Керунио оказалась на удивление живой партнершей. Джондалар, выпивший изрядное количество вина, развеселился. Кто-то затянул новую песню, слова которой сочинялись на ходу то одним, то другим гостем празднества. Они были призваны вызывать смех присутствующих и часто содержали в себе намеки на Радость и несомые ею Дары. Вскоре песня превратилась в настоящее соревнование тех, кто пытался смешить народ, и тех, кто всеми силами старался удержаться от смеха. Иные из его участников стали строить уморительные рожи, надеясь таким образом добиться ожидаемого эффекта. Наконец в центре круга появился какой-то мужчина, покачивавшийся в такт песне.
– Ох, еще немножко, и Джондалар сломает себе хребет! Керунио-то – крошка!
Раздался дружный хохот.
– Да, Джондалар, скажи нам, как ты это сделаешь? – послышался чей-то голос. – Если ты захочешь ее поцеловать, тебе придется сложиться вдвое!
Джондалар с улыбкой глянул на свою партнершу.
– Не надо ломай хребет, – ответил он, отрицательно покачав головой, и, подняв Керунио, приложился к ее пятке, вызвав тем всеобщий восторг.
Крошка обхватила его шею своими маленькими ручками и ответила ему страстным поцелуем. Джондалар заметил, что несколько парочек направились к палаткам и циновкам, расстеленным по укромным местечкам, и стал подумывать о чем-то подобном, подбадриваемый страстными поцелуями Керунио.
Покинуть праздник сразу они не могли – это вызвало бы еще больший смех. Для начала надлежало отойти куда-нибудь в сторонку. Темп музыки вновь изменился – к исполнителям и зрителям присоединились новые люди, привлекшие к себе всеобщее внимание. Джондалар и Керунио поспешили ретироваться. И тут, откуда ни возьмись, перед ними выросла Радонио.
– Керунио, ты и так провела с ним весь вечер. Тебе не кажется, что мы должны его поделить? Этот праздник посвящен Матери, и мы должны делиться Ее Дарами.
Радонио протиснулась между ними и поцеловала Джондалара. Тут же его обняла какая-то другая женщина. Он стоял в окружении молодых женщин, каждая из которых норовила коснуться или поцеловать его. Почувствовав, что с него снимают штаны, Джондалар стал решительно отбиваться от них, решив, что дело зашло слишком далеко. Когда женщины уразумели, что он не позволит прикоснуться к себе никому, они расступились. Неожиданно он понял, что не видит среди них своей новой подружки.
– Где Керунио? – спросил он.
Женщины переглянулись и дружно захихикали.
– Где Керунио? – настаивал на своем Джондалар. Тут же сообразив, что он вряд ли услышит от них сколько-нибудь внятный ответ, он ринулся вперед и схватил Радонио, больно сдавив ей руку.
– Мы решили, что она должна поделиться с нами, – пробормотала Радонио, изобразив на лице некое подобие улыбки. – Все хотят иметь большого красивого Зеландонии.
– Зеландонии не хочет любой. Где Керунио?
Радонио отвернулась в сторону, явно не желая отвечать на этот вопрос.
– Говоришь, твоя хочет большой Зеландонии? – Тон, которым он это сказал, не сулил ничего хорошего. – Сейчас тебе будет большой Зеландонии!
Он заставил Радонио опуститься на колени.
– Мне больно! Эй, вы! Почему вы мне не помогаете?
Молодые женщины не спешили ей на выручку. Джондалар повалил Радонио наземь. Музыка смолкла, танцующие застыли в недоумении. Она попыталась подняться, но он навалился на нее всей массой своего грузного тела.
– Хотеть большой Зеландонии? Будешь получай! Говори, где Керунио?
– Я здесь, Джондалар! Они держали меня там, чем-то заткнув мне рот. Они хотели пошутить!
– Дурной шутка! – буркнул он, поднимаясь с земли. Он помог подняться и Радонио. В глазах у нее стояли слезы, она потирала свою руку.
– Ты сделал мне больно, – захныкала она.
Только теперь Джондалар понял, что все происходившее действительно было шуткой. Ни он сам, ни Керунио нисколько не пострадали. Ему не следовало обижать Радонио. Его гнев мгновенно испарился, уступив место сожалению.
