— Нашлась, нашлась, — лепетал от радости старый доктор. — Но где же они тебя прятали? Мы все перевернули в округе вверх дном!
Мещерский насторожился. Но Женя не стала вдаваться в подробности о месте своего заточения.
— Здесь меня надо было искать, в городе, — сказала она.
Она сказала это так просто и так искренне, что Мещерский на какой-то момент даже засомневался: «Уж об этих ли двоих говорил ему есаул Попов? И каким же на самом деле связным может быть эта девчонка?» Но сомнения эти продолжались очень недолго. Уже давно укоренившаяся в нем привычка не доверять никому и ничему и даже своему собственному чутью сказалась и на этот раз. И капитан подавил свои же собственные сомнения. Если девчонка может и на самом деле быть ни при чем, то парню во всех случаях и непременно следует устроить очную ставку с тем типом, которого обещал прислать в контрразведку есаул.
— А вот кто меня вызволил из плена, — продолжала Женя и указала на Ашота.
Только сейчас Прозоров заметил в своем доме еще одного человека. Человек мало походил на спасителя. С него так же, как и с внучки, текла ручьями вода. Он робко жался к двери и теребил в руках свою мохнатую шапку. Но он сразу же понравился доктору.
— Что же вы тут стоите, молодой человек, — шагнул навстречу Ашоту доктор. — Проходите. Давайте переодеваться, сушиться, приводить себя в порядок. Чувствуйте себя тут как дома.
Мещерский решил, что ему здесь больше делать нечего.
— Надеюсь, доктор, теперь, когда все кончилось так хорошо, мы вправе ожидать вашего возвращения в больницу, — сказал он.
— Да, — не стал возражать Прозоров.
— В таком случае, я удаляюсь, — сказал Мещерский и вышел.
Дождь уже перестал. Он кончился так же внезапно, как и начался. И теперь капало лишь с деревьев. Мещерский вышел из сада, закрыл за собой калитку и отыскал солдат. Они стояли неподалеку, под большим навесом. Капитан подал им знак. Солдаты, прыгая через лужи, тотчас подбежали к нему. Он коротко отдал им приказание, погрозил для пущей убедительности обоим кулаком, сел в свой экипаж и помчался в контрразведку. А солдаты, прихватив за поводья коней, направились к забору, окружавшему докторский дом.
Глава 12
— Во что же мне вас переодеть? — разглядывая Ашота, задумался доктор.
— Дай ему свой халат, — посоветовала Женя.
— Да ведь он же в нем утонет, — засмеялся доктор. — А впрочем, пожалуйста!
Он проворно пошел в свою комнату. А Ашот сейчас же схватил Женю за руку и зашептал:
— Зачем мне халат? Мне сейчас же уходить надо.
— Сначала поешь! — запротестовала Женя.
— Дай на дорогу кусок хлеба.
— Но мы даже ни о чем не расспросили дедушку! Ты даже не знаешь, куда идти! — на своем стояла Женя.
За окном, за садом прогремел то ли запоздалый гром, то ли далекая орудийная пальба.
— Сам все найду. Туда пойду, — показал Ашот рукой в сторону, откуда донеслись тяжелые раскаты.
— Что же я дедушке скажу? — Женя поняла, что не удержит его.
— Лучше всего — ничего. Домой, мол, очень заторопился, — сказал Ашот и, нахлобучив по самые брови свою шапку, тихонько вышел из комнаты.
— Тогда я тебя провожу! — Женя догнала его на тропинке в саду. — Ты настоящий парень, Ашот, — негромко сказала она. — Возвращайся потом к нам. Дедушка для тебя все сделает, как для меня. Он очень хороший.
— Я понял. Он мне сразу понравился, — согласился Ашот и пожал Жене руку. — Я обязательно вернусь, и мы вместе пойдем к Сурену. Он тоже очень хороший человек.
— Конечно, — помахала вслед ему рукой Женя.
Ашот вышел из сада, а Женя подбежала к калитке и снова помахала ему рукой. И тут она вдруг увидела, как к Ашоту подскочили двое солдат и схватили его сразу с двух сторон. Ашот попытался вырваться, у него с головы слетела шапка. Но солдаты лишь крепче схватили его, обвязали веревкой, посадили на коня и куда-то увезли.
