— Неплохо, — согласился Слокос.
Разговор иссяк. Немного покатав во рту пересохший язык, Слокос спросил:
— Где я?
— В биологической лаборатории. Здесь производятся опыты над животными.
— Над этими? — Слокос кивнул на саблезубого тигра.
— И над этими тоже.
— Роскошный зверь! Велик тот воин, что совладал с таким.
— Это было несложно. — Ариадна не стала говорить о том, что Инкий поразил хищника с расстояния двухсот метров из инфразвукового пистолета.
Сухой язык царапал воспаленное небо беглеца. Немного помолчав, он попросил:
— Мне бы воды.
— Конечно.
Ариадна нацедила из графина большой бокал напитка, настоянного на листьях коки.
— Попробуй. Это освежает и придает силы.
Слокос с удовольствием выпил. Хотел попросить еще, но не решился. Он вдруг застеснялся своего вида — оборванный, покрытый струпьями и пятнами ожогов, в истрепавшейся крохотной набедренной повязке. А кроме того, он слишком долго не был в обществе женщины. Даже портовой шлюшки. А эта женщина была роскошна. Опытный глаз Слокоса отметил, что мешковидная одежда скрывает прекрасное тело, лицо спасительницы напоминало лик мраморных богинь, в глазах читались ум и нежность, и искорки иронии. И еще — от нее зависела жизнь Слокоса. Решившись, он прямо спросил:
— Как ты думаешь со мной поступить?
— Я еще не придумала, — честно призналась Ариадна. — Но одно точно — я тебя не выдам.
Заметив, что запястья Слокоса украшают медные обручи кандалов, она предложила:
— Давай сниму.
— Но как? Нужны молоток и зубило.
Ариадна улыбнулась.
— Обойдемся.
Она достала из хирургического шкафчика лазерный скальпель, и мгновение спустя браслеты валялись на полу, а Слокос с наслаждением растирал белесые, в язвах, запястья.
— Благодарю тебя, — учтиво сказал он.
— Пожалуйста, — ответила девушка. — Обожди-ка минутку.
Она извлекла из контейнера заживляющую мазь и смазала ссадины на руках, а затем, чего уж Слокос никак не ожидал, рубцы на плечах и спине.
— Через два дня от них не останется и следа.
— Ты волшебница! — искренне восхитился Слокос.
Ариадна лишь улыбнулась в ответ. Напряжение, витавшее в комнате до этого, спало. Спустя несколько минут девушка с интересом слушала чуть хвастливые рассказы Слокоса, упивавшегося вниманием столь очаровательной незнакомки.
Вечером она облачила Слокоса в черный плащ и глухой с забралом шлем и вывела его из Дворца. Очутившись на свободе, Слокос почтительно поцеловал девушке руку. Он был почти влюблен. Повинуясь безотчетному порыву, Ариадна встала на цыпочки и коснулась губами обветренных губ воина. Слокос вспыхнул. Все-таки он ни черта не понимал в женщинах!
— Я навеки твой должник, — неловко сказал он и ушел в темноту.
Уже ложась спать, Ариадна внезапно вспомнила, что не накормила младенца, который, одурманенный кокой, не проронил ни единого звука все эти долгие часы, что она укрывала беглеца. Лаборатория встретила ее гробовой тишиной. Крыса, ранее методично уничтожавшая зерна, безмолвствовала. Ариадна заглянула в клетку. Животное было бездыханно. Ярко-зеленая крыса.
— Не вышло, — сказала девушка сама себе. Сознавая, что опыт в очередной раз не удался, она все же заглянула в контейнер. Зеленовато-синюшный трупик ребенка уже окостенел.
— Не вышло.
Ариадна отправила использованный материал в утилизатор. День вышел полосатый — удачи-неудачи. Происшествие со Слокосом развеселило ее, эксперимент опять провалился. Через десять минут она уже засыпала, в голове звенел тихий мотив.
Ночь опустила воронье крыло
На луга, на леса, на поля.
Спи, малыш, спи, родной,
Кровиночка спи моя.
Тихо склонились на землю цветы
И не поет соловей.
Солнышко спит. Милый малыш,
Глазки закрой поскорей.
* * *
Завязав два последних узелка, Инкий проверил кипу и отдал письмо Анко-Рую.
