— М-мм, — как будто задумавшись, Шаурин остановил взгляд на лице мужчины. — Да. Прямо по коридору и налево. Потом снова налево.
— А там что?
— А там, надеюсь, ничего страшного. Думаю, нашатырем обойдетесь. Обморок. Нежные все стали, так и валятся с ног. Тренируешь их, тренируешь — ноль реакции.
Семеныч безмолвно пожал плечами и пошагал в указанном направлении. Денис пригвоздил взгляд к его спине, словно следил за своей ускользающей мыслью…
Юля совсем не удивилась, что домой их с матерью повез не Самарин. Напрасно она немо сверлила взглядом Дениса. Он безупречно-вежливым тоном объяснил, что Виктор занят, и за руль сядет другой человек. По дороге начало клонить в сон, девочкой овладела истома.
Вопреки всем запретам матери перед сном Юлька приняла горячую ванну.
Что за ерунда — не мыться во время простуды?
Как раз это и хотелось сделать больше всего — смыть с себя усталость и нервную напряженность, что возникли после встречи с Денисом.
Облачившись в теплую пижаму, Юля готова была юркнуть в постель, но остановилась у комода. Медленно, будто несмело, открыла верхний ящик и из самого его дальнего уголка вытащила коробочку.
Она не заглядывала в нее с того вечера, как получила ее в руки. Взглянула тогда лишь мельком и убрала подальше с глаз. Теперь же, забралась в кровать и под мягким светом ночника принялась рассматривать кулон, что лежал на бархатном дне.
Скрипичный ключ. Усыпанный аметистами. Почему скрипичный ключ? Задумалась, имеет ли этот подарок тайный смысл? Судя по последним событиям — нет. И лучше не искать его, этот смысл. Чтобы потом не разочаровываться. Лучше, действительно, принять все, как есть. Но так не хотелось этого делать. Все внутри протестовало и перечило. Разум тут же выдал металлические слова Дениса — холодные и острые; а сердце свой веский довод — браслет на его руке. Не снял же. Носит. Чему верить? Потому и думала, что он от браслета избавится — по себе судила. Сама бы точно это сделала. А он не снял…
Ломкая сухость во рту напомнила, что нужно выпить приготовленный мамой чай и нырнуть с головой под одеяло. Юля так и сделала. Но прежде достала тонкую золотую цепочку…
* * *
— Ой, Вера, что будет… — восторженно вздохнула Таня, глядя на долгие и кропотливые плоды их с Верочкой трудов. — Зная Дениса… бежать нам надо отсюда, пока он не приехал. Со всех ног, Верочка, бежать. Он нам этой самодеятельности с рук не спустит.
— Красота-а-а… — блаженно протянула Верка и провела ладонью по стене. — Блин! Вот это я понимаю шик!
— …и вкус, и цвет, — подхватила Таня, но с меньшим оптимизмом. — Нет, ну мне, конечно, нравится. Даже без разговоров.
— Танюш, не переживай, я приму удар на себя. Уж как-нибудь найду способ утихомирить твоего братца.
— Да я в тебе, собственно, не сомневалась, — ответила Таня и тут же вспомнила про браслет, который носит брат. Так и не смогла она добиться внятного ответа, кто же эта тайная дарительница и в каких Денис с ней отношениях. То, что Вера при этом не сдала своих позиций, не удивило и не покоробило.
Брат ни к кому серьезно не относился, а Верочка была постоянной спутницей и часто всплывала в веренице его подруг. Но таких вещиц, как этот браслет, Таня раньше не замечала. Может, и было что-то подобное, но на себя Денис точно ничего не цеплял.
— Убьет, — снова убежденно сказала Танюша, — как пить дать убьет. — Покачала головой.
Девушки замолчали, глядя на стену одним общим настороженно — довольным взглядом. Эхо голосов некоторое время скакало под четырехметровым потолком. Прокатывалось и комнаты в комнату.
— Квартира, конечно, шикарная, — вздохнула подруга брата.
— Да.
Еще бы! Квартира в «сталинском» доме площадью, на которой могло уместиться несколько средненьких «трёшек». Высоченные стены, огромные комнаты. Здесь даже дышалось по-другому. Ванная, каких в обычных квартирах не бывает. Кухня, от размеров которой дух захватывало.