Все это произошло так быстро, что Женя ничего даже не успела сообразить. А когда она выбежала из сада и побежала к тому месту, на котором только что схватили ее друга, там никого уже не было. Только валялась в грязи лохматая шапка Ашота. Женя подобрала эту шапку и что было мочи припустила домой. Она влетела в комнату в тот момент, когда дедушка, ничего не понимая, стоял с халатом в руках посредине комнаты и беспомощно оглядывался по сторонам.
— Ашота арестовали! — выпалила Женя и бросилась к нему.
— Как арестовали? — опешил доктор. — Кто?
Женя рассказала, что произошло.
— Не может быть! — не мог поверить случившемуся доктор.
— Может, дедушка! Может! Я теперь поняла: за нами гнались всю дорогу. За шапкой вот за этой гнались! — почти выкрикнула Женя и бросила дедушке в руки лохматую и грязную шапку Ашота.
Доктор поймал шапку на лету, повертел ее в руках, помял и неожиданно для себя вытащил из-под подкладки сложенный в небольшой квадрат кусок карты.
— Его красные послали. Им срочно нужна помощь. Там люди гибнут, раненые, — быстро объяснила Женя. И, сбиваясь и запинаясь от волнения, перескакивая с одного на другое, рассказала обо всем, что произошло с ней за эти дни. Доктор слушал и не верил своим ушам.
…Бандиты… Пещера… Казачьи кони… Пастух… Собака… Лодка… Все это мелькало сейчас в его воображении, как кадры кинематографа. Он и видел это и воспринимал, но не понимал. Неужели его двенадцатилетняя внучка, которая до смерти боялась пустых темных комнат, пережила все ужасы бандитского плена и выдержала все выпавшие на ее долю испытания? А сейчас, хоть и волнуясь, но явно без тени страха рассказывает обо всем об этом, как о самом обычном деле… И еще никак не мог понять доктор, откуда в этом оборванном, наверняка полуголодном и безграмотном мальчишке взялась такая напористость и сила, которой мог бы позавидовать любой взрослый мужчина… В какие-то моменты доктору вдруг начинало казаться, что все это абсолютная чушь. И что его внучка просто-напросто бредит. Но он опускал глаза, видел в своих руках карту с корявой карандашной отметкой на склоне горы и вздрагивал, словно сам неожиданно попадал в зону этой отметки.
В конце концов вся картина стала ему ясна.
— Боже мой, боже мой, — повторял он, раскачиваясь в кресле. — Ведь он почти ребенок!
— Ты должен ему помочь! И как можно быстрей!
Старый доктор встал с кресла. Он прошел несколько раз из угла в угол комнаты и сказал:
— Хорошо. Но давай во всем разберемся.
— Давай, — сразу обрадовалась Женя.
— Ты говоришь, что его забрали солдаты? Но какие? Мало ли в городе частей…
— Не знаю, — пожала плечами Женя. — На них же не написано… А ты позвони коменданту. Может, это были патрули? — посоветовала Женя.
Доктор задумался. Он снова несколько раз прошел из угла в угол.
— Понимаешь, Женюра, нам ни у кого ничего спрашивать нельзя, иначе мы себя выдадим, — сказал он. — Скажи: солдаты видели, что ты наблюдала за ними?
— Нет. Я стояла за калиткой. А когда поднимала шапку, там никого уже не было.
— Да ты успокойся. Найдем твоего друга, — доктор потер виски. — Кажется, я кое-что придумал. Все будет хорошо, если будешь меня слушаться беспрекословно.
— Буду! Все буду делать! — поклялась Женя.
— Тогда, первым делом, марш в постель! — приказал дедушка и ушел к себе в кабинет.
Там он открыл маленький шкафчик, в котором хранил лекарства, достал два пузырька и небольшую баночку и снова вернулся к Жене. Женя уже лежала под одеялом. Дедушка дал ей выпить ложечку какой-то микстуры, потом таблетку.
— Запомни: ты больная. Через час у тебя вроде бы поднимется температура, — сказал он. — Ты должна будешь все время лежать. А если кто-нибудь придет тебя проведать, положи на голову мокрую тряпку и стони.
— Поняла, — ответила Женя.
