Макаров поспешил закончить неприятный разговор, оформив официальный прием эскадры, и вернулся ночевать на «Аскольд».
Оставшись один, Старк приказал вестовому укладывать вещи для отъезда.
– Пусть уж Макаров здесь умничает как хочет, – с сарказмом проговорил он вслух.
Корабль давно уже не спал, и матросы, рассыпавшись по всем закоулкам, усиленно чистили и терли. Старший офицер крейсера капитан второго ранга Таше в сопровождении боцмана и унтер-офицеров носился по палубам. Крейсер блистал ослепительной чистотой, палубы были выскоблены до блеска, медяшки надраены до последней возможности.
Поднявшись на мостик, адмирал поздоровался с вахтенным офицером мичманом Рыклицким.
– Вы давно в Артуре? – спросил адмирал.
– С год, ваше превосходительство.
– Скучали поди здесь до войны?
– Да и сейчас невесело. За месяц войны только два раза побывали в боях, а то все на бочках[88] на внутреннем рейде отстаиваемся да небо коптим.
– Потерпите! Я не собираюсь эскадру мариновать в гавани, – особенно крейсера. Возможно чаще будем выходить в море, чтобы тревожить японцев!
Серый рассвет постепенно вступил на смену ночи. Один за другим гасли прожектора, сквозь утренний туман все отчетливей проступали очертания гор.
Адмирал, поеживаясь от холода, спустился с мостика.
У своей каюты Макаров встретил Дукельского. Выбритый, раздушенный, с закрученными кверху усами, лейтенант имел фатоватый вид. Макаров поморщился, – он не переносил фатов и пшютов.
– Чем порадуете, Георгий Владимирович? – спросил он своего флаг-офицера.
– С «Петропавловска» присланы бумаги, полученные вчера вечером и ночью: донесения сторожевых судов, рапорт флагманского врача о количестве больных и два пакета с дешифрированными секретными телеграммами из штаба наместника, – доложил Дукельский, подавая почту.
Адмирал прежде всего вскрыл конверт, из которого выпали две бумажки, аккуратно исписанные прямым готическим почерком Моласа. Прочитав их, Макаров помрачнел.
– Полюбуйтесь, пожалуйста! Успели уже донести наместнику о моих вчерашних распоряжениях в порту. «Наместник считает нежелательным тесное соприкосновение портовых рабочих с матросами, неизбежное при размещении рабочих в казармах флотского экипажа, а равно и зачисление их на довольствие в порту, так как этим последним обстоятельством создается общность интересов матросов с рабочими в отношении пищи. Наместник на будущее время просят предварительно согласовывать с его штабом все вопросы, связанные с положением вольнонаемных рабочих в порту», – прочитал адмирал.
– Кто же отвечает за ход ремонтных работ, – я или штаб наместника? Если я, то позвольте мне распоряжаться, как я найду нужным! – наскакивал Макаров на Дукельского, как будто распоряжение исходило от него, а не от наместника. – А вот второе – еще лучше; «Инструкция морского штаба командующему Тихоокеанским флотом. Категорически воспрещается вступать в бой с главными силами противника до возвращения в строй кораблей, подорванных двадцать шестого января, в то же время надлежит беспрестанно тревожить японцев ночными действиями миноносцев и легких крейсеров». Это за десять тысяч верст, из Питера, дают мне инструкцию! Смешно, если бы не было так грустно! Что же, мне от японцев в гавани прятаться, а не вести войну? Хороши налеты миноносцами, когда у нас их едва двадцать, а у японцев полсотни.
– Разрешите доложить, ваше превосходительство, – перебил его Дукельский. – При адмирале Старке фактически флотом командовал сам наместник. Он, в свою очередь, получал директивы из Петербурга.
– Я не Старк и командовать флотом собираюсь сам. Надо узнать, кто это сообщил о моих распоряжениях в порту.
– Командир порта адмирал Греве.
– Откуда вы это знаете?
– Он в них лично заинтересован.
– Если это так, то его придется немедленно убрать.
– Адмирал Алексеев лично установил этот порядок перед своим отъездом из Артура, двадцать восьмого января.