Почти два месяца ушло на ремонт. Не так уж и много, если учесть, что всю отделку содрали до бетона. А теперь взору предстало чистое помещение со стенами цвета слоновой кости и темным полом. Только мебели не хватало. Кроме стремянки и нескольких табуреток в квартире ничего не было.
Сначала странным показалось желание брата решить все в одном тоне, но потом Таня привыкла, и ей даже понравилась такая идея. Зато она не понравилась Верочке, и та надумала добавить пикантности с помощью черно-белых фотообоев. Пока еще оставалась такая возможность. Люди, которых нанял Денис, поработали на славу. Незаконченной оставалась только кухня. Вот ее-то Таня с Верочкой и условились взять на себя.
В тишине, наполненной таинственным предвкушением, прозвучал скрип замка. Хлопок двери. Слышались тяжелые шаги.
В совершенно пустой квартире каждый звук был заметен. Казалось, можно услышать, как в соседней комнате на пол упал лист бумаги.
— Ну, Вера… — Таня сделала дрожащий вдох.
— Привет. Чего притихли? — войдя, проговорил Денис и остановился посреди кухни. — Это что за?.. — прервался, потому что вот так сходу и слов не мог подобрать.
— Мы тут с Танюшкой немного поусердствовали, — радостно начала Верочка. — Как тебе?
Таня стояла в сторонке, поражаясь ее смелости. Сама она не была так уверена, что Денис оценит их старания. На похвалу не рассчитывала, но последовавший после слов Верочки трехэтажный мат все же немного смутил.
Шаурин шагнул вперед, с немым изумлением уставившись на одну из стен кухни. Все, что мог, он уже выразил. На этом его фантазия отказала.
Со стены на него смотрела Мерлин Монро. Улыбающаяся. Задумчивая. Открыто — эротичная. Веселая. Разная.
— Неожиданно, — наконец сказал он. — Девочки, а вам никто никогда не говорил, что глупости не нужно делать даже со скуки?
Девочки постарались, подойдя к вопросу облагораживания его квартиры весьма творчески. Что называется, оставили свой след. Нет, «след», конечно, весьма занятный — черно — белые фотообои в виде коллажа из множества фотографий расползались из угла на стены. И обрезаны они были по контуру, имитируя обсыпавшуюся кирпичную кладку.
— А ну-ка, идите сюда, дизайнерши недобитые… — воркующим голосом позвал Денис. — Сдирайте эту хрень отсюда.
— Ни за что! — Вера распласталась на стене, прикрывая собой обруганный креатив.
Денис осмотрелся. Не ждут ли его еще сюрпризы? Нет, все остальное согласно плану: стены оклеены под покраску и, соответственно, покрашены. В углу наблюдались вымытые инструменты и оставшиеся обрезки обоев.
— О-о, — протянул он, зацепившись глазами за початую бутылку вермута. В компании с ней на подоконнике стояла тарелка с бутербродами, и лежали груши. — Милые мои, это после которой вас так прибило? Предупреждать надо, я бы тоже подготовился.
— Сюрприз, — хихикнула Таня.
— Ненавижу сюрпризы, — проворчал брат. — Чертова эмансипация. Вот вы бабы такие — научились носить брюки, курить сигареты, пить водку, но вам все мало. Вам надо себя во главу угла.
— Ладно тебе. Красиво же. — Вера отошла издалека полюбоваться на свою работу, почувствовав, что пик опасности прошел. Таня налила вино в кружечки — бокалов в этом доме еще не было — и уселась на широкий подоконник.
Ну что ж, Монро на стене в кухне это не катастрофа. Нельзя не согласиться, вышло красиво. Вздохнув, Денис взял из рук сестры чашку и отсалютовал изображению актрисы:
— Ну что, Машка, с новосельем тебя! — Пригубил вино. — Не женщина, а мечта — кормить не надо, одевать не надо, встречает с улыбкой, а главное, всегда молчит. Учись, Вера.
Домой вернулся поздно — задержались они с этими посиделками.
Ночь уже бросила на город свое покрывало, и все вокруг стало темное, обесцвеченное. Только уличные фонари светились туманными ореолами.
Если днем, чтобы выхватить главное, мысли приходилось словно просеивать через решето, то ночью они становились цепкими, тревожными. Обнаженными.
