Однако, когда второй тарсунец был уже достаточно близко, из переулка навстречу ему вышел человек в забрызганной кровью кольчуге, с обломком меча в руке. Он не был тарсунцем, и всадник поворотил коня, безусловно считая обладателя сломаного меча еще более легкой добычей, чем прижатого к стене, но все-таки вооруженного мальчишку. Однако Эйрих — а это был именно он — увидев занесенное над собой копье, и не подумал уклоняться. Вместо этого он, отбросив свой обломок, ухватил обеими руками древко и резко рванул на себя, в то же время поворачивая его и выталкивая врага из седла. Тот не успел ни оказать сопротивление этому молниеносному приему, ни хотя бы разжать руки, и грянулся на землю. Вторым движением сильных рук Эйрих окончательно завладел копьем, одновременно переворачивая его вниз наконечником. Третье резкое движение сверху вниз пригвоздило тарсунца к земле.
Эйрих ухватил лошадь за повод, но не стал сразу прыгать в седло. Он сделал несколько быстрых шагов в сторону, увлекая за собой коня, и подобрал с земли меч одного из убитых воинов. В следующий миг он был уже в седле.
Элина тем временем тоже добилась кое-каких успехов — ей удалось перерубить угрожавшее ей копье. Однако и острый обломок древка представлял для нее, не защищенной броней, угрозу, и тарсунец не оставлял своих намерений, совсем уже загнав Элину в угол между домом и примыкавшей пристройкой. Азарт, однако, притупил его бдительность, и в тот момент, когда он, как ему казалось, был уже близок к успеху, Эйрих наскакал на него сзади и с размаху снес ему голову.
Элине не требовалось особое приглашение — она легко вскочила на освободившегося коня. Обезглавленный труп застрял одной ногой в стремени, и Элина пинком выбила эту ногу.
— Чекнев пал, — коротко проинформировал ее Эйрих, — нам надо уносить ноги.
Идея была своевременной, поскольку еще несколько тарсунских кавалеристов показались между домами. Элина поскакала следом за Эйрихом, не задавая лишних вопросов и лишь настороженно поглядывая по сторонам. В глубине одной из улиц она увидела человека, который бежал вдоль домов с факелом и большой охапкой соломы; у каждого дома он отделял от охапки пук, поджигал его и пихал в окно. Сначала Элина решила, что это один из нападавших, но затем увидела, что его преследует конный тарсунец. Через несколько секунд тот настиг поджигателя и с оттяжкой рубанул мечом. Элину это удивило, но условия для проявления любознательности были неподходящими.
Эйрих направил своего коня к бреши в городских укреплениях, образовавшейся в результате пожара. Груду обугленных бревен все еще облизывали языки пламени, и прыжок через это препятствие требовал немалой смелости и от коня, и от всадника. Эйрих, однако, без колебаний послал своего скакуна вперед, и тренированный боевой конь, чувствовавший твердую руку наездника, не подвел. Элине ничего не оставалось, как повторить этот прыжок; приземлившись, она снова закашлялась от дыма, но продолжала погонять жеребца каблуками.
Они вырвались из дыма неожиданно для находившихся снаружи тарсунцев, но замешательство последних длилось недолго. Засвистели стрелы; впрочем, ни одна из них не достигла цели. Тогда несколько тарсунских всадников устремились в погоню. Эйрих первоначально думал уйти на запад, но из леса на севере, где находился тарсунский лагерь, выехало еще несколько кавалеристов, которые поскакали наперерез беглецам, вынуждая их отклоняться к востоку и прижимая к реке. Эйрих вдруг снял шлем и бросил его на землю, а затем принялся освобождаться от кольчуги — делать это на полном скаку было нелегко, но у него получалось.
— Что вы делаете? — изумилась Элина.
— Избавляюсь от лишних тяжестей, — ответил он, не прекращая своего занятия. — Нам придется искупаться.
Да, преследователи, охватывавшие беглецов полукольцом с запада, не оставили им другого выхода, кроме как форсировать реку вплавь. Элина подумала о температуре воды и мужественно промолчала.
Кони вынесли их на берег; кольчуга Эйриха тяжело грохнулась на плотный мокрый песок. Ближайшая ладья стояла на якорях в полутысяче футов ниже по течению — достаточно далеко, чтобы не опасаться стрел оттуда, даже учитывая неминуемый снос при переправе.
