Глава 5
Если существует такое понятие, как седой альбинос, то следующий претендент на руку Ирены был именно таким. Мышино-серые волосы, сероватый цвет лица, водянисто-серые глаза и синева вокруг губ — только в таких цветах можно было написать портрет Харфорда Ньютона. Вдобавок к этому его короткие пухлые руки постоянно потели и он все время вытирал носовым платком нос. Несмотря на внушительный слой жира, он, по-видимому, плохо переносил холодную зиму. Даже в такой солнечный и относительно теплый зимний день, как сегодня, воротник его пальто был поднят, горло обмотано шарфом. И видом, и осанкой он напоминал перезрелую дыню, размякшую и дряблую, а манерами — важного домашнего кота, надменного и требовательного.
Перспектива его близости, объятий, прикосновений горячих потных рук повергла Ирену в ужас. Она вспомнила слова Кристофера, что уж лучше терпеть его, чем любого из этих поклонников, и вынуждена была признать, что он абсолютно прав.
Неимоверным усилием воли Ирене удалось удержать на лице маску холодной вежливости. Она всячески пресекала попытки Харфорда Ньютона придвинуться поближе, но все равно его ладонь то и дело касалась ее груди или бесцеремонно замирала на бедре, словно он уже вступил в права мужа. Ирена боялась гнева отца, но отчаяние придало ей храбрости. Она поспешно выбежала из комнаты и заперлась в спальне, отказываясь, несмотря на угрозы Эвери, вернуться в гостиную, пока Харфорд Ньютон не покинет их дом навсегда. Только увидев, как его карета отъезжает от крыльца, она облегченно вздохнула, и даже предстоящая встреча с трясущимся от ярости Флемингом не могла омрачить ее радости. Она вошла в гостиную и увидела отца с бокалом виски в руках.
— Мне пришлось буквально силой притащить его сюда, и, клянусь, у него загорелись глаза, когда он тебя увидел. Я был уверен, что наконец-то дело сладится. А ты! — Эвери презрительно посмотрел на дочь. — Ты со своими дурацкими капризами опять все испортила!
— Что ж, у тебя остается предложение мистера Ситона, — заметила Ирена, пожимая плечами.
Звери с силой стукнул кулаком по столу.
— Я скорее отправлю вас обоих в ад, чем позволю ему прикоснуться к тебе!
Ирена рассмеялась, пытаясь скрыть досаду.
— Конечно, отец! Какая трогательная забота, и как высоко ты меня ценишь, по крайней мере в фунтах стерлингов.
Он мгновение сверлил ее глазами.
— А что, по-твоему, я должен сделать, чтобы соблюсти твои интересы, девчонка? Провести остаток дней в долговой тюрьме? — Он презрительно хмыкнул. — Да, я тратил кое-что на маленькие забавы и игру в карты, но во столько же мне обходились и вы с братом. Так что будет только справедливо, если ты вернешь мне часть денег, выйдя замуж за человека с золотишком в кошельке, который согласится жениться на бесприданнице. Я хочу от тебя не так уж много. Но ради своей чертовой гордости ты готова отправить меня в Ньюгейт!
Ирена отвернулась, чтобы скрыть внезапно навернувшиеся слезы.
— Ты хочешь подороже продать меня этим животным. Тебе нет до меня дела.
— Животным, говоришь? — Запрокинув голову, Эвери допил содержимое бокала и хмуро посмотрел на его дно, словно ожидая, что там должно еще что-то остаться. — Где это видано: дочь отказывается подчиниться отцу?! — Он схватил Ирену за руку и дернул, требуя внимания. — Думаешь, есть какой-то другой выход? — Он стукнул себя кулаком в грудь. — Когда я думаю о холодной, мокрой камере, которая станет моим последним пристанищем, я чувствую такой страх, что, кажется, сердце останавливается. Но я не сдамся. Я найду тебе такого мужа, который удовлетворит даже твоим дурацким требованиям!
— Отец, ты же знаешь: я не допущу, чтобы тебя посадили в тюрьму, — твердо сказала Ирена. — В крайнем случае я сама продам себя одному из этих похотливых котов за две тысячи фунтов. Или жена должна стоить дороже?
— Две тысячи! — Звери откинул голову и расхохотался. — Умножь на два, девочка. Две тысячи я должен этому горластому петуху и еще столько же торговцам из Уэркингтона.
