знаю.
Едва сознавая, что делает, она порывисто приникла к нему и горячо поцеловала. На мгновение Клинтон оцепенел, потом неуклюже прижал ее к себе так крепко, что латунные пуговицы его кителя впились ей в грудь, и мял зубами ее губы, пока они не покрылись синяками.
— Моя милая, — шептал он. — О моя милая.
Его бурный отклик испугал молодую женщину, но очень скоро Робин почувствовала, что его крепкие объятия ей нравятся. Она попыталась высвободить руки, чтобы тоже обнять его, но Клинтон неверно истолковал движение и поспешно выпустил ее.
— Простите, — выпалил он. — Не понимаю, что на меня нашло.
Мисс Баллантайн пронзило острое разочарование, потом она разозлилась на его робость. Несмотря на недоразумения с пуговицами и зубами, было все-таки очень приятно.
Шлюпки отчалили от обоих кораблей одновременно и сквозь перламутровую рассветную дымку направились к берегу, который смутно вырисовывался в бледном утреннем свете позади линии бурунов.
Они пристали к берегу в сотне метров друг от друга, добравшись до пляжа на гребне одной и той же длинной зеленой волны. Гребцы спрыгнули в воду, доходившую до пояса, и втащили шлюпки на белый песок.
Обе команды порознь перевалили через нанесенный рекой песчаный вал и двинулись к дальнему концу лагуны, скрытому от кораблей одинокой дюной и зарослями высокого тростника с пушистыми головками. На краю тростниковых зарослей находилась ровная полоска плотного влажного песка.
У одного ее конца встали Манго Сент-Джон и Типпу. Манго закурил сигару и, упершись руками в бедра, глядел вдаль поверх холмов, не обращая ни малейшего внимания на все, что творилось вокруг. На нем были черные, плотно облегающие брюки и белая шелковая рубашка с длинными рукавами, в распахнутом вороте виднелись темные волосы на груди. Белая рубашка будет для противника хорошей мишенью, он скрупулезно соблюдал правила.
Робин исподтишка наблюдала за ним с другого конца поляны, где стоял Клинтон Кодрингтон. Она пыталась сохранить в душе ненависть к Сент-Джону и думать лишь о том, как ей претит его насилие, но долго питать столь тяжелые чувства было нелегко. Вместо этого ее охватило радостное возбуждение, странный восторг, который усиливался при одном взгляде на этого дьявола в человеческом обличье. Она поймала себя на том, что открыто на него пялится, и с трудом отвела глаза.
Возле нее с негнущейся спиной стоял Клинтон. Капитан был одет в синий форменный китель, в бледно-розовом свете занимающейся зари сверкали золотые галуны, указывающие на его ранг. Он зачесал выбеленные солнцем волосы назад и перевязал их на затылке, при этом четко вырисовывалась решительная линия подбородка.
Зуга пошел навстречу Типпу, который нес под мышкой палисандровую шкатулку с пистолетами. Они встретились на середине ровной площадки. Типпу остановился, широко расставив ноги, раскрыл шкатулку и протянул Зуге, а тот, вынимая каждый пистолет из обитой бархатом ячейки, зарядил их тщательно отмеренной дозой черного пороха, забил в стволы темно-синие свинцовые пули и установил пистоны на ударники.
Вид длинноствольных пистолетов напомнил Робин о той ночи на «Гуроне», она прикусила губу и зябко поежилась.
— Не терзайте себя, мисс Баллантайн, — шепнул Клинтон.
Он расстегнул и снял китель. Под ним также была белая рубашка, честно являвшая противнику отличную мишень. Он протянул ей китель и хотел что-то добавить, но тут раздался голос Зуги:
— Пусть дуэлянты выйдут вперед.
Клинтон еще раз вымученно улыбнулся и зашагал, оставляя на влажном песке глубокие следы каблуков.
Он предстал перед Манго Сент-Джоном, спокойно встретив его взгляд. Лица обоих были непроницаемы.
— Джентльмены, призываю вас решить дело без кровопролития, — произнес Зуга ритуальную формулу попытки к примирению. — Капитан Кодрингтон, вы, как бросивший вызов, согласны принести извинения?
Клинтон лишь коротко покачал головой.
— Мистер Сент-Джон, существует ли другой путь избежать кровопролития?