Животные тоже не были в восторге от перспективы плыть в ледяной воде, но решительность наездников не позволила им ослушаться. Когда кони вошли в воду уже достаточно глубоко, Эйрих, а за ним и Элина, соскользнули с седел. Переправляться на спинах коней, замочив только ноги, было бы, конечно, намного приятнее, но в этом случае, чтобы держаться на плаву, пришлось бы избавиться и от других тяжелых вещей — таких, например, как мечи.
Река стиснула людей в холодных объятиях — сперва сквозь одежду, но вода быстро добралась и до кожи. Сжав зубы и крепко держась за седло, Элина быстро заработала свободной рукой и ногами, поднимая тучу брызг. Эйрих греб спокойно, словно летом. Когда они отплыли футов на сто, он обернулся и увидел, как тарсунцы, выехав на берег, остановились, перебросились несколькими словами и повернули коней вспять. В самом деле, преследование двух беглецов из уже взятого города явно не стоило дальнейших усилий.
К счастью для переправлявшихся, река была неширока. Двадцать минут спустя Эйрих и Элина уже взбирались по диагонали по крутому противоположному берегу, втаскивая за собой коней. Наконец они поднялись наверх и вновь забрались в седла. Эйрих довольно долго скакал сквозь лес, заставляя свою спутницу следовать за ним, но если для лошадей это был повод согреться, то у мокрой насквозь Элины, обдуваемой в придачу встречным ветром, не попадал зуб на зуб. Но наконец Эйрих решил, что они отъехали достаточно, и сбавил темп, позволяя коням постепенно остыть, а затем остановился и спешился.
Первоочередной задачей было насобирать сучьев, которые, конечно же, были сырые и никак не хотели разгораться; Элина с досадой подумала о временах, когда добыть огонь можно было простым заклинанием. Но в конечном итоге Эйрих добился успеха и без помощи магии. Потрескивающее пламя постепенно охватило всю предназначенную для него пищу, и путешественники получили наконец возможность погреться и посушить одежду. Сушить приходилось на себе — раздеваться даже и настолько, насколько позволяли строгие западные приличия, было не менее холодно.
Когда съежившаяся в комочек возле самого огня Элина отогрелась настолько, что у нее появилось желание поддерживать разговор, она рассказала Эйриху о странном поджигателе, погибшем от руки тарсунца.
— Ничего необычного, — ответил ее спутник. — Это вполне в характере луситов — жечь свои дома и имущество, чтоб не доставалось врагам.
— Но это же глупо! Вместо того, чтобы пытаться спасти хоть чтото…
— Вы рассуждаете по-западному. А тарсунцы все равно все пожгут, после того как разграбят город.
— И что потом будет с чекневцами?
— Будут жить в землянках и отстраивать прежний город на старом месте. Здесь это все в порядке вещей.
— М-да, — резюмировала Элина и вернулась к более практичным материям.
— А ведь все наши пожитки остались там. И моя лошадь тоже…
— Это ничего. Наши трофейные кони неплохи. А когда у человека есть меч, он может добыть все остальное.
— Эйрих! — Элина возмущенно распахнула глаза. — Вы намерены опуститься до грабежа?!
— Вполне почтенное занятие для военного времени, — Эйрих вытянул ноги по касательной к костру. — Где-то там позади сейчас этим занимается целая армия.
— Может, это и допустимо для солдата, но не для рыцаря! Мой отец 12 лет был наемником и не скопил никаких богатств!
— По-вашему, это было очень умно с его стороны?
— Эйрих!!!
— Ну, ну, успокойтесь. Еще немного, и вы с мечом на меня броситесь, — усмехнулся Эйрих, глядя на разгневанную не на шутку Элину. — Давайте раз и навсегда договоримся, что я не рыцарь и не обязан следовать рыцарскому кодексу чести. Ну, если вы так настаиваете, мы можем выдавать расписки на предъявителя тем, у кого реквизируем имущество…
— Вы издеваетесь!
— Всего лишь показываю вам бесперспективность ситуации. У нас есть кой-какие деньги, которые мы получили от Ральда, но их не так много, и половина монет не имеет хождения в этих местах. Я предпочел бы оставить их в качестве аварийного запаса на будущее. И я что-то не думаю, что вы желаете наняться в батраки к богатому луситу. Значит, поправить свои материальные дела мы можем только мечом — либо вступив в очередную армию, но это опять отвлечет нас от целей нашего пути и подвергнет лишнему риску, либо просто взяв то, что не слишком хорошо лежит.