— Передашь его кураке, надзирающему за строительством дороги к пристани. Здесь имя человека, который знает предателя, приведшего войско кечуа в Город. Ты должен доставить этого человека ко мне. Ты, кажется, не умеешь читать?
— Не умею, мой Повелитель — склонив голову, подтвердил начальник дворцовой стражи.
— Не беда. Курака прочтет тебе его имя. Возьми с собой несколько воинов. И помни, ты должен доставить этого человека живым и невредимым!
— Я должен идти за ним сейчас же, ночью?
— Нет. Приведешь его утром. Но знай, если с ним что-нибудь случится, тебе не сносить головы!
— Слушаюсь, мой Повелитель!
— Ступай! — приказал Инкий.
Анко-Руй поклонился и исчез за дверью. Как только отзвуки его шагов перестали метаться в каменном лабиринте комнат, Инкий накинул на плечи серый плащ и незамеченным вышел из Дворца.
Курака, возглавляющий строительство дороги к пристани, проснулся от резких нетерпеливых толчков.
— Какого черта?! — завопил он спросонок, не размыкая смеженных сладким сном век.
— Проснись, идиот! Приказ Повелителя!
Дрему как ветром сдуло. Курака вскочил с лежанки и стал лихорадочно шарить в поисках свечного огарка. Вот он! Чиркнуло кремневое кресало, дрожащий огонек озарил зыбкие стены комнаты и стоящего перед куракой человека.
— Анко-Руй! — Курака согнулся в низком поклоне. Начальник дворцовой стражи был нетерпелив.
— Читай! — Он протянул кураке кипу.
— Я не умею, — пробормотал насмерть перепуганный сановник.
— Хорошо, я сам! — Пальцы Анко-Руя забегали по узелкам письма. — Среди твоих людей есть человек по прозвищу Рубленое Лицо?
— Да, мой господин.
— Кто он?
— Храбрый воин. Кечуа. Он был пленен воинами Повелителя.
— Он живет вместе со всеми янакона?
— Нет, он десятник. Десятникам положена отдельная хижина.
— Проводи меня к нему.
— Сейчас, — засуетился курака, обнаружив, что на нем лишь узкая набедренная повязка. — Я только оденусь.
— Поторопись, — короткий смешок, — толстяк! Курака накинул праздничную хламиду, перепоясал ее шерстяным с золотым шитьем ремешком.
— Я готов.
— Тогда пойдем.
Они вышли из дома курака и двинулись вдоль грязных глиняных построек.
— Здесь живут простые янакона, — пояснил ставший словоохотливым курака, указывая на длинный одноэтажный барак, — а вот — дома десятников.
— Который из них?
Курака подвел Анко-Руя к небольшой глиняной хижине, похожей больше на звериную конуру высотой всего около полутора метров. Окон в ней не было. Лишь небольшая дверь, занавешенная грязной циновкой.
— Здесь.
Внутри хижины тлел тусклый огонек.
— Странно, — прошептал курака, невольно проникаясь таинственностью поручения, — он еще не спит.
— Тем лучше, — сказал Анко-Руй. С этими словами он выхватил меч и вонзил его кураке в живот. Вельможа беззвучно осел на землю. Анко-Руй зачем-то вытер меч о его одежду и, сорвав занавесь, шагнул внутрь.
Комната, в которой он оказался, была крохотной — всего четыре шага в длину. Лишь кровать, да небольшой столик в изголовье. За столом, пряча лицо в тени капюшона, сидел человек, которого предстояло убить. Перед ним стояли кувшин и стакан, густо пахнущие дурной брагой. Тусклая свеча бросала блики на убогую обстановку. Когда Анко-Руй сорвал занавесь, сидящий даже не пошевелился.
Начальник дворцовой стражи слегка усмехнулся. Он был вооружен и, хотя широкие плечи противника свидетельствовали о недюжинной силе, мог позволить себе эффектную позу.
— Кто ты и откуда знаешь мое имя? — спросил он, пряча меч в ножны.
Человек молчал.
— Не хочешь отвечать? Тогда я сам назову твое имя. Мокеро! Грязная обезьяна, ты решил заработать свободу, продав меня? Ты считаешь, твоя свобода так дорого стоит? — Голос Анко-Руя приобрел торжествующие интонации. — Ты просчитался!
— Не думаю!