– Как, командир любого корабля помимо меня будет сноситься со штабом наместника? Сегодня же отдайте приказ: согласно таким-то статьям военно-морских законов запрещаются кому бы то ни было всякие служебные сношения со штабом наместника помимо меня. В штаб наместника приказ пошлите в копии!
– Без нас туда будут доставлены все экземпляры этого приказа, – усмехнулся Дукельский. – Сейчас подъем флага, ваше превосходительство!
Приняв рапорт от, командира крейсера, адмирал, не завтракая, уехал на «Петропавловск». По дороге туда на катере он неожиданно вспомнил о сухопутном начальстве.
– И они тоже пишут о действиях флота наместнику? – спросил он у Дукельского.
– Пишут и часто клевещут на нас.
– Этому надо положить конец. Свяжитесь с комендантом крепости. Как его?
– Генерал Стессель.
– Да, с ним, – не примет ли он сегодня меня с официальным визитом вместе с Моласом и вами часов этак около двух дня. Было бы желательно также присутствие всего сухопутного начальства.
– Есть, ваше превосходительство!
– Не сегодня-завтра должен приехать в Артур начальник военного отдела моего штаба, полковник Агапеев[89]. Тогда я ему специально поручу связь со штабом крепости, а покуда попрошу связаться с ними вас.
На «Петропавловске» Макаров только поздоровался с выстроенной командой и тотчас же отправился в штаб к Моласу.
Оставшись наедине с Моласом, Макаров с раздражением начал ему высказывать свое возмущение существующими в эскадре и Артуре порядками. Когда Макаров выдохся, Молас бесстрастно, спокойным голосом начал объяснять сложившуюся в Артуре обстановку.
– Морокой штаб получает сведения о деятельности наместника не только через его штаб, но также через генерала Стесселя, коменданта Владивостока и даже через иностранных морских и военных агентов, находящихся в Маньчжурии.
– А в японском морском штабе, часом, справок не наводят? – иронически спросил Макаров.
– Навели бы, если бы японцы дали справки, ибо они больше в курсе наших дел, чем Петербург. Хотя, вероятно, Петербург кое-что и пытается получить через французов или немцев. Штаб наместника ведет ту же политику по отношению к нам. Его информирует сухопутное и даже гражданское начальство.
– Все это подрывает авторитет начальников! Вы тоже информируете о моей деятельности наместника?
– Еще не успел.
– Только поэтому. Не ожидал я от вас такого ответа.
– Степан Осипович! – перешел Молас на интимный тон. – Я так же, как и вы, считаю эту систему неправильной, но против распоряжения из Петербурга идти нельзя. Я думаю, что мы с вами, оба старые моряки, сумеем сговориться по этому вопросу. Если вас это не удовлетворяет, я готов уйти.
– Дело не в нас с вами, Михаил Павлович! Дело в самой системе шпионажа младшего за старшим и всех друг за другом. Вот что, по-моему, недопустимо! Раз мне не доверяют, – пусть заменят другим. Надо этот вопрос четко поставить перед Алексеевым. Что касается Петербурга, то с указаниями оттуда я особенно считаться не собираюсь. Нам на месте все виднее и понятнее, чем в Питере. Я буду твердо вести свою линию в этом отношении… Вы не сердитесь на меня, Михаил Павлович, – под горячую руку я бываю резок. – И адмиралы обменялись рукопожатиями.
– С «Ретвизана» сообщают, – доложил вошедший Дукельский, – что броненосец обрел плавучесть и его можно отбуксировать в порт. Ждут только прибытия вашего превосходительства.
– Есть! Сейчас же едем! Вы, Михаил Павлович, не беспокойтесь, если не совсем здоровы. Лучше днем вместе съездим с визитом к Стесселю.
Приподнятый приливом, «Ретвизан» слегка покачивался на волне, когда Макаров прибыл на броненосец. Два портовых буксира уже завели тросы и готовы были двинуться с места. На палубе была выстроена команда с оркестром. Поздоровавшись и поздравив со счастливым окончанием работ, Макаров приказал буксирам двигаться. Настала торжественная минута. Буксирные тросы натянулись. «Ретвизан» медленно отделился от берега и стал поворачиваться носом по направлению к гавани.