– Я… Я не хотел делай тебе больно…
– Ничего страшного, Джондалар. Не расстраивайся, – сказал один из мужчин, наблюдавший за этой сценой. – Она это заслужила. Вечно лезет куда не надо.
– Тебе обидно, что она лезет не к тебе, – фыркнула одна из молодых женщин, поспешив встать на защиту своей подруги.
– Неужели какому-то мужчине такое может понравиться? Вы же его облепили, как мухи! Должен же он был себя защитить!
– Неправда, – решительно замотала головой Радонио. – Мы знаем, о чем вы говорите друг с другом. То об одной, то о другой женщине. Разве не так? Я помню твои слова о том, что ты хотел бы иметь всех женщин разом. Особенно тех, которые еще не вкусили Первой Радости.
Молодой мужчина густо покраснел, и Радонио тут же поспешила завладеть инициативой:
– Некоторые из вас любят поговорить и о самках плоскоголовых!
Внезапно возле костра появилась грузная женская фигура. Татуировка на лице и раскосые глаза говорили о ее иноземном происхождении, однако облачение было сшито из кож, выделанных Шамудои.
– Радонио, на празднике, устроенном в честь Матери, о столь грязных вещах говорить не стоит…
Джондалар узнал в странной женщине Шамуда.
– Я больше не буду, Шамуд, – ответила Радонио, повесив голову. Судя по выражению ее лица, она действительно сожалела о происшедшем.
Только теперь Джондалар сумел разглядеть ее по-настоящему. Так же, как и все ее подруги, Радонио была совсем еще девочкой. Он вел себя совершенно безобразно.
– Моя хорошая, – нежно обратился к Радонио Шамуд, – мужчин нужно завлекать, а не завоевывать.
С этим мнением Джондалар не мог не согласиться.
– Но мы ведь не хотели обижать его! Нам казалось, что это ему… понравится!
– Возможно, это и произошло бы. Но в этом случае вам следовало действовать не столь грубо. К таким вещам не принуждают силой. Тебе же это не понравилось, верно?
– Он сделал мне больно!
– Неужели? Может, он просто поступил против твоей воли? А Керунио? О ней-то никто из вас не подумал. Радостью нельзя овладеть силой. Мы оскорбляем этим Мать и Ее Дар.
– Тебе виднее, Шамуд…
– Я запрещаю вам играть в такие игры. Ты слышишь, Радонио? Сегодня у нас праздник. Мудо хочет видеть своих детей счастливыми. Не обращай внимания, дорогая, на эту неприятную сцену, иначе ты испортишь себе праздник. Музыка заиграла вновь – пойди потанцуй.
Джондалар взял Радонио за руку и пробормотал:
– Мне… Мне очень жаль… Я не думай. Не хотеть обижай. Пожалуйста, моя стыдно. Прощай?
Радонио тут же забыла о своей недавней обиде.
– Это была очень глупая шутка… – еле слышно пробормотала она, зачарованная взглядом его синих глаз. Он же нежно прижал ее к себе и запечатлел на ее устах долгий сладостный поцелуй.
– Спасибо тебе, Радонио, – сказал он и зашагал прочь.
– Джондалар! – окликнула его маленькая Керунио. – Куда же ты?
Зеландонии совершенно забыл о ней и теперь испытывал угрызения совести. Он направился широким шагом к маленькой симпатичной живой женщине, которая, вне всяких сомнений, должна была привлекать к себе мужчин, и, приподняв, поцеловал ее с жаром и с сожалением.
– Керунио, я обещать другая. Тебя увидел – другая совсем забывай. Мы с тобой… еще встретимся. Пожалуйста, не надо быть сердитый, – прошептал Джондалар и быстрым шагом направился к хижинам, находившимся под козырьком из песчаника.
– Эх, Радонио, Радонио… Ты пришла и все испортила… – вздохнула Керунио, провожая чужеземца взглядом.
Кожаная полость, служившая дверью жилища, которое он делил с Серенио, оказалась опущенной, однако вход в него не был перегорожен планкой, и это означало, что Серенио находится там и она одна. Джондалар вздохнул с облегчением. Откинув полу, он поразился царившей в хижине темени и засомневался в правильности своего предположения. За весь этот вечер, с той поры как закончилась ритуальная церемония, он не видел ее ни разу. А ведь он обещал провести эту ночь именно с ней… Может быть, у нее изменились планы или она увидела его вместе с Керунио?
