Джондалар не стал бы возражать, даже если бы плоскоголовый решил забрать себе всю рыбину целиком, но ему стало любопытно. Какую часть он возьмет? Да и все равно ее необходимо разрезать на куски. Осетр такой огромный, что его и вчетвером не поднять с земли.
Внезапно все мысли о плоскоголовых вылетели у него из головы, а сердце взволнованно забилось. Уж не послышалось ли ему?
– Джондалар! Джондалар!
Плоскоголовый встревожился, а Джондалар уже начал пробираться меж деревьями, заслонявшими от него часть реки.
– Тонолан! Я здесь, Тонолан!
Так, значит, брат все-таки догадался, что его нужно искать. Он увидел посредине реки лодку с людьми и замахал руками. Те заметили его, помахали ему в ответ и принялись грести к берегу.
Услышав громкое кряхтенье, Джондалар вспомнил о плоскоголовом. Вернувшись на пляж, он увидел, что тот разрезал рыбу пополам вдоль хребта. Молодой самец переложил половину огромной рыбины на расстеленный рядом с ней большой кусок кожи, затем собрал концы куска в руку и закинул узел на спину. Из прорех высовывались часть хвоста и головы осетра. В следующее мгновение плоскоголовый уже скрылся за кустами.
– Постой! – крикнул Джондалар и кинулся бежать за ним. Он догнал его, когда тот уже добрался до прогалины. Завидев его, самка, тащившая за спиной большую корзину, поспешила спрятаться в тень. Они уничтожили все следы своего пребывания на прогалине. Если бы Джондалару не довелось самому погреться у их костра, он ни за что бы не поверил, что еще совсем недавно здесь пылал огонь.
Он снял с себя волчью шкуру, взял ее в руки и вытянул их вперед. Самец что-то буркнул, и самка взяла ее, а затем оба они молча устремились в лес и скрылись из виду.
Вернувшись к реке, Джондалар почувствовал, что снова продрог: его одежда так и не высохла. Лодка уже подплыла к берегу, и Тонолан кинулся к нему. Братья крепко обнялись.
– Тонолан! До чего же я рад тебя видеть! Я боялся, что, обнаружив пустой челнок, все решат, что я утонул.
– Братец, у нас с тобой на пути не раз попадались реки. Я же знаю, что ты умеешь плавать. Увидев пустой челнок, мы поняли, что тебя надо искать где-нибудь выше по течению, и не очень далеко.
– А куда подевалась половина рыбины? – спросил Маркено.
– Я ее отдал.
– Отдал! Кому же? – спросил Маркено.
– Кому ты мог ее отдать? – добавила Каролио.
– Плоскоголовому.
– Плоскоголовому? – переспросили они хором. – Но почему ты отдал половину огромной рыбы плоскоголовому? – удивился Доландо.
– Он помог мне и попросил меня об этом.
– Что за чепуха! Каким образом плоскоголовый смог попросить тебя о чем-то? – воскликнул Доландо. Джондалар с удивлением заметил, что тот рассердился. Глава племени Шарамудои крайне редко выходил из себя. – И где же он?
– Он ушел и скрылся в лесу. Я вымок и так замерз, что потерял всякую надежду согреться. Но потом тут появился плоскоголовый. Он отвел меня к своему костру…
– К своему костру? Разве они умеют добывать огонь? – спросил Тонолан.
– Мне доводилось видеть плоскоголовых у костра, – сказал Бароно.
– Мне тоже доводилось видеть плоскоголовых на этом берегу реки… но я находилась далеко от них, – сообщила Каролио.
– Я не знал, что они опять тут появились, – сказал Доландо. – А много их было?
– Всего один юнец и самка постарше, скорей всего его мать, – ответил Джондалар.
– Если самки при них, значит, их тут немало. – Коренастый вождь племени бросил взгляд в ту сторону, где находился лес. – Возможно, нам придется устроить охоту, чтобы истребить этих паразитов.
Заметив, с какой ненавистью говорит о них Доландо, Джондалар призадумался. Он и раньше догадывался, что вождь племени питает неприязнь к плоскоголовым, но не подозревал, что она настолько сильна.