— Четыре? Четыре тысячи? — Ирена бросила на отца испуганный взгляд. — Ты хочешь сказать, что поставил две тысячи на кон против Кристофера Ситона, когда уже столько же был должен?
Флеминг опустил глаза и принялся сосредоточенно разглядывать короткие кривые пальцы.
— Мне казалось, что риск того стоит. Я бы расплатился с предыдущими долгами, если бы у этого мерзавца оказался не такой острый глаз.
Внезапный холодок пробежал по спине Ирены.
— Ты… ты играл нечестно?
— Речь шла о слишком больших деньгах, чтобы рисковать. Я должен был иметь гарантии.
От изумления она не могла выговорить ни слова. Значит, Кристофер Ситон не лгал! Ее отец шулер! А Фэррел? Он защищал честь отца, которой не было и в помине?
У нее заныло сердце, и она отвернулась, не в силах смотреть на отца. Он позволил Фэррелу вызвать Ситона на дуэль, надеясь, что Кристофер будет убит. Он согласился на это, чтобы спастись от позора, который сам на себя навлек. Но расплатился за его обман Фэррел. А теперь ее очередь жертвовать собой.
— Почему бы тебе просто не выставить меня на аукцион и не покончить с этим делом? — тихо спросила она с нескрываемым презрением. — Продай меня в рабство лет на десять. Что ж, мне будет чуть больше тридцати, когда долг будет погашен.
Ирена остановилась, ожидая поспешных извинений, но стояла тишина, и она в ужасе посмотрела на отца. Он оперся локтем на спинку стула и внимательно разглядывал ее со странным блеском в глазах.
— Выставить на аукцион, говоришь? — задумчиво сказал он, потирая руки. — На аукцион? Отличная мысль пришла тебе в голову, дочка!
— Отец! — Ирена вспомнила насмешливое замечание Кристофера и пожалела, что вообще открыла рот. — Отец, я же пошутила, — попыталась объяснить она. — Неужели ты серьезно?
Но Эвери, казалось, не слышал.
— Это произведет достаточно шуму. Съедутся богатые покупатели… умной, хорошенькой жены.
— Жены? — шепотом повторила Ирена.
— Жена, которая умеет считать и писать, может стоить порядочную сумму, пожалуй, даже больше двух тысяч фунтов. А после торгов она уже не сможет возразить, когда муж полезет ей под юбку.
Ирена закрыла глаза, пытаясь унять дрожь. Что она наделала?
— Конечно, этот проклятый Ситон не должен участвовать в торгах. А то больно он разохотился. Я видел, как он не сводил с тебя глаз в карете. Но мы найдем способ.
— Отец, я прошу тебя, — взмолилась Ирена, — не делай этого!
Но Флеминг вдруг захихикал, не обращая на дочь никакого внимания.
— Я разошлю объявления, вот что я сделаю. Напишет их Фэррел. Он грамотный. — Звери поднял палец. — Только Кристоферу Ситону запрещается принимать участие в торгах, — процитировал он будущие строчки.
Потирая руки, Звери раскачивался, сидя на краешке стула, затем хлопнул рукой по колену. Его глаза светились, словно он уже победил своего врага. Он так упивался местью, что вряд ли заметил, как Ирена в слезах выбежала из комнаты.
К утру следующего дня написанные от руки объявления были разосланы. В них говорилось о том, что через десять дней произойдет необычайное событие. Девица Ирена Флеминг будет продана на аукционе, который состоится перед гостиницей, а если погода будет плохая, то внутри ее, в общей зале. Объявление призывало достойных покупателей пересчитать деньги в кошельке и уведомляло, что стартовая цена этой красивой и талантливой девицы — две тысячи фунтов. Внизу крупными буквами были приписано, что Кристоферу Ситону запрещается принимать участие в торгах.
Бен как раз выходил из гостиницы, когда увидел возле доски объявлений Ситона. Обнажив в улыбке почерневшие зубы, старик посмотрел на Кристофера и стукнул по листу бумаги рукой.
— Вас не пускают на торги, мистер! Молва об этом разнеслась быстрее, чем я успел плюнуть на этот листок. Хоть вы и говорили, что не собираетесь жениться, но у мэра, похоже, есть причина прятать от вас свою девчонку.
— Не знаю, — сухо ответил Ситон.
Старик захихикал:
— Вы явно не в духе, хозяин.
