— Иди. И обязательно закройся. — Собрался с духом и, открыв дверь, втолкнул Юлю в раздевалку. Потом стоял на месте, невольно прислушиваясь, щелкнет ли замок. А когда услышал, немного расслабился. Хотя удивительно, как этот короткий негромкий звук смог пробиться сквозь громыхавший в ушах пульс.
Широкую грудь приподнял глубокий вздох. С губ едва слышно сорвалось ругательство.
Вода в бассейне показалась необычно холодной, но Юля постаралась продержаться как можно дольше. Наматывала круги, пока сил совсем не осталось. Жалко, что рядом не было Самарина. На пару с его небылицами плавать веселее.
Позже позвонила маме, предупредила о своем намерении увидеться с Катей Маркеловой, скупо объяснила мотивы, попрощалась и положила трубку. Тут главное — сделать это быстро. Быстро положить трубку, чтобы не затягивать разговор, отвечая на обязательные в таком случае, заковыристые вопросы.
Денис ждал ее за дверью, не стал присутствовать при разговоре, очевидно, не желая смущать, за что она была ему благодарна.
По дороге Юля пыталась собраться с мыслями. Много раз прокручивала в голове то, что хотела сказать Кате, но сомневалась, что нашла правильные слова. А как их найти? Кто знает, какие они должны быть — самые нужные и правильные слова. В этой ситуации нужных слов подобрать невозможно. И чем дольше Юля пыталась это сделать, тем хуже становилось у нее на душе, тем мысли ее становились все сумбурнее.
Как назло, светофоры, словно сговорившись, светились зеленым, и доехали они с Денисом быстро. Он заглушил мотор и посмотрел на Юлю. Она медлила. Смотрела на многоэтажный дом из серого кирпича как на неприступную крепость.
— Если хочешь, давай вернемся. — Денис тоже не спешил покидать салон автомобиля, ждал Юлиного решения.
— Нет, — она покачала головой и начала выбираться из машины, отбросив последние сомнения.
У лифта он ободряюще сжал ее локоть, видел, как весь путь до дома Маркеловых Юля волновалась и раздумывала.
— Не переживай так. Как она настроена, поймешь сразу. Захочет разговаривать — поговоришь, а нет — всего хорошего пожелаешь и домой поедем.
— Да, ты прав. Спасибо. — Нажала на кнопку звонка.
— Спасибо потом мне скажешь.
Бросив на Дениса взгляд, Юля увидела в его серых глазах смешинки и невольно отозвалась. Кажется, говорил он не про обычную благодарность на словах.
Плохо ли, хорошо ли, но, открыв дверь, Катя застала на лице Юли полуулыбку.
— Юля… Привет, не ожидала, — слабым, будто безжизненным голосом немного удивленно сказала вдова. Потом чуть оживилась. Настолько, чтобы отойти в сторону, освободив проход. — Проходите, не стойте на пороге. — Кивнула Шаурину.
Дальше она пошла на кухню, сделав приглашающий жест рукой. Юля сунула Денису свою сумку, торопливо разулась и, не снимая куртки, побежала за Катей.
Шаурин потерся в большой передней, чтобы дать девушкам возможность поговорить наедине. Пристроил Юлькину сумку на вешалке, распахнул пальто.
Юля подошла сзади и стиснула Катины плечи. Сжала крепко, как могла, останавливая ее. Та хлопала дверцами шкафов, гремела посудой. Юле показалось, что каждый жест ее был пропитан отчаянием, в каждом позвякивании чашек и ложек чувствовался надрыв.
— Катюш, мне просто хотелось сказать тебе пару слов. Ты не суетись, я ненадолго, не задержу тебя. Просто хочу сказать, что ты не одна. Может, и не нужно это тебе, но я не могу не сказать. Мне жаль, очень жаль. И слов нет… — Слова-то были. Но вот в этот момент Юля посчитала их лишними. Незачем сыпать соль на открытую рану. Та рана еще даже затягиваться не начала.
— Спасибо, Юляш. Ты чудо, — улыбнулась Катя и обняла ее слабыми руками.
— Чудо — это ты, Катюш, еще улыбаться умудряешься, беседы с кем-то вести. Я бы вообще всех послала…
— Не дай бог тебе такое, Юляш… — Тут Катя тяжело осела на стул, как будто оплыла и потеряла лицо — показала все свои чувства: ту боль, что от утраты испытывала, скорбь, всю тяжесть. Все выписалось у нее на лице, как на холсте, неестественно яркими красками. В ее темных глазах не жизнь теперь светилась, а мрак проглядывал. За время, что они не виделись, Катя похудела, потускнела. Губы вообще отдавали синевой. Темные волосы, сейчас свернутые в аккуратный узел, и те не блестели.