На палубе грянуло дружное «ура». Оркестр заиграл гимн. Макаров снял фуражку и набожно перекрестился. Матросы и офицеры последовали его примеру.
– Ваше превосходительство, не прикажете ли отслужить благодарственный молебен Николе-угоднику за спасение корабля, – заюлил Шенснович.
– Не до молебнов сейчас! Перекрестились, и хватит. Сегодня же необходимо приступить к дальнейшим работам по исправлению корабля, – ответил Макаров.
«Ретвизан» медленно двигался по проходу на внутренний рейд. На берегу радостно кричали и махали шапками столпившиеся солдаты, рабочие, женщины и неугомонная детвора.
Вся эскадра и все портовые суда украсились флагами расцвечивания в честь «Ретвизана». Со всех кораблей усиленно семафорили броненосцу, поздравляя его. Макаров, тихо поглаживая свою густую бороду, стоял впереди всех на мостике, окруженный офицерами корабля. Он задумчиво вглядывался в видневшуюся на внутреннем рейде эскадру и сумрачную панораму Порт-Артура.
Как только «Ретвизан» втянулся в порт, адмирал отбыл с него на «Петропавловск». По дороге он осмотрел «Баян». Вирен, не ожидавший адмиральского визита, встретил его на мостике. Приняв рапорт, командующий обошел крейсер, заглядывая по дороге в самые неожиданные места – гальюны, угольные ямы, носовые отсеки, куда только могла протиснуться его грузная, большая фигура. Затем он приказал произвести учение по отбитию минной атаки и пожарную тревогу.
Все на крейсере блистало чистотой, порядок везде был образцовый, – недаром же «Баян» считался лучшим кораблем в эскадре. Но Макаров хмурился все больше и больше: ему не нравилось, что слишком пугливо взглядывали на него матросы, когда он к ним обращался, что терялись от вопросов офицеры. Покончив с осмотром корабля, адмирал неожиданно потребовал журнал взысканий и список штрафных матросов. Просматривая их, он обратил внимание, что чуть не половина команды состоит в разряде штрафованных; дисциплинарных взысканий было немного, но зато под судом перебывала значительная часть матросов.
– Вы явно злоупотребляете, капитан, преданием суду нижних чинов за пустяковые, в сущности, поступки, за которые можно ограничиться простым дисциплинарным взысканием. Я считаю позором для эскадры иметь в своем составе крейсер, на котором половина матросов штрафные!
– Разрешите доложить, ваше превосходительство, – начал Вирен своим скрипучим, вялым голосом. – Наказание по суду я всегда считал более правильным, ибо там мое, быть может, пристрастие, личное мнение заменяется мнением незаинтересованных лиц…
– …которые считают, что раз матроса отдали под суд, значит, все меры воздействия на него дисциплинарных взысканий оказались безуспешными, и закатывают его в арестантские роты, – перебил Макаров. – Жду от вас срочного представления о снятии штрафов с матросов. – И, не поблагодарив Вирена и отказавшись от предложенного завтрака, адмирал вернулся на «Аскольд», где его уже ждал Колас.
– Генерал Стессель просит вас пожаловать сегодня в два часа дня. Будут присутствовать все генералы крепости и гарнизона, – сообщил Молас.
– Есть! А пока можно и закусить, – улыбнулся Макаров.
За завтраком адмирал поинтересовался, как ведется сооружение крепостных фортов и батарей.
– Обычным у нас способом подрядных работ. Подрядчик некто Тифонтай строит под наблюдением наших инженеров, – сообщил Дукельский.
– Что это за личность Тифонтай? Я в Питере слышал о нем далеко не благоприятные отзывы, – справился Макаров.
– По-моему, достаточно темная личность. Бывший китайский генерал, весьма вероятно, японский шпион, крупнейший подрядчик в Южной Маньчжурии. Строит в Дальнем порт и доки, в Артуре все крепостные сооружения. Для них получает прекрасный портландскпй цемент из России, но переправляет его в Японию, а оттуда доставляет в Артур плохой японский, который и сбывается нам под видом новороссийского портланда. К этому следует добавить, что Тифонтай привлек сюда массу китайцеврабочих, платит им гроши, а всем недовольным рубит головы самолично.