Глава 13
Догорел последний смоляной факел, и пещера со всем ее гарнизоном окунулась во мрак. Бойцы могли теперь передвигаться только на ощупь. Дневной свет, пробивавшийся через узкую щель забаррикадированного повозками и камнями входа, еле-еле освещал лишь переднюю часть общего «зала». В боковых же ответвлениях, где разместили раненых, было совершенно темно. Санитары и те, кто ухаживал за ранеными, добирались к ним на четвереньках, придерживаясь руками за каменные своды пещеры.
Задушить гарнизон пещеры дымом белым не удалось. Дым, поваливший в пещеру вначале как в трубу, потом почему-то перестал набиваться внутрь нее, закружился у входа, пополз по скале вверх. Но и от того количества, которое все же попало под каменный свод, дышать в пещере было трудно. Люди кашляли, глаза у них слезились, головы ломило от боли. Но они держались и даже отбили еще один штурм белых с большими для казаков потерями. Немало за эти двое суток полегло и бойцов. Убитых и тяжело раненных уносили в глубь пещеры. А на их место на баррикаду вставали те, из лазарета, кто еще мог держать в руках винтовку. А если и не держать, то хотя бы стрелять из нее.
В первый же день обороны пещеры в строй вернулся Серега. Рана мучила его. Но он терпел, до хруста сжимал от боли зубы. А когда чувствовал себя немного лучше, даже шутил.
— Эй, лодыри чертовы! Мало вас лупит офицерье! — кричал он казакам. — Нас тут комары заедают, а вам лень дровишек в костер подкинуть!
— И то верно! С дымком-то вроде теплее было! — поддерживали Серегу другие бойцы.
— Да и посветлее малость. А то ни те газету почитать, ни письмишко домой написать.
Казаки в ответ зло ругались. Но к кострам в светлое время подходить боялись. Бойцы зорко держали выкуривателей на мушке и не одного из них меткими выстрелами уже отправили на тот свет.
Бойцы постарше в перебранку с белыми не вступали. Вели себя степеннее. Даже ворчали:
— Охота вам зубоскалить!
— Так скучно же, дядя, — оправдывались шутники и продолжали смеяться над казаками.
— Эй, олухи царя небесного! А не пора ли вам одуматься да, пока целы, поворачивать оглобли!
— А то и того проще: сдавайтесь прямо тут!
Одинцов тоже не поддержал молодежь:
— Орете! Зря силы тратите. А они еще пригодятся.
Но комиссар отряда Лузгач сделал ему внушение:
— Ты за теми смотри, кто по ночам плачет. Им твое внушение нужно. А за этих ребят будь спокоен.
И командир отряда Пашков тоже поддержал комиссара:
— Пока бойцы смеются, морально они не сломлены. Значит, белым в пещеру не войти. Но конечно, на одном энтузиазме держаться трудно. Собери-ка, Одинцов, ко мне всех командиров. Пусть доложат, сколько осталось на каждую винтовку патронов и на каждого бойца воды. Будем вести совет, — приказал он.
Одинцов отполз в темноту. А вскоре вокруг Пашкова стали собираться командиры.
Приползали и докладывали:
— В строю осталось десять человек. По три обоймы на брата. Воды — по полфляжки.
— В строю шесть человек. По две обоймы и по гранате. Воды — одна фляжка на троих.
Были и такие доклады:
— В строю восемь. На пулемет — одна лента. На винтовку — по обойме. Воды нет: отдали раненым.
— Что же будем делать, товарищи? — спросил Пашков.
— А что с такими силами можно делать? Ждать. И только, — высказал свое мнение Одинцов.
— Чего?
— Помощи.
— От кого?
— Известно. От своих.
— А если парнишка до них не дошел?
— Все одно — должны хватиться. Не нас, конечно, раненых. Но должны, — уверенно сказал Одинцов. — Товарищ Киров как говорил? За раненых все в ответе. Вот их и хватятся.
— Должны хвататься, — согласился Пашков. — Есть еще предложения?
Командиры задумались. Потом заговорили:
— Похоже, прав эскадронный.
— Ждать — дело самое простое. Ждать можно и день. И два. И три, — сказал Лузгач. — Только кто же из раненых столько без воды выдержит?