Он направился в дальний угол хижины, где находился помост. на котором лежали шкуры. Ложе Дарво пустовало возле боковой стены. Так он и предполагал. Гости – особенно ребята его возраста – сюда заглядывали крайне редко. Наверняка мальчик свел знакомство со своими сверстниками и решил провести ночь праздника вместе с ними.
Приблизившись к дальней стене, он навострил уши. Да, он определенно слышал звук ее дыхания. Лицо Джондалара осветилось радостной улыбкой. Она здесь. Она его ждет…
Глава 13
Оказавшись в долине, Эйла столкнулась с серьезной проблемой. Она собиралась рубить и сушить мясо на берегу, как она делала это и в прошлый раз. Однако заняться раненым львенком она могла только в пещере. Размерами тот превосходил взрослую лисицу; к тому же он был куда упитаннее и тяжелее. Нести его Эйла могла с трудом… Но ей следовало заняться и оленем. Концы копий, волочившихся за Уинни и поддерживавших тело убитого животного, вряд ли уместились бы на узкой тропке, что вела к ее пещере. Она не имела ни малейшего представления о том, каким образом она сможет втащить свою добычу наверх, оставлять же ее внизу было бы безумием, ведь за ними неотступно следовали гиены.
Ее тревога оказалась оправданной. Едва она успела втащить львенка в пещеру, как гиены уже оказались возле покрытой соломенной циновкой туши. На нервно переступавшую с места на место Уинни они не обращали ни малейшего внимания. Спустившись примерно до середины склона, Эйла взяла в руки свою пращу. Один из ее бросков оказался точным. Она спустилась вниз и, брезгливо морщась, схватила убитого хищника за заднюю лапу, отволокла его далеко за скалу и бросила посреди луга. От зверя несло падалью. Прежде чем вернуться к своей лошадке, Эйла ополоснула руки в реке.
Уинни разнервничалась не на шутку – она нещадно прядала ушами, потряхивала хвостом, не в силах унять своего волнения. Она чувствовала разом запах пещерного льва и затаившихся за ее спиной гиен. Когда падальщики стали приближаться к ней, она попыталась развернуться, однако одно из копий застряло в расселине, и это ввергло ее в панику. Трудно сказать, что случилось бы с ней, если бы Эйла не отогнала хищников меткими бросками.
– Ох, и досталось же тебе сегодня, Уинни… – сказала жестами Эйла и, обняв несчастное животное за шею, стала утешать его так, как матери утешают перепуганных младенцев. Уинни шумно задышала и затрясла головой, однако близость молодой женщины быстро успокоила ее. Животное привыкло к тому, что к нему относятся с любовью и терпением, и потому доверяло женщине.
Эйла принялась отцеплять копья, обдумывая, как все-таки втащить оленью тушу наверх, и тут конец свободного копья застрял в ремнях возле острия второго копья. Проблема решилась сама собой. Эйла быстро закрепила копье в новом положении и направила Уинни к тропке, надеясь, что она преодолеет крутой, но короткий подъем без особых затруднений.
Уинни пришлось немало попотеть. Олень и лошадь имели примерно одинаковый вес, а тропка была чрезвычайно крутой. Эйла лишний раз поразилась силе и выносливости лошадки, которую ей посчастливилось приручить. Оказавшись на каменном карнизе, Эйла отпустила ремни, освободив лошадь от тяжкого бремени, и благодарно потрепала ее по холке. Она вошла в пещеру, полагая, что Уинни последует за ней, и тут же услышала тревожное ржание кобылицы, оставшейся снаружи.
– В чем дело? – спросила Эйла.
Львенок лежал на том же месте. «Львенок!» – осенило ее. Уинни страшилась львиного запаха. Она поспешила наружу.
– Уинни, ты зря его боишься. Этот малыш тебя не тронет.
Она почесала голову Уинни и, обхватив рукой ее крепкую шею, повела животное к пещере.
Доверие вновь взяло верх над страхом. Эйла подвела Уинни ко львенку. Та захрапела и испуганно попятилась назад, однако уже в следующую минуту опустила голову и стала обнюхивать недвижного детеныша. Он пах хищным зверем, но казался совершенно беззащитным. Уинни фыркнула и, отойдя в сторонку, захрустела сеном.