— Думаю, нет, сэр, — протянул Сент-Джон, осторожно стряхивая с сигары слой серого пепла толщиной в сантиметр.
— Отлично, — кивнул Зуга и немедленно перешел к условиям дуэли: — По команде «Расходитесь!» каждый из вас, джентльмены, должен сделать десять шагов, я буду их отсчитывать вслух. Сразу же после счета «десять» я дам команду «Пли!», и после нее вы будете вольны обернуться и разрядить оружие.
Он смолк и взглянул на Типпу. За пояс мешковатых штанов помощника был заткнут длинноствольный заряжающийся с дула пистолет.
— Оба секунданта вооружены. — Зуга положил руку на рукоятку кольта у себя за поясом. — Если кто-либо из дуэлянтов сделает попытку открыть огонь до соответствующей команды, он будет на месте застрелен секундантами.
Майор снова замолчал, переводя взгляд с одного противника на другого.
— Вам все ясно, джентльмены? — Оба кивнули. — Есть ли у вас вопросы? — В полной тишине Зуга подождал несколько секунд, потом продолжил: — Что ж, тогда начнем. Мистер Сент-Джон, вы имеете право выбрать оружие первым.
Манго Сент-Джон бросил сигару и втоптал ее каблуком в песок. Потом шагнул вперед. Типпу протянул ему палисандровую шкатулку, и Сент-Джон, мгновение поколебавшись, выбрал один из роскошно инкрустированных пистолетов. Он прицелился в небо и взмахом свободной руки взвел курок.
Клинтон взял другой пистолет и взвесил его в руке, плотно обхватив рукоятку, затем повернулся вполоборота, поднял пистолет и прицелился в одного из черно-желтых ткачиков, сновавших по окрестным тростникам.
Робин с облегчением наблюдала, как с привычной непринужденностью держит оружие ее защитник. Теперь она была совершенно уверена в исходе дуэли. Добро должно восторжествовать. Она снова начала молиться про себя, шевелились лишь ее губы, повторяя слова двадцать второго псалма:
«Если я пойду и долиною смертной тени».
— Займите свои места, джентльмены. — Зуга отступил и сделал знак Робин.
Не переставая молиться, она отошла туда, где находился брат, и встала в нескольких шагах за его спиной, подальше от линии огня, соединявшей дуэлянтов.
Типпу, стоявший рядом с Зугой, вытащил из-за кушака длинный, неуклюжего вида пистолет, взвел огромный вычурный курок и поднял оружие на караул. Дуло ствола зияло, как у пушки. Зуга достал свой кольт и, замерев, ждал, пока дуэлянты не сделали по нескольку шагов навстречу друг другу и не повернулись спиной к спине.
Позади них восходящее солнце окрасило вершины холмов сверкающим золотом, но лагуна еще оставалась в тени. Над темной тихой водой клубами подымался туман. Тишину разорвал резкий крик серой цапли, она взлетела из тростников, лениво размахивая крыльями, изогнув по-змеиному шею, чтобы уравновесить тяжесть клюва.
— Расходитесь! — скомандовал Зуга так громко, что сестра испуганно вздрогнула.
В такт счету майора мужчины размеренно зашагали прочь друг от друга, вминая каблуками податливый песок.
— Пять.
Манго Сент-Джон мягко улыбался словно какой-то ему одному известной шутке. Он поднял руку, нацелив изящный ствол из вороненой стали в порозовевшее небо. Шелковые рукава белой рубашки развевались, как крылья летучей мыши.
— Шесть.
Клинтон, чуть наклонившись вперед, размашисто переставлял длинные ноги, затянутые в белые форменные брюки. Его бледное лицо застыло, как маска, губы сжались в тонкую решительную линию.
— Семь.
Робин едва дышала, ее сердце колотилось в бешеном крещендо, грозя вырваться из грудной клетки.
— Восемь.
Она впервые заметила пятна пота, пропитавшего под мышками рубашку Клинтона, хотя утро стояло прохладное.
— Девять.
Внезапно ей стало до смерти страшно, вся ее вера растворилась в предчувствии несчастья, которое вот-вот на нее обрушится.
— Десять.
Она еле сдержалась, чтобы не завопить: «Остановитесь!» Ей хотелось рвануться вперед, броситься между мужчинами. Робин не хотела, чтобы они умирали, ни тот, ни другой. Она попыталась глотнуть воздуха, но пересохшее горло сжалось, попыталась шагнуть, но ноги словно приросли к земле, отказываясь повиноваться.
