— Теперь вы знаете, как всё происходило, — сказал Космический Рейнджер. — Всякий раз, как Бенсон брал образцы: несколько зерен пшеницы, фрукт или лист салата — продукт смазывался бесцветным резинообразным экстрактом марсианских бактерий. Яд, несомненно, простой, он не разлагается в ходе приготовления пищи, неизбежно оказываясь в куске хлеба, банке джема, в детских консервах. Хитрый дьявольский трюк.
Бенсон колотил по столу:
— Это ложь, гнусная ложь!
— Верзила, — попросил Космический Рейнджер, — заткните ему рот. Стойте рядом с ним и не давайте ему двигаться.
— Послушайте, — запротестовал доктор Сильвере, — вы предъявили обвинение, но надо дать ему возможность оправдаться.
— На это нет времени, — ответил Космический Рейнджер, — и вы скоро получите доказательство, которое удовлетворит и вас.
В качестве кляпа Верзила использовал носовой платок. Бенсон сопротивлялся, но после того, как Верзила стукнул его рукоятью бластера, сидел неподвижно.
— В следующий раз, — сказал Верзила, — ударю так, что у вас будет сотрясение мозга.
Космический Рейнджер встал.
— Вы все заподозрили или сделали вид, что подозреваете Верзилу, когда я говорил о комплексе неполноценности у человека, который мал. Но маленьким можно быть не только ростом. Верзила компенсирует недостаток роста воинственностью и громогласным выражением собственного мнения. И его за это уважают. Бенсон же, живя на Марсе среди людей действия, обнаружил, что его презирают как «фермера из колледжа», на него смотрят сверху вниз те, кого он считает гораздо ниже себя. Компенсировать это наиболее трусливым видом убийства — ещё одно проявление малости.
Но Бенсон — человек неуравновешенный. Вырвать у него признание трудно, если вообще возможно. Однако Хеннес не худший источник информации относительно замыслов отравителей. Он может сказать, где именно в астероидах располагается их база. Он расскажет, где хранится яд, который предполагалось начать использовать завтра. Он может рассказать многое.
Хеннес фыркнул.
— Я ничего не могу вам сказать и ничего не скажу. Если застрелите меня и Бенсона на месте, всё будет и без нас продолжаться точно так же. Поступайте как хотите.
— Будете ли вы говорить, — спросил Космический Рейнджер, — если я гарантирую вам личную безопасность?
— Кто поверит вашим гарантиям? Я по-прежнему утверждаю, что невиновен. Убив нас, вы ничего не добьетесь.
— Вы понимаете, что, если не будете говорить, могут умереть миллионы мужчин, женщин и детей?
Хеннес пожал плечами.
— Хорошо, — сказал Космический Рейнджер. — Я уже говорил о действии марсианского яда, изобретенного Бенсоном. Оказавшись в желудке, он быстро усваивается; парализуются мышцы груди; жертва не может дышать. Мучительная смерть от удушья затягивается на пять минут. Конечно, это происходит, когда яд попадает сразу в желудок.
Говоря это, Космический Рейнджер достал из кармана небольшую стеклянную пулю. Он открыл боковое углубление заборника и налил оттуда в пулю прозрачную вязкую жидкость.
— Теперь, — продолжил он, — если мы поместим яд в рот, дело пойдёт несколько по-другому. Яд будет поглощаться гораздо медленнее и действовать более постепенно. Макиан, — неожиданно окликнул он, — вот человек, который предал вас, использовал вашу ферму, чтобы организовать отравления и уничтожить фермерский синдикат. Свяжите ему руки.
И Космический Рейнджер бросил на стол наручники.
Макиан с криком долго сдерживаемого гнева бросился на Хеннеса. На мгновение гнев вернул ему утраченную юношескую силу, и сопротивление Хеннеса было тщетным.
Когда Макиан сделал шаг назад, Хеннес был привязан к стулу, руки его сведены сзади и закреплены наручниками.
Тяжело дыша, Макиан сказал:
— После разговора я с удовольствием разорву вас на куски собственными руками.
Космический Рейнджер обошёл стол и медленно приблизился к Хеннесу, держа перед собой в двух пальцах стеклянную пулю. Хеннес отпрянул. На другом конце стола отчаянно забился Бенсон, и Верзила пинком заставил его успокоиться.
