– Огонь! Огонь! Да, огонь, – прокричал он, указывая пальцем на пылающее пламя. – Ты представляешь себе, насколько важна возможность развести огонь так быстро?
– Гонь?
– Да, да, он горит вон там, – сказал он, то и дело взмахивая рукой и указывая в ту сторону, где находился очаг. – Что ты сделала, чтобы развести его?
Эйла встала, подошла к очагу и сказала, указывая пальцем на пламя:
– Гонь?
Он тяжело вздохнул и откинулся назад, внезапно осознав, что все это время пытался силой заставить ее понять слова неизвестного ей языка.
– Прости меня, Эйла. Я вел себя глупо. Разумеется, ты не можешь мне ответить, ведь ты не знаешь, о чем я спрашиваю.
Ситуация стала менее напряженной. Джондалар закрыл глаза. Он утомился и огорчился, зато Эйла воспрянула духом. Она выучила слово. Пока всего одно, но это уже хоть какое-то начало. Жаль, что на этом он остановился. Как бы объяснить ему, что она хочет узнать побольше слов, как попросить его научить ее и другим?
– Дон-да-ла? – Он открыл глаза. Эйла снова указала на огонь. – Гонь?
– Огонь, да, это огонь, – сказал он, кивая, а затем снова закрыл глаза, чувствуя усталость. Ему стало немного стыдно за то, что он так разволновался, и за то, что так страдает от боли, и физической, и душевной.
«Он не проявил интереса. Ну что бы такое сделать? Неужели он так ни о чем и не догадался?» Эйла даже рассердилась на самое себя из-за того, что ей не удалось придумать, как бы объяснить ему, чего она хочет, но решила попробовать еще раз.
– Дон-да-ла… – Она подождала, пока он снова не открыл глаза. – Гонь? – проговорила она, бросив на него призывный взгляд.
Джондалару стало любопытно. «Чего она хочет?» – подумал он.
– Почему ты спрашиваешь про огонь, Эйла?
По выражению его лица Эйла догадалась, что он задал ей вопрос. Ей удалось привлечь его внимание. Она огляделась по сторонам, пытаясь сообразить, как сделать, чтобы он понял ее, и взгляд ее упал на охапку хвороста, лежавшего возле очага. Она взяла ветку и, подойдя к Джондалару, указала на нее и снова с немым призывом посмотрела на мужчину.
Он пришел в недоумение и нахмурился, но, когда он начал догадываться, чего она добивается, морщинки у него на лбу разгладились.
– Ты хочешь узнать, как это называется? – спросил он, удивившись тому, что она вдруг проявила такой интерес к его языку, хотя он ни разу не заметил, чтобы у нее возникло желание поговорить. Так вот в чем дело! Она вовсе не пытается научить его своему языку, она хочет научиться разговаривать! Возможно, она так молчалива просто потому, что не умеет разговаривать?
Он прикоснулся к ветке, которую она держала в руке.
– Дерево, – сказал он.
Она резко выдохнула, только теперь заметив, что все это время ждала, затаив дыхание.
– Во? – попыталась повторить она.
– Дерево, – произнес Джондалар помедленнее, растягивая губы, стараясь произнести слово как можно отчетливее.
– Дее-во, – выговорила она, пытаясь шевелить губами так же, как он.
– Вот теперь уже лучше, – кивнул он.
У Эйлы отчаянно забилось сердце. Неужели он наконец понял? Она торопливо огляделась по сторонам, подыскивая еще какой-нибудь предмет. Увидев чашку, она взяла ее и протянула Джондалару.
– Ты хочешь, чтобы я научил тебя разговаривать?
Эйла не поняла, о чем он спрашивает, и, помотав головой, указала на чашку.
– Кто же ты, Эйла? Как ты здесь оказалась? Как тебе удается справляться со всем, что ты делаешь, если ты не умеешь разговаривать? Для меня ты – загадка, и, видимо, мне придется научить тебя разговаривать, чтобы разгадать ее.
Она присела на меховую шкуру рядом с ним, с волнением ожидая ответа и по-прежнему держа в руке чашку. Она боялась, что он позабудет о том слове, про которое она спросила, если будет долго говорить о чем-то, и с нетерпением еще раз указала на чашку.
– Какое слово ты хочешь узнать, «пить» или «чашка»? Впрочем, пожалуй, это не имеет значения.