Для того чтобы руководить людьми из племени Шарамудои, в первую очередь требовались такие качества, как дар убеждения и широкая осведомленность. Доландо был негласно признан главой племени не потому, что являлся лучшим из лучших во всех отношениях, а потому, что умел толком во всем разобраться, найти правильный подход к людям и успешно решал возникающие проблемы. Он не отдавал приказаний, а старался добиться своего с помощью уговоров, а порой и лести, он всегда был готов пойти на компромисс, считая, что для смягчения трений, неизбежно возникающих между людьми, живущими вместе, необходима смазка. Он отличался благоразумием и проницательностью, действия его, как правило, приводили к успеху, и в большинстве случаев с его предложениями соглашались, хотя никому не вменялось в обязанность выполнять его решения и всякий мог высказать свои возражения.
Чувствуя свою правоту, он старался настоять на своем, а в случае необходимости, не колеблясь, обращался за советом к тем, чьи знания и опыт в данной области превосходили его собственные. Он не был склонен вмешиваться в мелкие ссоры и делал это, только если склока приобретала угрожающий характер или если к нему обращались за помощью. Он отличался редкостной уравновешенностью и приходил в негодование, лишь сталкиваясь с проявлениями жестокости, глупости или небрежности, которые создавали угрозу для существования всех обитателей пещеры или оборачивались бедой для тех, кто не мог постоять за себя. Но он ненавидел плоскоголовых, считая их не просто животными, а опасными и вредоносными существами, подлежащими истреблению.
– Я сильно продрог, – пояснил Джондалар, – а плоскоголовый выручил меня. Он отвел меня к своему костру, и они дали мне меховую шкуру. Я охотно подарил бы ему всю рыбину целиком, но он взял себе лишь половину. Я не стану участвовать в охоте на плоскоголовых.
– Как правило, они никому не причиняют особого вреда, – сказал Бароно, – но если они где-то рядом, лучше знать об этом. Они довольно-таки умны. Если целая стая плоскоголовых застигнет тебя врасплох, добра не жди…
– Это жестокие, кровожадные твари, – добавил Доландо. Бароно продолжил, пропустив его слова мимо ушей:
– Тебе повезло, что ты наткнулся на юнца с самкой. Их самки не пытаются ни с кем сражаться.
Тонолан решил, что будет лучше, если они сменят тему разговора.
– Но как же нам доставить домой половину рыбины, добытой моим Братом? – Он вспомнил, какое сопротивление оказал осетр Джондалару, и на лице его заиграла улыбка. – Тебе пришлось здорово попотеть, чтобы справиться с ним. Как странно, что ты все же упустил из рук пол-осетра.
Напряжение спало, и остальные с облегчением рассмеялись.
– Значит, теперь он Рамудои, но только наполовину? – сказал Маркено.
– Давайте возьмем его с собой на охоту, – предложил Тонолан. – Может, он сумеет добыть полсерны и станет наполовину Шамудои.
– А какую из половин предпочтет Серенио? – подмигнув остальным, спросил Бароно.
– Даже половина Джондалара – это вовсе не так уж и мало, – сказала Каролио, и по выражению ее лица нетрудно было догадаться, что она имела в виду. Обитатели Пещеры жили в тесном соседстве друг с другом, и все знали о том, как он искусен в обращении с женщинами. Джондалар покраснел, но все остальные дружно разразились хохотом, и этот взрыв веселья помог им позабыть о неловкости, возникшей из-за непримиримого отношения Доландо к плоскоголовым, и о переживаниях, вызванных исчезновением Джондалара.
Они достали из лодки сеть, сплетенную из лыка, – она не тонула в воде, даже пропитавшись влагой, – расстелили ее на земле рядом с истекающей кровью половиной осетровой туши, поднатужились, завернули добычу в сеть и прикрепили ее к носу лодки.
Пока мужчины возились с рыбиной, Каролио негромко сказала, повернувшись к Джондалару:
– Плоскоголовые убили сына Рошарио. Он был еще совсем юным, не успел даже совершить Ритуал Обещания, но отличался храбростью и жизнерадостностью. Доландо души в нем не чаял. Никто не знает, как это произошло, но Доландо собрал всех обитателей Пещеры и отправился охотиться за ними. Нескольких они убили, а потом плоскоголовые куда-то исчезли. Доландо и раньше не питал к ним приязни, а уж после этого…
Джондалар кивнул. Он все понял.