Космический Рейнджер захватил нижнюю губу Хеннеса и оттянул её, обнажив зубы. Хеннес старался отвести голову, но Космический Рейнджер чуть сдавил пальцы, и Хеннес испустил сдавленный крик.
Космический Рейнджер опустил пульку в пространство между губой и зубами.
— Я думаю, пройдёт не менее десяти минут, прежде чем через полость рта вы усвоите достаточно яда, чтобы он начал действовать, — сказал он. — Если вы до того времени согласитесь говорить, я уберу яд, и вы сможете промыть рот. В противном случае яд начнет медленно действовать. Постепенно вам станет всё труднее и труднее дышать, и наконец, примерно через час, вы умрете от удушья. Но своей смертью вы ничего не добьетесь, потому что демонстрация будет очень наглядна для Бенсона, и мы получим от него всю правду.
На висках Хеннеса выступили капли пота. Он закашлялся.
Космический Рейнджер терпеливо ждал.
Хеннес закричал:
— Я буду говорить! Буду! Уберите его! Уберите!
Слова звучали неразборчиво, но его намерения и отчаянный ужас, исказивший лицо, были достаточно ясны.
— Хорошо! Вам лучше делать записи, доктор Сильвере.
Прошло три дня, прежде чем доктор Сильвере вновь увиделся с Дэвидом Старром. Он мало спал в эти дни и очень устал, но это не помешало ему с радостью приветствовать Дэвида. Верзила, всё это время не оставлявший доктора Сильверса, был также обрадован.
— Сработало, — сказал доктор Сильвере. — Вы, конечно, слышали об этом. Сработало удивительно хорошо.
— Знаю, — с улыбкой ответил Дэвид. — Космический Рейнджер мне всё рассказал.
— Значит, вы снова виделись с ним?
— Очень ненадолго.
— Он почти сразу исчез. Я упомянул о нём в своём докладе: мне пришлось это сделать. Но чувствую я себя дураком, хотя у меня есть свидетели: Верзила и старый Макиан.
— И я, — добавил Дэвид.
— Да, конечно. Ну, с этим покончено. Мы отыскали запасы яда и очистили астероиды. Не менее двух дюжин человек получат пожизненное заключение, и Бенсон в конце концов станет трудиться на общее благо. Его эксперименты над марсианской жизнью были в своём роде революционными. Может быть, результатом его открытия, при помощи которого он хотел захватить контроль над Землей, станет целая серия новых антибиотиков. Если бы несчастный глупец добивался научного признания, он был бы великим человеком. Хорошо, что признание Хеннеса остановило его.
Дэвид сказал:
— Это признание было заранее тщательно рассчитано. Космический Рейнджер всю предшествующую ночь работал над этим.
— Ну, я сомневаюсь, чтобы какой-нибудь человек смог противостоять угрозе отравления, которая встала перед Хеннесом. Что бы случилось, если бы на самом деле Хеннес был не виноват? Космический Рейнджер сильно рисковал.
— Вовсе нет. Никакого яда не было. Бенсон это знал. Думаете, Бенсон бы оставил в своей лаборатории образец яда, как очевидное доказательство против себя? Думаете, мы могли бы случайно отыскать этот яд?
— Но яд в пульке?
— …простой бесцветный желатин. Бенсон догадался об этом. Поэтому Космический Рейнджер и не пытался вырвать у него признание. Поэтому он приказал заткнуть ему рот, чтобы Бенсон не смог говорить. Хеннес тоже мог бы догадаться, если бы не страх.
— Ну пусть меня выбросят в космос! — пораженно воскликнул доктор Сильвере.
Он ещё долго потирал подбородок, даже когда наконец попрощался и отправился спать.
Дэвид повернулся к Верзиле.
— А что ты теперь будешь делать, Верзила?
Верзила ответил:
— Доктор Сильвере предложил мне постоянную работу в Совете. Но не думаю, что соглашусь на это.
— Почему?
— По правде говоря, мистер Старр, я предпочел бы отправиться туда же, куда и ты.
— Я отправляюсь на Землю, — сказал Дэвид.
Они были одни, но Верзила осторожно оглянулся, прежде чем заговорил.
— Мне кажется, что ты ещё побываешь во многих местах… Космический Рейнджер.
— Что?