Прикоснувшись к сосуду, который она держала, Джондалар сказал:
– Чашка.
– Ашка, – проговорила она и радостно улыбнулась.
Джондалар решил и дальше действовать в том же духе. Он взял оставленный Эйлой возле его постели бурдюк и налил воды в чашку.
– Вода, – сказал он.
– Ада.
– Попробуй еще раз, – ободряющим тоном сказал он и повторил: – Вода.
– Аа-да.
Джондалар кивнул, затем поднес чашку к губам и сделал глоток.
– Пить, – сказал он, – пить воду.
– Пить, – вполне четко произнесла Эйла, хотя первый из звуков дался ей с некоторым трудом. – Пить оду.
Глава 21
– Эйла, я больше не могу сидеть в пещере. Ты только посмотри, какое там солнышко! Я точно знаю, что уже могу понемногу передвигаться. Мне так хочется выглянуть наружу.
Эйла поняла не все из слов, произнесенных Джондаларом, но догадалась, на что он жалуется, и прониклась сочувствием к нему.
– Узелки, – сказала она и прикоснулась к одному из них. – Снять узелки. Завтра смотри нога.
Джондалар засиял, как будто одержал крупную победу.
– Ты снимешь узелки, и завтра я смогу выйти из пещеры.
Несмотря на то что Эйле было трудно выражать свои мысли, она не сочла возможным дать обещание, не зная, сможет ли она его исполнить.
– Смотри, – повторила она погромче. – Эйла смотри нога. – Она напряглась, стремясь подобрать какие-то из слов, имевшихся у нее в запасе. – Нога не… заросла, Дон-да-ла не выйти.
Джондалар снова заулыбался. Он намеренно слегка исказил смысл ее фразы в надежде, что Эйла не станет с ним спорить, но ему понравилось, что она не поддалась на уловку и настояла на своем. Возможно, ему не удастся завтра выйти из пещеры, но все это означает, что она в скором времени овладеет необходимыми для речи навыками.
Джондалар задался целью помочь ей в этом и радовался ее успехам, хотя дело не всегда шло гладко. Его заинтриговали особенности, которые он в ней обнаружил: казалось, она обладает способностью запоминать слова, услышав их один-единственный раз, и ей с поразительной скоростью удалось овладеть весьма обширным лексиконом. Он провел с ней почти целый день, поочередно называя любой из предметов, который попадался кому-либо из них на глаза, а затем она повторила каждое из слов, ни разу не ошибившись в его значении. Самым трудным для нее оказалось произношение. Она старалась изо всех сил, но ей никак не удавалось воспроизвести некоторые из звуков.
Впрочем, ему нравилась ее манера говорить. Тембр ее довольно-таки низкого голоса казался ему приятным, а необычный акцент придавал изюминку ее речи. Он решил до поры до времени не обращать внимания на ошибки, это можно будет исправить попозже. Она столкнулась с немалыми препятствиями, когда он перестал ограничиваться словами, обозначающими конкретные предметы и действия. Проблемы возникали даже с простейшими из абстрактных понятий: ей казалось, что для обозначения каждого из тончайших оттенков цвета должно существовать отдельное слово, и никак не могла взять в толк, что темная зелень хвои и светло-зеленая окраска ивовых листьев обозначаются одним общим словом «зеленый». Когда ей удавалось осмыслить абстрактное понятие, она воспринимала это как откровение и радовалась так, словно ей удалось вспомнить о чем-то давным-давно позабытом.
Однажды он с похвалой отозвался о ее феноменальной памяти, но она с трудом поняла, что он имеет в виду, и так и не поверила ему.
– Нет, Дон-да-ла. Эйла плохо помнить. Эйла старалась, маленькая Эйла хотеть хорошая память. Но никак. Старалась, старалась, все время старалась.
Джондалар, который завидовал ее памяти, старательности и упорству, покачал головой. Он знал, что Эйла с каждым днем стремительно продвигается к цели, хотя она никогда не бывала довольна своими достижениями. Однако чем шире становились их возможности общения, тем загадочнее казалась ему эта женщина. Чем больше он узнавал о ней, тем стремительнее возникали все новые и новые вопросы, на которые ему не терпелось получить ответ. В некоторых областях она проявляла невероятную осведомленность и искушенность, а в некоторых – полнейшее неведение и наивность, и он никогда не знал наверняка, чего от нее ожидать. В ряде случаев – например, при разведении огня – она использовала крайне действенные приемы, с которыми он нигде прежде не сталкивался, а порой ее методы оказывались на удивление отсталыми.