— Три дня никто, — сказал Пашков. — Я с комиссаром согласный. И потому приказываю: сегодня ночью попробуем небольшой группой прорваться из окружения. Прорваться, уйти в горы и дойти до своих. Казаки нашей вылазки наверняка не ждут. А мы и попробуем. Группу выделим человек в десять. Отберем только добровольцев. Дадим по гранате и по две обоймы на брата. А дальше сами пусть добывают. Так-то, товарищи командиры. Это и будет настоящая забота о наших раненых товарищах…
— Кто же с ними пойдет? — спросил Одинцов.
— Ты и пойдешь, — ответил Пашков. — Готовьте людей, товарищи командиры.
Глава 14
Мещерский вернулся в контрразведку, когда казаки снимали с коня Сурена. Избитый и измученный ездой чабан еле стоял на ногах. Чибисов пытался его поддерживать, но, увидев капитана, бросился ему навстречу.
— От есаула Попова? — сразу догадался Мещерский.
— Так точно, ваше благородие! — доложил Чибисов.
— Давайте его прямо ко мне! — приказал Мещерский и поднялся на крыльцо.
Через несколько минут к нему в кабинет ввели Сурена. Мещерский внимательно осмотрел чабана и сочувственно поморщился.
— Грубо, однако, с тобой обходились, милейший, — сказал он и прищелкнул языком. — Надеюсь, мне не придется прибегать к таким мерам. Развяжите его.
Чабана развязали.
— Хочешь сесть? Подайте стул! — приказал Мещерский.
Сурен как подкошенный свалился на стул.
— И воды ему дайте, — распорядился Мещерский и прочитал записку, которую прислал ему есаул.
Потом сел в кресло за свой стол, вырвал из блокнота лист бумаги, что-то на нем написал и отдал бумагу Чибисову.
— Скачи на базарную площадь. Найдешь там артиллерийский склад. Отдай бумагу начальнику. Получи что надо и возвращайся побыстрей к есаулу, — сказал Мещерский и закурил.
Чибисов, откозыряв, вышел из кабинета. А Мещерский, продолжая курить, спокойно говорил Сурену:
— Ты можешь сам подписать себе смертный приговор, милейший. А можешь очень легко и быстро освободиться и навсегда уйти отсюда.
Голос контрразведчика долетал до Сурена как гул далекого обвала. Он почти его не слышал.
— Тебе ничего для этого не придется рассказывать. Надо будет лишь сказать «да» или «нет», — продолжал капитан. — Я покажу тебе во дворе одного парнишку, а ты должен будешь вспомнить: давал ему лодку или нет. И сказать об этом мне. «Да» или «нет». Вот и все…
«Значит, взяли ребят, — понял Сурен. — Но почему он говорит только о парнишке? А девчонка? Что стало с ней?»
— Ты меня слышишь, милейший? — повысил вдруг тон Мещерский.
— Хорошо слышу, — ответил Сурен. И подумал: «А может, взяли совсем не того?»
— Ну вот и прекрасно. И не бойся. Парнишка тебя не увидит. Ты его будешь видеть, а он тебя нет. Наверное, так будет лучше?
— Наверное, — снова ответил Сурен. И снова подумал: «Нашел дурака, шакал паршивый, будто я верю хоть одному твоему слову. Только откуда же он узнал про лодку?»
А Мещерский продолжал свое:
— Парнишка сам во всем признался. Тебе нечего его жалеть. Он плут. Мы давно его ищем. Он связался с бандитами и помогает им воровать у богатых людей детей. Он и тебя обманул. А нам сказал, что ты сам дал ему лодку.
«И за это меня били? — чуть не вырвалось у Сурена. — Можешь говорить мне что хочешь, — подумал он. — Знаю я, что мне делать».
— Но если ты вздумаешь морочить мне голову, пеняй на себя, милейший, — предупредил Мещерский. — Живым отсюда не уйдешь.
Мещерский встал из-за стола и подошел к окну. И в этот же момент во двор въехали двое конных. Поперек лошади на седле у одного из них лежал Ашот. Сурен сразу же узнал его. Ему даже не надо было напрягать для этого память, не надо было приглядываться и подходить к окну. «Значит точно, взяли, — екнуло у Сурена сердце. — А девчонка? Неужели утонула? Эх, шайтан, почему сам их не повез? Разве можно было отправлять их одних?»
Зато Мещерский, увидев солдат и того, кого они привезли, весь просиял. От восторга он хлопнул в ладоши и с удовольствием потер их одна о другую.