— Конечно. Я узнал тебя в первое же мгновение, как только ты вошёл в дыме и огне. Поэтому я и не воспринял серьёзно обвинение в отравлении. — Лицо его расплылось в широкой улыбке.
— Ты понимаешь, о чём говоришь?
— Конечно. Лица твоего я не видел, не видел деталей костюма, но на Рейнджере были твои сапоги, и совпадали рост и телосложение.
— Совпадение.
— Может быть. Подробностей я не видел, но цвет сапог различил ясно. Ты единственный из известных мне фермеров, который согласился носить чёрно-белые сапоги.
Дэвид Старр откинулся и захохотал.
— Ты выиграл. Ты на самом деле хочешь присоединиться ко мне?
— Сделал бы это с гордостью, — ответил Верзила.
Дэвид протянул руку, и они обменялись рукопожатием.
— Значит, отныне мы вместе, — сказал Дэвид.
Счастливчик Старр и пираты астероидов
Фредерику Полу,
логической несообразности — милому агенту
1. ОБРЕЧЕННЫЙ КОРАБЛЬ
Пятнадцать минут до старта. «Атлас» застыл в ожидании. Гладкие полированные борта космического корабля блестели в ярком земном свете, заполнившем небо Луны. Тупой нос глядел вверх, в пустое пространство. Вакуум окружал его, а под ним простиралась мертвая пемза лунной поверхности. Количество экипажа — ноль. На борту нет ни одного человека.
Доктор Гектор Конвей, глава Совета Науки, спросил:
— Который час, Гус?
Он чувствовал себя неудобно в помещении Совета на Луне. Ему было бы уютнее, находись он на Земле, на вершине иглы из камня и стали, которую называют Башней Науки. В окне открывался бы вид на Интернациональный Город. Конечно, на Луне пытались создать видимость комфорта. В помещениях — фальшивые окна, а за ними ярко освещенные картины земной жизни, естественно освещенные. Свет за окном в течение дня менялся, соответствуя утру, полудню и вечеру. А в периоды сна за окном всё темнело, и свет становился тёмно-синим. Но для землянина типа Конвея этого было недостаточно. Он знал, что, если разбить стекло, за ним окажутся только раскрашенные миниатюры, а дальше — другое помещение или, может быть, скальные породы Луны.
Доктор Августас Хенри, к которому обратился Конвей, взглянул на часы. Попыхивая трубкой, он проговорил:
— Ещё пятнадцать минут. Не о чем беспокоиться. «Атлас» в прекрасной форме. Я сам вчера проверил.
— Знаю. — У Конвея абсолютно седые волосы, и выглядит он старше худощавого Хенри, хотя они ровесники. Он сказал:
— Я беспокоюсь о Счастливчике.
— Счастливчике?
Конвей застенчиво улыбнулся.
— Боюсь, я перенял привычку. Я говорю о Дэвиде Старре. Сейчас все его так зовут. Ты разве не слышал?
— Счастливчик Старр? Счастливчик? Прозвище ему подходит. Но где он сам? В конце концов, это его идея.
— Совершенно верно. Такие идеи могут возникать только у него. Думаю, в следующий раз он возьмется за сирианский консулат на Луне.
— Хорошо бы.
— Не шути. Иногда мне кажется, что ты одобряешь его стремление всё делать в одиночку. Я потому и прилетел на Луну: присмотреть за ним, а не за кораблем.
— Если ты прилетел за этим, Гектор, ты отлыниваешь от работы.
— Ну не могу же я всюду ходить за ним, как курица за цыпленком. С ним Верзила. Я сказал малышу, что сниму с него кожу живьем, если Счастливчик решит в одиночку вторгнуться в сирианский консулат. — Хенри рассмеялся. — Говорю тебе, он это сделает, — проворчал Конвей. — И что всего хуже, выйдет, разумеется, сухим из воды.
— Ну и что?
— Это ещё больше подбодрит его, и однажды он чрезмерно рискнет, а он для нас слишком ценен, мы не должны его потерять!