Резким движением головы сидящий откинул капюшон и поднялся. Перед Анко-Руем возвышалась сгорбленная низким потолком, но все равно огромная фигура Рыжебородого Титана.
— Проклятье! — прошипел начальник дворцовой стражи.
— Ты же не умел читать, мой храбрый Анко-Руй! Но твои пальцы так ловко бегали по узелкам письма, погубившего несчастного гонца! Настало время расплаты!
— Я рад, что мы встретились! — закричал Анко-Руй. — Рано или поздно наши пути должны были пересечься. И я рад, что это случилось рано!
Выкрикнув это, Анко-Руй выхватил меч и без замаха бросил его в грудь Инкия. Он был опытным воякой, этот начальник дворцовой стражи, он понимал, что ни теснота, ни верный меч не помогут ему одолеть Рыжебородого Титана; этот противник был не по зубам Анко-Рую. И тогда он принял единственно верное решение, дающее хоть крохотный шанс на удачу — напасть первым и нанести лишь один удар, но столь неожиданный, чтобы враг не смог защититься. Но, увы, горячая волна ненависти и поднимающегося страха помутили разум Анко-Руя. Он забыл о том странном черном панцире, что плющил острия медных копий.
Брошенный с огромной силой меч столкнулся с твердыней бронедоспеха и отлетел назад, к ногам Анко-Руя. Тот наклонился, чтобы поднять оружие, но сделать этого не успел — могучая рука Инкия обхватила предателя за шею и подняла болтающее ногами тело в воздух. Затем оно начало стремительно сближаться с землей и наткнулось на выставленное вперед колено. Раздался хруст. Удар был столь силен, что обломок позвоночника разорвал брюшину, брызнувшую гнилостной жидкостью. Запахло куриными потрохами. Атлант вытер руки о постеленную на кровати циновку, механически провел рукой по спрятанному под плащом бластеру и приказал:
— Пойдем!
Послышался негромкий шорох. Из-под кровати показалась голова с трудом протискивающегося наружу человека.
— Неплохая работа! — воскликнул он, бросив быстрый взгляд на изуродованное тело Анко-Руя. — Но куда мне идти?
— Во Дворец. — И, усмехнувшись: — Надеюсь, новый начальник моей дворцовой стражи всю жизнь будет помнить об участи своего предшественника!
Когда они шли мимо ворот Солнца, бог Инти подмигнул им своим щербатым ртом. Он любил кровь, этот бог-солнце. Он видел ее даже ночью.
Глава одиннадцатая
Запряженная холеными вороными скакунами колесница спешила в Нурт. Опираясь на медный щит, Кеельсее говорил держащему вожжи Сбиру:
— Все идет по плану, малыш! Ты не напрасно проторчал почти месяц в этой пропахшей мышами кладовке. Я вознесусь вверх, а вместе со мной вознесешься и ты…
Его план шел к счастливому завершению. Рату был мертв, и ничто не мешало Кеельсее занять место фараона — живого бога. Гиптий должен исчезнуть в лабиринте, а если жрецы Сета окажутся столь глупы, что отпустят его, номарх поможет ему умереть на земле. Что будет с Изидой, Кеельсее еще не решил. Еще… Сбир станет великим номархом — это будет шагом к миру с жрецами Сета. Не станет же Омту строить козни против своего собственного сына! Оставались еще Давр и Атлантида. Но Давр исчезнет. Сегодня же! А завтра эскадры Кемта и пиратов двинутся к Городу Солнца.
— …единственное, что ты должен делать, быть послушным и незамедлительно исполнять мои приказы.
— Слушаюсь, мой господин.
— Тогда подхлестни лошадей! Давр, наверно, уже заждался нас.
Крепость Нурт располагалась в дельте Хапи, рядом с самым большим его ответвлением, образующим гавань, способную вместить флот в двести боевых кораблей. Река перед крепостью была перегорожена толстенной медной цепью, концы которой уходили в кладку двух передовых фортов. Цепь предохраняла от внезапных нападений вражеского флота. Сама крепость располагалась чуть сзади, опоясывая своими двадцатиметровыми стенами самый большой из близлежащих холмов. Те, кто видел Нурт, не могли удержаться от восхищения перед его мощью.