— В этом нет необходимости, — нехотя произнесла Элина. — У меня… имеются кое-какие сбережения помимо платы от Ральда.
— Ну что ж, — улыбнулся Эйрих, — раз вы открыли свои карты, то и я открою свои. У меня тоже кое-что припрятано. Не хотел тратиться в этих диких лесах, ну да ладно, будь по-вашему. Только будьте осторожней, когда станете расплачиваться, особенно золотом. В луситских селениях незнакомца не то что за золотые монеты — за пару хороших сапог прирезать могут.
Высказав эту сентенцию, он вытащил из куртки плоскую флягу, отвинтил крышку и, задержав дыхание, сделал несколько глотков, а потом закусил извлеченным из кармана куском хлеба.
— Костер костром, а вам погреться изнутри тоже не помешает, — сказал Эйрих, протягивая флягу Элине. Та подозрительно понюхала открытое горлышко и брезгливо поморщилась от резкого запаха:
— Это что, спирт?
— Он самый. Вам, конечно, надо разбавить. У вас есть вода?
— Есть, — фляжка висела у Элины на боку под курткой. — Но я не пью крепких напитков. Мой отец говорит, что ум и рука воина всегда должны оставаться трезвыми.
— Так я ж не предлагаю вам напиваться. Это чисто медицинская процедура. Если вы этого не сделаете, то заболеете после сегодняшнего купания, возись потом с вами…
— Я, кажется, не нанимала вас в няньки, — огрызнулась Элина.
— О, разумеется. Если вам хочется, чтобы я бросил вас больную в лесу, я могу это сделать. Только подумайте, что вы от этого выиграете?
— Я пока еще не больная, — пробормотала графиня, не обратив внимания, что он употребил женский род, и автоматически употребив его в свою очередь.
— Но предосторожность не помешает.
Элина сопротивлялась не из принципа, а из вполне практических соображений — она боялась опьянеть и все еще не до конца доверяла Эйриху. Тем паче что он предложил ей выпить сразу после того, как она упомянула о зашитом в куртке золоте. «Да ну, чушь, — сказала себе Элина. — Он уже десять раз мог причинить мне зло, если бы хотел. Пока же он наоборот вытаскивает меня из неприятностей… « Последняя мысль была обидной — героям не подобает решать свои проблемы с посторонней помощью, но — приходилось смотреть правде в глаза. Правда, и Эйрих был обязан Элине своевременно приведенной из Чекнева подмогой.
Графиня решительно достала свою флягу и в ее большую крышку, служившую ей походным стаканом — не могла же она, как Эйрих, пить из горла — налила поровну спирта и воды.
— Выдохните, а потом делайте резкий глоток. Не вздумайте задерживать во рту, — наставлял ее более опытный товарищ. — Потом заешьте и запейте водой, — он протянул ей оставшуюся половину куска хлеба — последний их провиант.
Элина предполагала, что пойло будет невкусным, но самые мрачные ее фантазии померкли перед кошмаром реальности. Ей показалось, что ей, словно казнимому фальшивомонетчику, в глотку залили расплавленный свинец. Сгибаясь в приступе кашля, с побагровевшим лицом, она еле сумела схватить вслепую свою — к счастью, свою — флягу, и, не заботясь уже, конечно, ни о каких приличиях и стаканчиках, сделать несколько жадных глотков из горла. Лишь после этого она смогла положить в обожженный рот кусок хлеба и вяло прожевать его.
— Демоны вселенной, — просипела она, вытирая градом льющиеся слезы,
— неужели есть на свете идиоты, которые пьют это не для медицинских целей?!
— Ничего, сейчас вы почувствуете себя комфортней, — ободрил ее Эйрих. И действительно, скоро она ощутила, что проглоченный ею огонь уже не жжет, а приятно согревает все тело. Одновременно все волнения этого дня отодвигались куда-то на задний план, а глаза сами собой слипались. Элина устроилась поудобней на подстилке из веток и провалилась в сон.