– И его еще не убили свои же китайцы? – удивился Макаров.
– Были покушения на его жизнь, но неудачные.
– Как же его терпят порт-артурские власти?
– Тифонтай принял православие, назвав себя в честь царя Николаем. Много жертвует на церковь, помогает миссионерам. Вхож к Стесселю и даже к наместнику. С большими связями в Питере, – пояснил лейтенант.
– Да, такого не так-то просто убрать отсюда, – задумчиво проговорил Макаров.
– Очень даже непросто. Тифонтай считается ярым русофилом. Долго жил в Питере, связан с Безобразовской компанией[90], которая мечтает о создании здесь Желтороссии. Тифонтая прочат в главы этих «добровольно присоединившихся к России» китайских областей.
– Слышал я и о Желтороссии в Питере. Глупая я опасная затея. Но нам пора собираться. – И Макаров встал из-за стола.
К двум часам дня в гостиной на квартире Стесселя собрались все приглашенные для встречи с Макаровым артурские генералы.
Вера Алексеевна, в черном шелковом платье, плотно облегающем ее пышную фигуру, с неизменным рукоделием на коленях, не по годам румяная и свежая, весело болтала с паясничающим, как всегда, Никитиным. К их разговору прислушивались чуть улыбающийся Кондратенко и хмурый и усталый на вид Белый. Стессель расхаживал с Фоком по комнате, внимая дружеским наставлениям последнего.
– Надо новому адмиралу сразу же дать понять, что флот существует для обороны Квантуна и крепости, а не крепость – для флота. Флот может и погибнуть, но крепость останется, а если погибнет крепость, то с ней погибнет и флот. Это моряки должны себе твердо усвоить.
– Ты, как всегда, прав, Александр Викторович. Это вопрос основной, и о нем двух мнений быть не может. Армия прежде всего, а затем уже флот!
– Лютейшие недруги мои все самотопы, большие и малые, – отозвался Никитин.
Звонок в передней возвестил о прибытии ожидаемых гостей. Денщики бросились открывать двери. Фок сел в кресло, а Стессель остался стоять посреди комнаты, приняв возможно более внушительную позу.
В дверях появился Водяга, встречавший адмирала на пристани. За ним вошел Макаров, в расшитом золотом парадном мундире, при ленте, со множеством звезд и орденов на груди. В левой руке он держал треуголку и белые перчатки. За Макаровым следовали Молас и Дукельский, оба тоже в парадной форме. Осмотревшись, Макаров направился прежде всего к Вере Алексеевне. Молас представил его генеральше.
– Степан Осипович Макаров, новый командующий флотом. – Адмирал приложился к ручке Веры Алексеевны.
– Очень приятно познакомиться, – запела генеральша, целуя адмирала в лоб.
Поздоровавшись с генеральшей, Макаров двинулся к стоящему по-прежнему посредине комнаты Стесселю. Адмирал несколько удивился упрямой неподвижности генерала и далек был от того, чтобы догадаться, что этим, по мнению Стесселя, должно было выражаться превосходство армии над флотом. Оба превосходительства раскланялись и познакомились, после чего Стессель представил Макарову всех присутствующих.
Когда церемония взаимного знакомства окончилась, Макаров сел в кресло, рядом с Верой Алексеевной.
– Как доехали, Степан Осипович? Как вам нравится наш Артур? – спрашивала его генеральша.
Адмирал ответил обстоятельно и подробно. Затем Вера Алексеевна вышла распорядиться. Мужчины остались одни.
– Я думаю, ваше превосходительство, – обратился Макаров к Стесселю, – мы сможем сегодня совместно обсудить, хотя бы в самых общих чертах, план обороны Порт-Артура и наметить формы более тесного контакта армии и флота. Прежде всего я просил бы ознакомить меня с береговой обороной крепости, с которой флот связан теснейшим образом.
– В таком случае прошу вас, ваше превосходительство, пожаловать в мой кабинет, – предложил Стессель.
Генералы и адмиралы последовали за хозяином.
В кабинете Белый показал Макарову по карте расположение береговых батарей, радиус их действия, их взаимную огневую поддержку и разъяснил, какую помощь береговая артиллерия может оказать флоту.