Два ряда устремленных ввысь стен, широких настолько, что на них могли разъехаться три боевые колесницы. Громадные башни, пузато выдвинутые вперед, должны были держать противника под постоянным градом стрел и камней, пускаемых катапультами. Пред стенами простирался глубокий ров, заполненный водой и прожорливыми крокодилами. И горе тому, кто рискнул бы преодолеть эту преграду! Пятьдесят тысяч рабов строили крепость долгих десять лет. Миллионы тонн крепчайшего камня легли в ее несокрушимые стены.
Колесница подкатила к западным воротам крепости. Воины, стоящие у подъемного моста, почтительно расступились, и кони зацокали по деревянному настилу.
Жизнь здесь кипела как никогда. Все суетились, тащили камни, бревна, оружие. Видно было, что Давр развил нешуточную деятельность. Объяснить же, где находится главнокомандующий силами Севера, не мог никто. Наконец один из офицеров сообщил, что видел его в гавани, на верфях. Номарх и Сбир отправились в гавань.
Давра они застали за весьма необычным для атланта занятием — он тесал бревно.
— Я вижу, ты записался в ремесленники, — заметил Кеельсее, подавая руку для приветствия.
— Жизнь заставила.
— Как идут дела?
— Пятьдесят три новеньких корабля готовы выйти в море. Еще шесть будут закончены не позднее чем через день.
— Молодец! — обрадовался Кеельсее. — Ты просто не представляешь, какой ты молодец! Давр довольно улыбнулся.
— Меди не хватает. У многих кораблей не закончены носы.
— Это пустяки.
— И матросов маловато.
— Наберем! Что пираты?
— Стоят со спущенными парусами у побережья. У меня создалось впечатление, что они вовсе не собираются нападать.
— Обма-а-анчивое впечатление, — протянул Кеельсее. Положил руку на плечо Давра. — Ладно, пойдем. Надо поговорить.
Разговор получился недолгим. Кеельсее коротко пересказал события, произошедшие за месяц, не скрывая, почему он приказал убить Рату.
— Полагаю, пришло время стать фараоном мне.
— Помнится, ты был против этой затеи.
— А! — Номарх отмахнулся рукой. — Времена меняются. Он подлил вина себе и Давру.
— Пей! Завтра решающий день.
— С чего ты взял?
— Пей! — И Кеельсее первым осушил свой кубок. Пока Давр глотал багровое, словно спекшаяся кровь, вино, номарх быстро оглядел стены комнаты.
— Ого! У тебя здесь целый арсенал!
— Да… — Давр слегка смутился. — Люблю оружие.
— Похвально, — механически заметил Кеельсее. — Черта настоящего мужчины. Раз так, ты должен неплохо владеть им.
Кеельсее извлек бластер и приказал скромно молчавшему в углу Сбиру:
— Убей его!
— Ты что, Кеельсее? — опешил Давр.
Кеельсее скривил губы.
— Я благодарен тебе за то, что ты построил такой великолепный флот. Завтра он соединится с пиратскими эскадрами и пойдет на запад. Тридцать дней — и Атлантида перестанет существовать!
— Ты в своем уме?! — не веря услышанному, закричал Давр.
— Я? В своем. Что застыл? — номарх повернулся к изумленному таким развитием событий Сбиру. — Убей его!
Убедившись, что Кеельсее не шутит, Давр дико заревел, сорвал со стены боевой топор и бросился на номарха, но дорогу ему преградил Сбир. Стремительно вращая мечом, гвардеец перерубил древко топора и нанес страшный удар. Но Давр не напрасно считался хорошим воином. Каким-то чудовищным, неестественным прыжком он бросил свое тело назад; меч Сбира лишь слегка оцарапал ему правое предплечье.
Теперь в руке атланта тускло блестел верный спутник — титановый меч, сокрушивший не одного врага. Встав в боевую стойку, прижав меч к левому плечу, Давр стал приближаться к Сбиру, искоса поглядывая на Кеельсее, внешне безучастно наблюдавшего за поединком. Удар! Меч метнулся вперед, чтобы снести гвардейцу голову, но тот был настороже. Мгновенно присев, Сбир выкинул вперед правую руку. Брошенный с огромной силой клинок кемтянина вонзился в живот Давра. Атлант покачнулся и рухнул.
— Готов, — констатировал Кеельсее, наблюдая за судорогами умирающего. — Он мне всегда не нравился. Возьми его меч. Он твой. Ты честно заслужил его. А завтра ты примеришь корону номарха.