Когда она проснулась, было темно; лишь всполохи костра боролись с промозглым сумраком осенней ночи. Пахло жареным — в прямом смысле. Элина повернулась и увидела Эйриха, который поворачивал над огнем надетую на прутик ободранную тушку небольшого животного.
— Что у нас на ужин? — осведомилась графиня.
— Еж, — просто ответил Эйрих.
Элина скорчила брезгливую гримасу; есть сразу расхотелось.
— Меч — не лучшее средство для охоты в лесу, — продолжал ее спутник.
— Лук и стрелы подошли бы гораздо лучше. Я мог бы соорудить западню, но нужно время, чтобы в нее кто-нибудь попался, да и не в двух же шагах от костра ее делать, а далеко уйти я не мог, пока вы спали. Этому ежу просто не повезло — он пробегал неподалеку.
— Когда мы сможем поесть в следующий раз? — осведомилась Элина.
— Подробной карты я не видел, но, полагаю, через день-два мы доберемся до какой-нибудь деревни.
— Ну, это не так много. Знаете, я, пожалуй, откажусь от своей порции.
— Дело ваше, — пожал плечами Эйрих, — мне больше достанется. Вообще-то на востоке едят змей, ящериц, жаб и кузнечиков — и правильно делают.
Окончательно добив аппетит Элины этим сообщением, он приступил к трапезе. Ежиное мясо было довольно-таки вонючим, но его это не смущало.
— Теперь ваша очередь охранять мой сон, — изрек он, закончив.
— Разбудите, как рассветет.
Элина осталась наедине с ночным лесом. Было тихо; лишь потрескивал костер, да изредка всхрапывали во сне привязанные к дереву кони (а вот Эйрих спал совершенно беззвучно — можно было подумать, что он даже и не дышит). Потом где-то вдали заухал филин; Элина вздрогнула, хотя и поняла, что это всего лишь птица. Ей подумалось, что в те времена, когда так легко было разжечь огонь, на свет его из ночного леса могло выйти что-нибудь похуже заблудившихся путников или даже вражеских солдат. О, конечно, она и ее меч дали бы достойный отпор лесной нечисти, однако даже самому доблестному воину тяжело драться с противником, многократно превосходящим численно, не знающим усталости, не чувствующим боли и весьма трудно убиваемым. Правда, в те времена существовали и методы защиты помимо меча. Вокруг костра очертили бы магический круг, а в огонь были бы брошены специальные снадобья. Впрочем, в эпоху расцвета магических империй вообще не было места для героизма. Говорят, законы чародеев охраняли даже нечисть, не позволяя ей нападать на людей, но одновременно и оберегая от их справедливого гнева. Хотя… если нечисть людей не трогала, то почему гнев справедливый? Странно, что Элина раньше не задумывалась над этим вопросом. Героические легенды и баллады, на которых она воспитывалась, не углублялись в философию, а прославляли подвиги рыцарей, убивавших всех, непохожих на них самих (да и похожих, впрочем, тоже). Баллады эпохи, когда долго сдерживавшаяся агрессивность человечества наконец-то вырвалась на свободу…
Ночь прошла спокойно. Небольшой костерок не привлек внимания не только давно вымершей и перебитой нечисти, но и вполне реальных лихих людей. Под утро снова закапал дождь, заставивший Эйриха проснуться даже без помощи Элины. Не говоря ни слова, он раскидал сапогами и затоптал остатки костра и пошел отвязывать лошадей.
Через пару часов они достигли дороги, но не стали выезжать на нее, а двинулись параллельным курсом. Через какое-то время Эйрих заприметил едва различимую тропку, ответвлявшуюся от дороги, и они свернули на нее. На закате, когда Элина уже активно жалела о своем отказе от ежатины накануне, эта тропка привела их в деревню.
Деревня была невелика, в пару десятков дворов. Приземистые дома, придавленные тяжелыми бревенчатыми крышами, глубоко вросли в землю. Дома были большие, срубленные на века; во многих жило по несколько семей. Возле домов имелись огороды, однако полей здесь не было: пропитание жителям доставлял не столько традиционный крестьянский труд, сколько охота и сбор дикого меда в лесу. Спать здесь ложились рано, не считая нужным придумывать себе занятия в темное время суток и затворяя ставни с последними лучами солнца; Эйриху пришлось долго стучаться в крайнюю избу, прежде чем им отворили.