– А каким образом плоскоголовому удалось унести с собой полрыбины? – спросил Тонолан, забираясь в лодку.
– Он поднял ее с земли и потащил прочь, – ответил Джондалар.
– Один? Вот так поднял и потащил?
– Один. А ведь это был не взрослый, а юнец.
Тонолан подошел к жилищу, в котором обитали его брат, Серенио и Дарво. Это сооружение из досок, концы которых опирались наверху на коньковый брус, расположенный под углом к земле, походило на деревянную палатку. Передняя треугольная стена была выше и шире задней, а боковые имели форму трапеции. Для того чтобы скрепить доски друг с другом, поступали так же, как с обшивкой на лодках: чуть более толстый край накладывали на более тонкий и сшивали вместе.
Эти устойчивые сооружения служили уютным и надежным прибежищем, и лишь в тех, которые простояли долгое время, между высохшими и покоробившимися досками появлялись щели, сквозь которые внутрь проникал свет, поскольку они находились под выступом песчаниковой плиты, – этот навес защищал их от непогоды, и в отличие от лодок не приходилось ни чинить их, ни конопатить щели. Источником света служил огонь в выложенном камнями очаге, а также лучи, проникавшие в жилище через оставленный открытым вход.
Тонолан заглянул внутрь, чтобы выяснить, спит его брат или уже проснулся.
– Заходи, – сказал Джондалар, шмыгая носом. Он сидел на деревянном помосте, выстланном меховыми шкурами, закутавшись в меха. В руке он держал чашку, от которой шел пар.
– Как твоя простуда? – спросил Тонолан и присел на краешек помоста.
– Простуда проходит, мне уже лучше.
– Мы не подумали о том, что у тебя промокла одежда, а когда мы возвращались, подул сильный ветер.
– Мне повезло, что вы нашли меня.
– Ну, я очень рад, что тебе стало лучше. – Тонолан замялся, словно не зная, что еще сказать. Он заерзал на месте, поднялся на ноги, направился к выходу, повернулся и снова подошел к брату: – Может, тебе что-нибудь принести?
Джондалар покачал головой. Брата что-то тревожит, но он никак не может заговорить об этом. Надо немного подождать.
– Джондалар… – начал было Тонолан. Последовала небольшая пауза, а затем он продолжил: – Ты уже довольно долгое время живешь вместе с Серенио и ее сыном. – На мгновение Джондалару показалось, что речь пойдет о необходимости совершить обряд, который скрепил бы их союз, но он ошибся. – Скажи, как чувствует себя мужчина, который обзавелся собственным очагом?
– Ты тоже живешь не один, и у тебя есть свой очаг.
– Да, знаю, но, может быть, все меняется, когда у твоего очага появляется ребенок? Джетамио так хотела родить ребенка, но… у нее опять случился выкидыш, Джондалар.
– Вот беда…
– Меня не волнует, будут у нее дети или нет, я боюсь потерять ее, – проговорил Тонолан прерывающимся голосом. – Лучше бы ей и не пытаться.
– Но у нее нет выбора. Это Дар Великой Матери…
– Тогда почему Великая Мать отнимает то, что сама подарила? – крикнул Тонолан и выбежал наружу, чуть не столкнувшись по дороге с Серенио.
– Он сказал тебе, что случилось с Джетамио? – спросила Серенио. Джондалар кивнул. – Этого ребенка она проносила дольше, но, когда произошел выкидыш, ей пришлось гораздо трудней. Я рада, что она счастлива с Тоноланом. Она заслужила право на счастье.
– А с ней все будет в порядке?
– Джондалар, у женщин время от времени бывают выкидыши, это не первый случай. Не тревожься, с ней все обойдется. Я вижу, ты уже пьешь чай. Я заварила его из мяты, бурачника и лаванды – ты сам, наверное, догадался? Шамуд говорит, что это помогает от простуды. Как ты себя чувствуешь? Я зашла посмотреть, не проснулся ли ты.
– Со мной все хорошо, – сказал он с улыбкой, делая вид, будто уже выздоровел.
– Тогда я, пожалуй, вернусь к Джетамио и посижу с ней.
Когда Серенио ушла, Джондалар отставил чашку в сторону и снова лег. У него болела голова, а нос совсем заложило. Ответ Серенио встревожил его, но он не мог понять почему. Ему не хотелось больше об этом думать: от таких мыслей у него начинало отчаянно сосать под ложечкой. Наверное, все дело в простуде, решил он.