Мысли, как люди, — все разные. Бывают мысли — вспышки — зажигающиеся ярко, озаряющие сознание. Или мысли — взрывы — те, которые потрясают. А бывают тихие, томительные — рожденные в подкорке.
Подкорку Шаурин очень уважал. Сознанием можно управлять, в подкорке же рождались истинные знания.
Хотелось курить, но он не зажигал сигарету. Боялся, что любое движение спугнет эту давно маячившую и томительную мысль.
Думал о своей реакции на Самарина, которая для него с недавнего времени теперь была естественной; о разговорах с Юлей, которые вдруг стали трудными и невозможными; о том, что «правильный» путь, на поверку оказался лабиринтом.
Только отринув свое убеждение о невозможности отношений с Юлей, мысль его, словно прорвав плотину, заработала четко и широко.
Не знал он, не мог объяснить, какая она должна быть — любовь…
Для него это непознанный ресурс, и он пока не научился с этим жить.
Но у него такая… Такая, что мозг выворачивало от одной мысли, что кто-то прикоснется к его девочке. И сам испытывал такое влечение, которое контролировать становилось все труднее.
Одного только с уверенностью сказать не мог: наградили его этим или наказали?
ГЛАВА 26
1997 г.
Ветер подвывал за окном, бросая колючий снег в стекло. Оттого слышался мягкий треск. Оттого хотелось натянуть теплый свитер пониже на колени…
— Ночная бабочка. Пять букв. Начинается на «с».
Наталья задумалась.
— На «с»? точно?
— Мама, «ночная бабочка» это не которая — проститутка. А просто бабочка. — Юля закусила кончик авторучки. Губы ее улыбались.
— Господи… — Наталья про себя усмехнулась, иронизируя по поводу собственного нездорового воображения. Или слишком здорового — искаженного существующей реальностью.
— Тогда «совка».
— Подходит, — одобрила дочь и вписала буквы в клетки. Взяла чашку и, потянув носом аромат лимона, отхлебнула горячий чай. Чай был не сладкий. После многодневного употребления малинового варенья и меда, сахар Юля перестала на дух переносить. Во всяком случае, пока…
Болезнь не удалось победить быстро. Почти три недели пришлось проваляться в постели. Из-за этого новогодние праздники прошли в легком тумане, без обычного азарта и волнительного ожидания.
Не произвели впечатления подаренные родителями и друзьями подарки, не верилось в исполнение загаданного под бой курантов желания.
Что-то внутри сломалось.
— С каких лет можно начинать половую жизнь?
— Что?.. — переспросила мама, не совсем понимая суть вопроса. Вернее, она его понимала, только не знала как ответить на него одним словом.
Что за кроссворды такие? То проститутки мерещатся, то…
— А… — На мгновение Юля вскинула глаза, потом снова опустила. — Это не вопрос из кроссворда. Это я тебя спрашиваю: как ты думаешь, в каком возрасте можно начинать заниматься сексом? — Юля поерзала, водрузив ноги на соседний стул и усевшись поудобнее. Снова ее одолела неприятная ломота в костях.
Наталья стояла у раковины. Мыльная тарелка выскользнула из рук, когда до нее дошел смысл сказанного дочерью. Самое удивительное: произнесено это было таким бесцветным и обыденным тоном, словно они всей семьей каждый день только и делали, что обсуждали вопросы полового воспитания.
— Хм… — мама помедлила с ответом.
— Мама, если тебе неудобно говорить, давай не будем. — С прищуренным вниманием Юля уставилась в журнал, время от времени вписывая буквы в пустые клетки. — Я не буду тебя мучить. Поговорю с психологом. У нас в школе хороший психолог. Регулярно нам мозги промывает о контрацепции и прочих вещах.
— Нет, конечно, давай поговорим. Ты уже взрослая и… Все-таки откуда такой вопрос? Вы?.. — фраза оборвалась, потому что Наталья не нашла в себе силы закончить ее.
— Что «мы»? — Юля прокашлялась. Не от смущения или волнения; дыхание все же иногда перехватывало. Кашель так до конца и не отпустил. Потому, дабы не расклеиться снова, Юля ходила в длинной вязаной кофте, больше похожей на платье. Это для нее бабуля потрудилась, зная о пристрастии внучки к таким вещам. И пусть от привычного веселого настроения осталось только далекое эхо, снова коротать дни в постели, глотая таблетки, не хотелось.