— Пли! — заорал Зуга, его голос дрогнул от напряжения.
Зрители застыли. Мужчины на темно-желтом песке повернулись, подобно паре танцоров, исполняющих тщательно отрепетированный танец смерти. Их правые руки взлетели навстречу друг другу — точно таким же жестом тянутся друг к другу разлучающиеся влюбленные. Левой рукой они уперлись в бедро — классическая поза опытных стрелков.
Время, казалось, застыло, бойцы двигались грациозно и размеренно, без смертоносного натиска.
Тишина стояла полная, ветер перестал шелестеть в тростниках, в лесу по ту сторону лагуны не вскрикнули ни зверь, ни птица, податливый песок гасил звук шагов — казалось, весь мир затаил дыхание.
Эхо пистолетных выстрелов с грохотом покатилось по ущелью, перескакивая с утеса на утес Хрипло каркая, вспорхнули вспугнутые птицы.
Выстрелы прозвучали через сотую долю секунды один за другим и слились в единый гром. Из синеватых стволов вылетели белые облачка порохового дыма, возвещающие смерть, и отдача одновременно взметнула пистолеты кверху.
Оба стрелявших отшатнулись, но устояли на ногах. Робин заметила, что облачко дыма вылетело из пистолета Манго Сент-Джона на мгновение раньше, а затем темноволосая голова Манго дернулась, словно от пощечины.
Пошатнувшись, американец сделал шаг назад, остановился и выпрямился во весь рост. С дымящимся пистолетом в руке он смотрел на противника, и у мисс Баллантайн отлегло от сердца. Манго Сент-Джон остался невредим. Робин захотелось подбежать к нему, но вдруг ее радость померкла: темно-красная струйка зазмеилась из густых волос на виске по гладко выбритой оливковой щеке и оросила белый шелк рубашки.
Робин прикрыла рот рукой, чтобы сдержать крик, как вдруг что-то привлекло ее внимание, и она резко повернула голову в сторону Клинтона Кодрингтона.
Он тоже стоял прямо, с почти военной выправкой, но внезапно начал медленно оседать. Правая рука с пистолетом повисла, пальцы разжались, и роскошное оружие упало на песок.
Кодрингтон прижал руку к груди, словно собирался поклониться, его тело медленно перегнулось пополам, ноги подкосились, он упал на колени, как в молитве. Он поднял руку и с тихим удивлением всмотрелся в окровавленные пальцы, а потом рухнул на песок лицом вниз.
Наконец Робин нашла в себе силы сдвинуться с места. Она подбежала к Клинтону и опустилась на колени подле него. Испуг придал ей сил, она перевернула его на спину. Весь перед белой полотняной рубашки пропитался кровью, вытекавшей из аккуратного отверстия сантиметрах в пятнадцати влево от застежки из перламутровых пуговиц.
Кодрингтон стоял вполоборота к линии огня, и низко летевшая пуля вошла в него слева, на уровне легкого, она сразу это поняла. Легкие! Робин захлестнуло отчаяние. Это означало смерть, медленную и мучительную, но тем не менее неизбежную. Ей оставалось лишь смотреть, как человек неотвратимо захлебывается собственной кровью.
За спиной захрустел песок. Доктор обернулась.
В запачканной кровью рубашке перед ней стоял Манго Сент-Джон. К виску он прижимал шелковый платок, пытаясь остановить обильное кровотечение. Пуля скользнула над ухом и ободрала длинную полоску кожи.
Его глаза горели мрачным огнем, он был страшен. Холодным отчужденным голосом он тихо произнес:
— Надеюсь, мадам, вы наконец удовлетворены. — Сент-Джон резко повернулся и пошел к берегу, поднимаясь вверх по белой дюне.
Ей хотелось побежать за ним, объяснить… она сама не знала что, но долг повелевал ей оставаться здесь, с тяжелораненым. Дрожащими пальцами Робин расстегнула рубашку Клинтона и увидела в белом теле маленькое синее отверстие, из которого медленно сочилась густая кровь. Так мало крови в устье раны — плохой признак, значит, кровотечение внутри, глубоко в грудной клетке.
— Зуга, мой саквояж, — отрывисто скомандовала она.
Зуга принес саквояж и опустился рядом с ней на одно колено.