Юля сбросила куртку на соседний стул, выглянула в прихожую и поманила Дениса. Катя взялась наливать чай, а когда развернулась, чтобы расставить на столе чашки, снова выглядела замерзшей и бесчувственной. Как кусок льда. Такой, какой они застали ее в первую минуту.
— Я боюсь смотреть на небо, — глядя себе в чашку, тихо сказала молодая вдова. — Не могу поднять глаза. Мне кажется: он смотрит на меня оттуда.
От этих слов у Юли заледенели ладони, и она тут же перевела взгляд на Дениса, представив, что чувствовала бы, переживи такое — смогла бы смотреть на небо как прежде?
— Катя, если какая помощь нужна, ты сразу звони. Не жди ничего. И никого. Андрея нет, но есть мы: я, Сергей Владимирович, Юра, любой другой, к кому ты обратишься.
— Мне страшно.
— Звонили, угрожали?
— Нет. Но мне все равно очень страшно.
— Почему ты одна? — Денис имел в виду родителей или других родственников, кто мог бы поддержать ее в такой трудный час.
— Не знаю. Мне никто не нужен. — По всей видимости, она правильно его поняла.
— Я поговорю с Сергеем Владимировичем, хочешь, отвезем тебя ко Льву Михалычу?
Катя кивнула.
— Тогда сиди дома, никуда не выходи. Я позвоню. Даже если за тобой приеду не я, а кто-то другой, позвоню я. Посмотри, что тебе нужно.
Катя сначала хотела ответить, что она ни в чем не нуждается, а потом согласилась с Денисом, встала и прошлась по квартире, прикинула, что нужно взять с собой. Понимала, что лучше подготовиться заранее, чтобы не кататься по городу и не задерживаться в магазинах. Можно, конечно, со Львом Михайловичем позже съездить и все купить, но она сомневалась, что ей захочется вылезать куда-нибудь из дома. Больше всего на свете хотелось впасть в спячку. Потому как плакать слез больше не осталось. И сил никаких не осталось.
Зря Юля поддалась своей фантазии. Вообще зря все это затеяла, потому что не хватало ей мужества говорить сейчас что-то ободряющее жене погибшего Маркелова. Она сидела с полной чашкой чая не в силах сделать хоть один глоток. Боялась, что так заберет себе часть Катиной боли. А нее своей хватало, чужую разделить она не могла — духу не хватало.
Своя боль уже притаилась внутри, ожидая подходящего случая, чтобы вырваться. Кажется, вот он и наступил. Как только представила Дениса на месте Андрея, внутренности паралич сковал. Даже мысли замерзли.
Хозяйка тоже к своему чаю не притронулась. Только Денис невозмутимо опустошил свою чашку в несколько глотков. Юля искренне завидовала его спокойствию.
— Пойдем. — Он потянул ее из-за стола и в передней дождался, пока Катерина явится из недр огромной квартиры. Этой минутой промедления они воспользовались, чтобы одеться. — Тогда ты собирайся, я отвезу Юлию домой, заодно и переговорю с Монаховым. Жди звонка.
— Хорошо, — согласилась Катя и не стала препятствовать их уходу. — Мне ничего не нужно, у меня все есть.
Как только дверь захлопнулась, и они оказались на площадке, Юля набросилась на Дениса:
— Ты ведь не собираешься?.. Я не переживу, если с тобой что-нибудь случится!
Ответное молчание ошарашило, в глубине души девушка ждала, что ее успокоят, как-то обнадежат. А Денис молча подхватил ее под руку и затянул в открытые створки лифта.
Своим всплеском Юля не удивила. Понял, что она на взводе, потому и утащил ее из этой квартиры. Слишком быстро Юля прониклась царящим в ней трауром и начала себя накручивать. Что девушкам свойственно. Распутывать еще и этот клубок…
Этот недо-разговор разъедал изнутри. Невысказанность бросала все новые и новые картины — одна страшнее другой. Но продолжать свою речь в таком узком пространстве, в лифте, Юля не решилась. Для начала нужно было глотнуть свежего воздуха. Стало дурно, в горле чувствовался душащий ком. По телу иголками пробежали мурашки, и Юля поежилась. Вспомнились слова Кати про небо…
Выйдя из подъезда, на углу дома они остановились. Остановились, не сговариваясь, не дойдя до машины, словно читали мысли друг друга.