— Вы с Денисом?..
— Между нами ничего нет, мы с ним уже все решили. Так что ты можешь больше не переживать по этому поводу, — сухо сказала Юля, не поднимая глаз.
— Позволь спросить, что же вы решили? — осторожно продолжила расспросы Наталья. Давно чувствовала, что с дочерью что-то не так, и материнское сердце ее не подвело. Юля стала немного замкнутой, неразговорчивой, словно ее что-то мучило. Такие безмолвные проявления тревожили Наталью еще больше, чем если бы Юлька разрыдалась у нее на груди. Известно, как глубоко Юля умела прятать свои переживания. Иногда до нее невозможно было достучаться. Однако, это вовсе не означало, что давалось Юльке все с легкостью.
Тем труднее, что дочь вообще не любила показывать свои слабости. Никто не учил ее этому. Наоборот, всю жизнь Наталья добивалась установлению между ними доверительных отношений. Наверное, поэтому столь откровенный и внезапный вопрос немного смутил.
Свои мысли Юлька вывалила ей как снег на голову.
Хотя, чего удивляться снегу в январе…
— Что нам не стоит встречаться, — бесстрастно договорила Юля, чувствуя, как внутри все снова сковывает от боли, казалось, уже пережитой.
— Он прямо так тебе и сказал?
— Он сказал не так, но смысл тот же. — Девочка не отрывала глаз от журнала с кроссвордами, отвечая спокойно и четко. Даже немного резковато.
— Может быть, оно и к лучшему, Юля. Ты так загорелась, что я, честно говоря, боялась… мне показалось, что ты слишком серьезно стала к нему относиться. И как будто все уже распланировала. — Наталья вздохнула свободно и, правда, почувствовав большое облегчение оттого, что эти отношения закончились, так и не начавшись. Странное дело, она начинала уважать Шаурина только за то, что он не ввязался в эту любовь. Хотя должно быть наоборот. — А нужно понимать, — продолжила она мягким тоном, — он старше. И… у него есть определенные потребности… раз уж мы подошли к такой теме.
— Может, и распланировала!.. И замуж за него выйти, и детей. Почему вы думаете, что все это игрушки? Почему сразу нужно кричать, что ничего серьезного в этом нет и быть не может? Ну и что, что он старше! Не на двадцать же лет! И уж, поверь, его потребности бы никак не пострадали. — Этот всплеск угас так же быстро, как и загорелся. Юля резко замолчала, уткнувшись в страницу журнала. Сжала губы в тонкую ниточку. Румянец залил щеки неровными пятнами.
Считала, что уже перетерпела состояние полнейшей беспомощности. Но стоило заговорить о своих недавних переживаниях, и она снова почувствовала себя так, словно ее бросили одну, ночью, в незнакомом месте. Как хочешь, так и выбирайся. А Юля очень хотела выбраться. Всеми силами старалась избавиться от этого разъедающего изнутри ощущения. Наверное, и сама до этого момента не представляла, насколько сильна ее привязанность к Денису. Если соотнести ее с той болью, которую она испытала, и до сих пор испытывала, то она, привязанность, огромна.
У Натальи даже дыхание перехватило от глубины эмоций, которые мучили дочь. Особенно задела последняя фраза. Она посмотрела на нее с нескрываемой тревогой.
— Пусть и дальше спит со своими шлюхами, — объяснила дочь. — А наша разница в возрасте проблема только до моих восемнадцати лет. Когда я стану совершеннолетней, вы мне ничего не запретите.
— Юля!.. — одернула мать, поражаясь озлобленности, с которой она выражалась. Озлобленности и цинизму.
Наталья налила себе чай и села рядом с дочерью. Юля уже не разгадывала слова. Сидела, распрямившись и постукивая кончиком авторучки о поверхность стола.
— Что? Я всего лишь называю вещи своими именами. Для меня все они — шлюшки. И никто мне не запретит думать и говорить по-другому. — Юлька не смутилась. Видимо, перелом в ней оказался мощнее, очень сильно повлияв на ее взгляды. Еще недавно, обсуждая такую щекотливую тему, она бы покраснела до корней волос, запуталась в ощущениях. Но сейчас ей было все равно. Не было неловкости перед матерью, не ощущала она неудобства. Говорила со взрослым равнодушием, с обыденным спокойствием.