Впрочем, ее способность позаботиться о себе не вызывала у него ни малейших сомнений, хотя он так и не выяснил, где же находятся ее соплеменники. «Обо мне она тоже неплохо позаботилась», – подумал он, когда Эйла убрала шкуры, под которыми он лежал, чтобы осмотреть пораненную ногу.
Эйла заранее приготовила настой, обладающий противовоспалительным действием. Теперь ей предстояло отрезать узелки на жилках, которыми скреплены края раны. Ее не пугала мысль о том, как бы рана не открылась – судя по всему, заживление шло успешно, – но ей ни разу не приходилось делать ничего подобного, и ее охватила неуверенность. На протяжении нескольких дней она все думала о том, что пора бы уже убрать узелки, но решилась на это, лишь когда Джондалар пожаловался на то, что ему надоело все время лежать без движения.
Молодая женщина склонилась над ним и внимательно осмотрела ногу, а затем осторожно дернула за кончик в одном из узелков. Жилка срослась с кожей и потянула ее за собой. Эйле показалось, что она напрасно так долго тянула время, но думать об этом было уже поздно. Она взяла самый острый из своих ножей, который еще ни разу ни для чего не использовала, и, зажав узелок между пальцами, перерезала жилку как можно ближе к узелку. Подергав за него несколько раз, она обнаружила, что вытащить его будет нелегко. В конце концов она ухватилась за него зубами и, резко дернув головой, сняла его.
Лицо Джондалара скривилось от боли. «Конечно, ощущение не из приятных, – подумала Эйла, – зато все на месте. Только маленькая струйка крови – я слегка повредила кожу, но мышца срослась, и внутренние ткани тоже. Ради такого можно и потерпеть». Она постаралась как можно ловчее снять узелки, чтобы поскорее закончить. Всякий раз, когда она вытаскивала один из них, Джондалар стискивал зубы и сжимал кулаки, чтобы не закричать. Затем оба склонились над ногой, чтобы оценить результаты.
Эйла решила, что, если внезапно не наступит ухудшение, она вполне сможет разрешить ему подняться на ноги и выйти из пещеры. Взяв нож и миску с настоем, она было направилась прочь, но Джондалар остановил ее.
– Ты не покажешь мне свой нож? – спросил он, указав на него. Эйла протянула ему нож и задержалась, следя за тем, как он его рассматривает. – Он изготовлен на отщепе! Это даже не пластина. Обработка довольно-таки искусная, но метод крайне примитивный. У него даже нет ручки – просто край наверху притуплён, чтобы не порезаться. Где ты взяла его, Эйла? Кто его сделал?
– Эйла сделал.
Она поняла, что Джондалар говорит о качестве ножа, о том, насколько умело он изготовлен. Ей очень хотелось объяснить, что она обучалась у самого лучшего из умельцев в Клане, хотя, конечно, ей далеко до Друка. Джондалар очень внимательно осмотрел нож и, похоже, чему-то удивился. Ей хотелось обсудить с Джондаларом достоинства орудия и свойства кремня, но она не смогла этого сделать, не обладая запасом необходимых слов и не зная, как обозначить различные понятия. Она изрядно огорчилась.
Она жаждала поговорить с ним о самых разных вещах. Ей долгое время пришлось жить в одиночестве, но она поняла, как сильно истосковалась по общению, лишь когда в пещере появился Джондалар. Ее ощущения можно было сравнить с теми, что испытывает голодный человек, внезапно оказавшийся на пиру: ему хочется съесть все сразу, но он вынужден довольствоваться лишь крохотными кусочками.
Джондалар отдал ей нож, изумленно покачав головой. Да, он острый и вполне годится для использования, но, разглядев его, он впал в еще более глубокое недоумение. Она обладает навыками, присущими лишь опытным Зеландонии, ее методы– например, наложение швов на рану – можно назвать передовыми, а нож у нее крайне незатейливый. Ему хотелось расспросить ее, объяснить, что его удивило. Как жаль, что она не может ни о чем ему рассказать. И почему она прежде не разговаривала? Она так быстро овладевает речью. Почему же она не научилась говорить раньше? Теперь они оба с нетерпением ждали того дня, когда Эйла сможет наконец свободно изъясняться.