С равнодушным видом Денис достал сигареты, и Юля поняла, что ничего успокаивающего он ей говорить не собирается.
— Обещай, что ты не будешь, как Андрей… что не будешь рисковать своей жизнью. — Она не могла выразить свои мысли верно, несла какую-то околесицу. Но не оставлять же все как есть. — Обещай, что с тобой ничего не случится!
— Прекрати истерику. Как Андрей я точно не буду. По-другому, — коротко выдал он, как ледяной водой окатив.
Мысли ее взметнулись безумным смерчем. Кровь бросилась в лицо. И если минуту назад все ее тело льдом сковывало, то сейчас было так жарко, что она начала задыхаться.
— Все вы такие! Для вас человеческая жизнь ничего не стоит! Как можно надеяться, что я для тебя что-то значу, если тебе на самого себя наплевать?!
С такой яростью она кинула это ему в лицо, как будто ударила. Денис собирался прикурить и поднес сигарету к губам, но замер оторопело.
— Вот дура… — выдохнул.
— Что?.. — не поверила своим ушам. — Да пошел ты! — Развернулась и стремглав понеслась прочь, в противоположную от машины сторону. Если бы и правда бежала, может, унеслась бы дальше. А так, Денис быстро настиг ее, схватил за предплечье и рванул обратно. Кожаная куртка по швам затрещала.
— Уже пошел… — злобно и вкрадчиво проговорил он, скручивая ей руки.
Хотя может так показалось — что злобно. Юлька и сама захлебывалась от злости и боли. Так что едва ли могла сейчас правильно расценивать его реакции.
— Отпусти меня! — Попыталась вывернуться из его хватки.
Недолго думая, Денис закинул Юльку к себе на плечо — единственный шанс оставить ее без синяков — и понес как мешок. Не к своей машине, а в том же направлении, куда Юля летела несколько секунд назад — на набережную, к основанию моста.
Брыкалась девушка не долго. Все-таки не очень удобно доказывать свою правоту головой вниз. И весьма неубедительно звучит заикающаяся речь.
— Успокойся и прекрати нести всякую чушь! — жестко сказал Денис, когда поставил ее на землю. Только Юля ни капли не успокоилась и все так же готова была снести все на своем пути, лишь бы удрать от него.
— Это для тебя чушь, а для меня нет! Для тебя все чушь! — бросалась она хлесткими словами. — Тебе на все наплевать и на меня тоже! Это просто я такая идиотка, перед тобой как на исповеди. Что в душе, то и на словах. А ты…
Он не дал ей договорить, заключил в кольцо рук и сжал ее так, что она замолчала и поморщилась от боли.
— Мне больно… — с трудом выдавила и попыталась вывернуться из этих удушающих объятий. Это и объятиями-то не назовешь. Того и гляди кости затрещат.
— …а я, — договаривал он за ней, — если бы ты не была мне дорога, не находился бы здесь. Я только из-за тебя поехал. И у нас с тобой ничего бы не было. Я отправил бы тебя с этим браслетом к чертовой матери. Даже до браслета бы не дошло. Сделал так, что ты бы ко мне и близко не подошла, даже не смотрела в мою сторону!
— О, я в этом не сомневаюсь… уверена, смог бы… — горько, со слезами на глазах, засмеялась Юля. — Ты специально так делаешь? Я же говорю, мне больно, отпусти меня! Да пусти же ты!
А он не отпускал. Больно было невыносимо. Зубы стискивала, но не помогало. Чем сильнее трепыхалась, пытаясь вырваться, тем больнее он ее сдавливал — будто слезы выжимал. Потом когда сил терпеть не осталось, и они, слезы, тихо потекли из глаз, обмякла и склонила голову ему на грудь, пряча мокрое лицо.
Только тогда и он отпустил. Но поначалу она застыла как столб, даже руками была не в силах двинуть. Затем неровными движениями стерла горячие слезы. Они огнем полосовали холодное от ветра лицо.
— Ты же не глупая. Понимаешь, куда ввязалась. У нас не будет все, как тебе хочется. Я не могу тебя встречать и провожать, не могу устраивать тебе свидания. Даже если мне этого хочется. Все будет вот так — урывками, без планов и договоренностей. Потому что я не знаю, что будет завтра!