Теперь Эйла могла заняться раненым львенком. На мягкой светло-бежевой шкуре совсем еще молодого существа местами виднелись несколько более темные пятна. Судить об истинном его возрасте Эйле было сложно. Пещерные львы жили в степной зоне, она же провела почти всю свою жизнь в лесах, окружавших пещеру Клана. В ту пору ей еще не доводилось охотиться на открытых равнинах.
Она попыталась вспомнить то, что говорили о пещерных львах охотники Клана. Мужчины частенько пугали женщин, говоря, что заметить пещерного льва не так-то просто. Шкура цвета сухой травы сливалась с землей настолько, что о зверя можно было споткнуться. Прайд, отдыхающий возле своего логова в тени кустарника или среди камней и осыпей, больше всего походил на скопление валунов.
Эйла задумалась. В этих краях земли и травы были заметно светлее, что отражалось и на цвете звериных шкур. Рядом с ними хищники, обитавшие на юге, казались едва ли не темными. Эйла вздохнула и решила при случае понаблюдать за здешними пещерными львами.
Молодая целительница принялась осматривать львенка, пытаясь оценить степень тяжести полученных им ран. Она обнаружила сломанное ребро и несколько тяжелых ушибов. Самой серьезной оказалась открытая рана на голове животного, нанесенная тяжелым оленьим копытом.
Костер, горевший в пещере, давно погас, но это нисколько не расстроило Эйлу. При наличии хорошего сухого трута высечь искру и развести огонь не составляло никакого труда – с этой задачей она справилась буквально в считанные минуты. Она повесила над костром мех с водой и стала обматывать ребра львенка широкой полоской кожи. После этого она очистила от кожицы корни окопника, собранные ею на обратном пути. Из них сочился клейкий сок. Эйла бросила в закипевшую воду цвет бархатцев и, дождавшись, когда вода приобретет золотистый цвет, смочила ею кусок мягкой, впитывающей влагу кожи и стала промывать рану на голове львенка.
Когда ей удалось смыть запекшуюся кровь, рана вновь начала кровоточить. Череп животного треснул, однако он не был пробит насквозь. Эйла мелко нарубила белый корень окопника и нанесла клейкую субстанцию прямо на рану – она должна была остановить кровотечение и залечить кость, – после чего обвязала голову животного полоской мягкой кожи. Как ей пригодились теперь шкурки убитых ею мелких животных! Знала бы она, на что они пойдут!
Эйла довольно заулыбалась. Интересно, что сказал бы сейчас Бран? Он никогда не дозволял ей брать в пещеру тех животных, на которых они охотились. Он не разрешил ей взять с собой даже маленького волчонка! «Теперь, Бран, у меня не волчонок, теперь у меня львенок! Осталось изучить львиные повадки и выходить этого детеныша…»
Она вновь повесила над костром мех с водой, решив заварить чай из листьев окопника и цветов ромашки, хотя и не знала, сможет ли напоить им детеныша льва. После этого она вышла из пещеры, чтобы освежевать оленью тушу. Нарезав изрядное количество тонких, имевших форму языка ломтиков мяса, она столкнулась с неожиданной проблемой. На каменном выступе отсутствовал почвенный слой. Ей некуда было воткнуть палки, между которыми она собиралась натянуть жилы. Она совершенно выпустила это из виду. Чаще всего люди оказываются в безвыходном положении именно из-за непродуманных заранее мелочей.
Эйла страшно расстроилась. И зачем только она притащила сюда львенка? Неужели у нее и без того не хватало забот? Что она станет с ним делать? Эйла отшвырнула палку в сторону и поднялась на ноги. Приблизившись к дальнему концу террасы, она обвела взглядом долину, чувствуя на лице свежее дыхание ветерка. О чем она вообще думает? Ведь ей пора отправляться в путь, иначе она так никогда и не найдет Других. Может, ей следует отнести его куда-нибудь подальше и просто бросить в степи? Гибнут же другие раненые животные… Похоже, она совершенно спятила от одиночества. Помимо всего прочего, она не имела ни малейшего представления о том, как именно ей следует растить его… Как его кормить? Что делать, когда львенок оправится от болезни? Отвести его назад? Мать ни за что не примет своего детеныша, и он будет обречен на голодную смерть. Если же она, Эйла, решит растить его, ей придется остаться в долине. Тогда о поисках себе подобных придется забыть.