Джон Верзила Джонс, покачиваясь, шёл по утоптанной глиняной поверхности и с величайшей осторожностью нес свою кружку пива. Псевдогравитация не распространялась за пределы города, поэтому в районе космопорта приходилось самому справляться с полем тяготения Луны. К счастью, Джон Верзила Джонс родился и вырос на Марсе, где тяготение составляет две пятых земного, так что ему не было особенно трудно. На Марсе он весил бы пятьдесят фунтов, а на Земле сто двадцать. Он подошёл к часовому, который, забавляясь, следил за ним. Часовой был в мундире Национальной лунной гвардии и привык к местному тяготению. Джон Верзила Джонс сказал:
— Эй! Не стой так мрачно. Я принес тебе пиво. Выпей!
Часовой удивился, потом с сожалением отказался:
— Не могу. На посту нельзя.
— Ну ладно. Справлюсь сам. Я Джон Верзила Джонс. Зови меня Верзила.
Он доходил часовому только до подбородка, а тот не был особенно высок, но когда Верзила протянул руку, он это делал как бы сверху вниз.
— Меня зовут Берт Уилсон. Ты с Марса? — Часовой взглянул на красно-зеленые полусапожки Верзилы. Только фермер с Марса может оказаться в таких сапогах в космосе.
Верзила с гордостью посмотрел на них.
— А как же. Сижу здесь уже неделю. Великий космос, что за скала эта Луна! Вы, парни, так и сидите, не выходя на поверхность?
— Иногда выходим. По делу. Там не на что смотреть.
— Хотел бы я выйти. Не люблю сидеть в курятнике.
— Вон там выход на поверхность.
Верзила взглянул туда, куда указывал палец сержанта. Коридор, тускло освещенный на удалении от Луна-сити, сужался и переходил в расщелину в стене. Верзила сказал:
— У меня нет костюма.
— Даже если бы захотел, ты не смог бы выйти. Без специального пропуска никому не разрешен выход — на время.
— А почему?
Уилсон зевнул.
— Там готовится к старту корабль. — Он взглянул на часы. — Минут через двенадцать. Может, после этого строгости отменят. Я не знаю, в чём дело.
Покачиваясь на пятках, часовой смотрел, как остатки пива исчезают в глотке Верзилы.
— А где брал пиво? В портовом баре Пэтси? Там много народу?
— Пусто. Слушай, что я тебе скажу. Тебе нужно пятнадцать секунд, чтобы туда добраться. Я постою за тебя и присмотрю, чтобы ничего не случилось.
Уилсон вожделенно посмотрел в направлении бара.
— Лучше не надо.
— Как хочешь.
Никто из них, похоже, не заметил фигуры, прокравшейся мимо по коридору и исчезнувшей в расселине, которая вела к прочной двери — выходу на поверхность. Ноги Уилсона сами пронесли его несколько шагов к бару. Потом он сказал:
— Нет! Не стоит!
Десять минут до старта. Это была идея Счастливчика Старра. Он находился в кабинете Конвея, когда пришло сообщение, что корабль земного регистра «Уолтхем Захари» был вскрыт пиратами, груз исчез, офицеры превратились в замороженные трупы, а большинство экипажа оказалось в плену. Сам корабль был слишком повреждён, чтобы пираты его захватили. Но всё, что можно было с него снять, они сняли, даже инструменты и двигатели. Дэвид сказал:
— Наш враг — пояс астероидов. Сто тысяч скал.
— Больше. — Конвей выплюнул сигарету. — Но что мы можем сделать? Даже когда Земная империя была полна сил, мы не смогли справиться с поясом астероидов. Десять раз отправлялись туда и очищали осиные гнезда, но оставляли достаточно, чтобы они возрождались и причиняли новые беды. Двадцать пять лет назад, когда…
Седовласый учёный замолчал. Двадцать пять лет назад родители Дэвида были убиты в космосе, а сам он, маленький мальчик, в одиночестве блуждал в пространстве. В спокойных карих глазах Счастливчика не отразилось никакого чувства.
— Беда в том, что мы даже не знаем, сколько астероидов и где они.
— Естественно. Нужно сто кораблей и сто лет, чтобы пометить все астероиды приличного размера. И даже тогда тяготение Юпитера не перестанет изменять их орбиты.
— Можно попробовать. Пусть до пиратов дойдёт слух о картографической экспедиции. Если мы пошлем один корабль, они не будут знать, что это немыслимая работа, и, побоявшись последствий картографирования, атакуют его.
— И что тогда?
— Допустим, мы пошлем автоматический корабль, полностью оборудованный, но без экипажа.