Кристофер утвердительно кивнул и потянул поводья. Лошадь медленно двинулась прочь. Бен некоторое время смотрел вслед, пока не услышал стремительно приближающийся топот копыт. Он едва успел отскочить в сторону, как мимо него пронесся на лошади Тимми Сиарс. Рыжеволосый всадник не обратил на пьянчужку никакого внимания. Лишь когда Тимми отъехал достаточно далеко, старик разразился потоком ругательств. В приливе справедливого негодования Бен не заметил, что сзади приближается еще один всадник.
Хаггард увидел на дороге сгорбленную фигуру старика и резко осадил своего лохматого, длинногривого мерина. Тот остановился так внезапно, что Хэгги, высоко подпрыгнув, со всего размаху плюхнулся обратно в седло. Застонав от боли, он стиснул зубы, и с этого момента его посадка в седле стала отличаться некоторой скованностью. Бен оглянулся и поспешил удалиться.
Кристофер Ситон махнул на прощание матросу и выбрался из лодки на пристань. Отряхнув руки, он глубже натянул шляпу, чтобы ее не сдул ветер, и не спеша направился в «Красную лань» — прибрежную таверну, славящуюся своим элем, который охлаждали в погребах, устроенных между сваями. Идя по узким, петляющим вдоль берега улочкам, Кристофер размышлял.
Капитан Дэниэлс нынче прибыл из Лондона. С первыми лучами солнца он, взяв на борт груз, уйдет в плавание. Через некоторое время он снова вернется в Уэркингтон, а затем вновь отправится в Лондон. А пока матросы Дэниэлса сошли на берег и разбрелись по пивным.
Полдень уже миновал, но «Красная лань» пока пустовала. И изнывающий от безделья бармен обрадовался появлению посетителя. Он послал мальчика в погреб за кувшином холодного эля и не умолкал, пока перед Кристофером не поставили полную до краев кружку. Кристофер устроился за уютным столиком возле камина. Поставив ноги па низкий табурет, он смотрел на пляшущие язычки огня, но мысли его блуждали далеко. Ему вспомнились густые черные волосы, сине-фиолетовые глаза, опушенные черными ресницами, чуть вздернутый изящный носик. Утонченные черты, нежный овал лица с чуть проступающими скулами, на которых всегда играл легкий румянец.
А губы? Не надутые губки жеманных красоток при дворе, а изящно очерченные, чувственные, очаровательно изгибающиеся в лукавой улыбке. Он вновь почувствовал обжигающую сладость ее рта.
Затем разом появилось все остальное. А изящные руки, длинные, стройные ноги, и тело без малейших признаков полноты, свойственной изнеженным леди, но и не худое. А скрытая сила, вдруг распрямляющая ее, как сжатую пружину? Она сама не знала, как красива.
Кристофер вспомнил ее слова. Горбатый! Покрытый шрамами! Калека! Ее шансы получить в мужья подобного человека были достаточно высоки.
Но тут размышления Кристофера были прерваны. В залу гостиницы ввалилась шумная компания. Их было человек двенадцать, и это была явно не первая пивная на их пути. Тишину разорвали громкие, грубые голоса, и Кристофер, повернув голову, увидел в центре толпы Тимми Сиарса.
— Эй, парни! — рявкнул рыжеволосый здоровяк. — Готовьте пузо, чтобы отведать за счет Тимми крепкого портера.
Хор голосов стал громче, выражая готовность принять этот дар, и Тимми швырнул на стойку бара увесистый кошелек. Бармен поспешил достать самые большие кружки и наполнил их до краев элем. Сальные шутки и грубые остроты разом прекратились, и некоторое время слышалось только шумное бульканье, означавшее, что живительная влага отправилась по назначению. Даже вездесущий Хаггард опустил нос в кружку и так жадно вливал в себя эль, что он тек через край ему на подбородок и шею. Когда жажда была утолена, вновь зазвучали разговоры.
— Хм! — Тимми прочистил горло. — Даже добрый напиток теряет свой аромат, если его охладить слишком сильно. Его надо согреть, чтобы почувствовать настоящий вкус. — Эта мудрость была встречена понимающими кивками и одобрительным гулом.
— Эй, Тимми, — раздался из толпы хриплый голос. — Здесь, конечно, хорошо, но разве ты не собираешься в гостиницу, на аукцион, который устраивает папаша Флеминг?
— Верно! — Тимми распрямил плечи. — Я приду и, может, поставлю фунтов сто.
— Да ты что? — раздался другой голос. — Сто фунтов за какую-то девчонку?
Тимми нахмурился.