Глава 16
На смену весне пришло лето, земля начала приносить плоды, которые постепенно созревали, и молодая женщина принялась собирать их. Она делала это скорее по привычке, чем по необходимости: у нее остались большие запасы пищи с прошлого года. Но Эйлу не радовало то, что у нее появилось свободное время: она не знала, чем его заполнить.
Даже когда у нее появилась возможность охотиться зимой, она все время придумывала какие-нибудь новые занятия. Эйла выделала шкуры чуть ли не всех животных, которых им удалось убить. Иногда она оставляла мех, а иногда срезала его, чтобы получить кусок гладкой кожи. Она плела корзины и циновки, вырезала сосуды. В пещере появилось множество орудий и всяческой утвари, которой хватило бы на целый клан. При этом она с нетерпением ждала, когда наступит лето и у нее появятся другие занятия.
Она обрадовалась, когда начался период летней охоты, и обнаружила, что, изменив часть приемов, может по-прежнему успешно охотиться вместе с Вэбхья, обходясь без лошади. За прошедшее время лев успел многому научиться, и при желании Эйла могла вообще отказаться от участия в охоте. У нее осталось много вяленого мяса, и к тому же когда Вэбхья уходил на охоту один, он, как правило, возвращался с добычей, и она всегда могла отрезать себе кусок мяса. Между женщиной и львом установились удивительные отношения. Он воспринимал ее как мать и подчинялся ей, они охотились вместе и чувствовали себя равноправными партнерами, вдобавок он был единственным существом, на которое она могла излить свою любовь.
Наблюдая за дикими львами, Эйла многое узнала об их привычках. Поведение Вэбхья подтвердило правильность сделанных ею выводов. Зимой пещерные львы охотились днем, а в теплое время года – по ночам. Несмотря на весеннюю линьку, мех у Вэбхья остался густым, и в теплые летние дни ему было так жарко, что он не мог охотиться: погоня требовала больших затрат энергии и ему не хватило бы сил. Поэтому в дневное время он в основном спал, укрывшись в глубине прохладной пещеры. Зимой, когда свирепствовали ветры, дувшие с севера, где находился ледник, ночью становилось так холодно, что даже самый густой мех не спас бы львов от погибели, и они прятались в пещерах, служивших укрытием от ветра. Пещерные львы были хищниками, обладавшими отличной приспособляемостью. Цвет меха и густота ворса менялись в зависимости от климата, с изменением условий охоты появлялись новые навыки, лишь бы было на кого охотиться.
Проснувшись утром на следующий день после того, как она рассталась с Уинни, Эйла приняла решение, увидев, что Вэбхья притащил в пещеру тушу молодого гигантского оленя с желтовато-коричневой пятнистой шкурой и улегся спать рядом с ней. Она уйдет из долины и непременно отправится дальше, но не этим летом. Льва еще рано оставлять одного, он слишком молод. Дикие львы не примут его в свой прайд, он погибнет в схватке с вожаком. Пещера послужит ему надежным прибежищем, которое будет необходимо ему до тех пор, пока он не найдет себе львицу и не обзаведется собственным прайдом.
Айза велела ей отыскать соплеменников, найти мужчину себе под стать. Когда-нибудь она продолжит поиски. Но она испытала облегчение, подумав о том, что сможет еще какое-то время пожить на свободе, не вступая в общение с людьми, чьи обычаи ей не известны. Впрочем, на душе у нее стало легче и по иной причине, хотя она не сознавала этого. Ей не хотелось уходить, пока оставалась хоть тень надежды на то, что Уинни вернется к ней. Эйла отчаянно скучала по лошади, которая стала ее спутницей, с тех пор как она поселилась в долине, и которую она очень любила.
– Вставай, ленивец, – сказала Эйла. – Давай прогуляемся и, может быть, поохотимся. Ты никуда не выходил прошлой ночью. – Она растормошила льва и пошла к выходу из пещеры, подав ему сигнал «За мной». Вэбхья приподнял голову, широко зевнул, обнажив острые клыки, встал и неохотно поплелся следом. Вэбхья не испытывал голода, как и Эйла, и предпочел бы еще поспать.