— Понимать — одно, но ты не запретишь мне этого хотеть. Не надо мне об этом напоминать, я и так все знаю, — обессилено сказала она.
— А ты приготовься. От меня ты не всегда будешь слышать то, что хочешь.
Она отбросила его руки, не позволяя касаться себя, но подобные резкие жесты Дениса не оттолкнули. Он прижал ее голову к своей груди. Прикоснулся губами ко лбу, отвел разметавшиеся пряди от лица.
Юля уже не могла противостоять. В его движениях снова появилась чувственность. И нежность, щемящая душу, которой теперь ей всегда не хватало.
— Не целуй меня в лоб. Я хочу, чтобы ты целовал меня нормально, по-взрослому, а не устраивал милые невинные встречи. И меня не волнует, как ты будешь организовывать эти «урывки». Я хочу, чтобы в этот момент ты принадлежал только мне. Иначе проваливай, понятно? — проговорила ему в грудь, но слышно ее было прекрасно. Как видно, открылось у девочки второе дыхание.
— Понятно, чего ж непонятного, — засмеялся, глядя на нее — взъерошенную, растрепанную, но все равно непокорную.
Юля тут же возмущенно вскинула глаза, но сказать ничего не успела. Денис склонился к ней, прижался к ее рту, надавливая губами. Мягко, потом сильнее. Пока ее губы не разомкнулись, и он смог коснуться языка. Это было восхитительно приятное и острое ощущение.
И он хотел целовать ее так — по-настоящему. Чувствовать, как она отзывается каждой клеточкой тела и реагирует на каждое малейшее движение губ. А она реагировала.
Не знала, откуда в ней это. Не было опыта, знаний. Только желание и инстинкт, внутренний, наверное, самый древний. Говорящий, что поцелуй — это ласка, а значит главное — ласкать: губами, языком, горячим дыханием, теплыми ладонями. Ласкать — доставлять удовольствие, делать приятное, иметь одно на двоих дыхание.
Он прерывался на чуть-чуть, на пару вздохов, а потом вновь приникал к горячим губам. Делал их влажными, раскрывал, заставляя ее вздрагивать от соприкосновения языков. Заставлял ее голову кружиться. Юля так говорила, шептала в губы, изредка отрываясь от него.
— Мне что-то плохо…
— Тошнит?
— Похоже на то. — Развернулась к нему спиной и оперлась на парапет, подставив лицо ветру. С реки неприятно тянуло холодом и продирающей до костей влагой. Но хотелось окунуться в этот стылый поток с головой, чтобы выветрился тот мрачный дурман, что внес такой разброд в чувства. В этом запутанном клубке ярким всполохом четко ощущалось только одно — любовь.
Все остальное смешалось, слилось в горькую суспензию: злость на грани ненависти, удовольствие на грани отвращения. Слишком много и слишком сильно для одного раза.
Стало смешно, Юлька чуть не разразилась истерическим хохотом. Что же этому человеку нужно сделать такого чудовищного, чтобы она стала любить его хоть чуточку меньше?
Он живет своей жизнью, спит с другими девками, холит и лелеет неприкосновенность личной территории, а она, тем не менее, чувствует себя рядом с ним как в райских кущах. Вот и думай, гадай — это что-то настоящее или самообман? Палка о двух концах. И тем и другим это может быть одновременно. Все равно что спорить: что есть настоящее искусство — постановочное фото или масляный портрет?
— Это нормально. Значит твоя психика в порядке. Дыши глубже.
Прозвучало обнадеживающе, вызвало скупую натянутую улыбку. В собственной нормальности Юля с недавних пор стала сомневаться. С Денисом открывала в себе новые стороны, проливала свет на тайные уголки своей души, выявляла в себе весьма своеобразные желания.
— Дышу, — вполголоса процедила, вцепляясь пальцами в холодные недружелюбные камни. Глубоко втягивала сырой воздух. Покрывалась колкими мурашками от ветра. Мысленно окуналась в ледяную воду, замерзала, пыталась избавиться от ненужных мыслей. Девки, юбки… Самое последнее, о чем сейчас стоит думать. Самое разрушительное.
— Я вспылила, сорвалась. Ты теперь думаешь, что я истеричка? Скажи честно, — говорила Юля словно издалека, и не на Дениса глядя. Взгляд притягивала вода.