Джондалар проснулся рано. В пещере еще было темно, но в проеме входного отверстия и в конце скважины, уходившей вверх, уже завиднелась глубокая предрассветная синева. В пещеру начал проникать свет, и вскоре Джондалар уже смог различить каждую из выпуклостей и впадинок на стенах пещеры. Впрочем, они так прочно запали ему в память, что он смог бы указать, где находится каждая из них, не раскрывая глаз. Пора бы уже выйти из пещеры и увидеть что-нибудь новенькое. Он не сомневался в том, что сегодня это произойдет, и почувствовал, как в нем нарастает возбуждение. Нет, он просто не в силах ждать. Сейчас он растолкает женщину, которая спит рядом с ним. Он уже потянулся к ней, но потом отказался от своего намерения.
Она спала на боку, свернувшись клубочком под меховыми шкурами. Джондалар уже догадался о том, что она уложила его на свою постель, а сама устроилась рядом на шкурах, уложенных поверх циновки, предоставив ему набитые соломой подушки, размещенные в неглубокой выемке. Она спала не раздеваясь, чтобы никакая неожиданность не застала ее врасплох. Она повернулась на спину, и он принялся вглядываться в черты ее лица в надежде обнаружить какую-нибудь особенность, которая помогла бы ему узнать о ее происхождении.
Форма головы, овал лица, скулы говорили о том, что она не принадлежит к числу женщин Зеландонии, но ничем особенным ее внешность не отличалась, если, конечно, не считать необычайной привлекательности. «Пожалуй, она не просто привлекательна», – подумал он, присмотревшись получше. В сочетании ее черт присутствовала гармоничность, которая в любой системе представлений связывалась с понятием красоты.
Ее прическа, состоявшая из множества косичек, подвернутых спереди и свободно свисавших по бокам и сзади, казалась непривычной, но ему доводилось видеть и куда более диковинные сооружения на головах у женщин. Кое-где длинные пряди волос выбились из косичек, и она попыталась заложить их за уши, но с самыми непокорными ей не удалось справиться, и они спутались. На щеке виднелось пятнышко сажи. Заметив его, Джондалар подумал: «Она постоянно находилась рядом со мной с тех самых пор, как я пришел в сознание, да и до этого скорей всего никуда не отлучалась. Какая редкостная заботливость…»
Течение его мыслей нарушил изумленный вопль, который издала Эйла, открыв глаза.
Она не привыкла, просыпаясь, видеть перед собой лицо, и уж тем более лицо с сияющими синими глазами, с пробивающейся светлой бородой. Она так резко приподнялась и села, что у нее закружилась голова, но спустя мгновение она уже пришла в себя, встала и направилась к очагу. Огонь погас, она опять забыла набросать поверх него валежника. Придется развести его заново.
– Ты покажешь мне, как разводить огонь? – спросил Джондалар, когда она взяла в руки камни. На этот раз она поняла, о чем он спрашивает.
– Это нетрудно, – сказала она и подошла к нему, прихватив с собой камни и все прочее. – Эйла покажи.
Она сложила в кучку куски коры, перемешав ее с пухом кипрея, ударила камнем о камень и протянула ему осколок кремня и кусок железного колчедана.
Он тут же узнал кремень и подумал, что ему попадались камешки, похожие на второй, но Джондалару никогда не пришло бы в голову использовать их для чего-то, в том числе для добывания огня. Подражая Эйле, он стукнул камнем о камень совсем легонько, и ему показалось, что при этом вспыхнула крохотная искорка. Он сделал то же самое еще раз, до сих пор не решаясь поверить в то, что таким образом можно развести огонь, хотя он видел, как у Эйлы это получилось. При ударе одного холодного камня о другой вылетела яркая искра. Он изумился и разволновался. Эйла немного помогла ему, и после нескольких попыток рядом с его постелью наконец запылал маленький костерок. Он снова пригляделся -к камням.
– Кто научил тебя разводить огонь таким способом?
Эйла поняла, о чем он спрашивает, но не сумела толком ответить.
– Эйла разводить, – сказала она.