Еще предоставится масса возможностей, чтобы сделать Сьюзан неотъемлемой частью их общей жизни. А решение им уже принято. Для такой леди, как Сьюзан Мартино, не подходила роль подружки на недельку.
По пути из аэропорта Лаки продолжила рассказ о своей поездке. Боджи водил ее машину, а иногда, когда того требовала обстановка, выступал и в качестве телохранителя. Но более того – он был другом, и она полностью ему доверяла. В трудные моменты Боджи вел себя безупречно. Он не раз уже доказывал свою преданность и сообразительность, к тому же он предпочитал помалкивать, а если говорил, то только по делу, что абсолютно устраивало Лаки.
Он подкатил к парадному входу в отель «Маджириано». Лаки вышла из машины и задержалась на мгновение, прислушиваясь к привычно радостному ощущению возвращения домой, в ее отель.
Название «Маджириано» образовано комбинацией имен ее родителей – Мария и Джино. Джино мечтал о нем всю жизнь, но именно Лаки претворила его мечту в жизнь, в то время как он семь лет скрывался в Израиле от судебного преследования за неуплату налогов. Она никогда не перестанет гордиться плодами своих трудов. «Маджириано» не походил ни на какую другую гостиницу.
В холле стоял обычный шум и, как всегда, сновали туристы. Утренние игроки заполнили казино. Никаких окон. Никаких часов. Двадцать четыре часа непрерывных развлечений.
Сама Лаки не играла. Зачем садиться за столы, когда все они и так принадлежали ей и Джино? Она пересекла холл в направлении своего личного лифта, скрытого за рощицей растущих из кадушек пальм, и вставила в щель карточку с кодом.
Как хорошо вернуться домой!
Ей не терпелось поскорее увидеться с Джино. Лаки было что рассказать ему!
Джесс не купалась в роскоши, но все же на участке за ее небольшим домиком имелся даже крошечный бассейн.
– Тут неплохо, но мы скоро переезжаем, – пояснила она весело, распахивая входную дверь. – Мы недавно осматривали дома у озера Тахое и, наверное, купим один из них.
– Вот как, – отозвался Ленни, гадая про себя, кто именно собирается платить за покупку. Из того немногого, что рассказала Джесс о своем муже, он вынес впечатление, что тот в основном присматривал за их десятимесячным ребенком, в то время как она зарабатывала деньги.
– Есть кто живой? – позвала она.
На голос вышла лохматая дворняга и вильнула неописуемым хвостом. Джесс наклонилась и потрепала пса по голове.
– Это Грасс, – пояснила она. – Я подобрала его щенком в мусорном контейнере. Симпатяга, правда?
Затем появился Вэйланд, по крайней мере, Ленни решил, что это именно он. Судя по его виду, Джесс и его где-то подобрала. Наряд Вэйланда состоял из грязных, некогда белых штанов и вышитой рубахи навыпуск. К тому же босой, с грязными ногами. Соломенного цвета волосы с пробором посередине обрамляли длинное бледное лицо и падали ему на плечи. Джесс – великая мастерица писать письма как-то упомянула, что ее муж рисует. Что именно он рисует, она не стала уточнять.
– Привет, дружище, – произнес Вэйланд и протянул худую трясущуюся руку. – Добро пожаловать в наш дом.
Он явно накачался наркотиками до одурения.
– Где ребенок? – требовательно спросила Джесс.
– Спит.
– Точно?
– Пойди и посмотри сама.
На какое-то мгновение тень пробежала по ее симпатичному личику, и Ленни подумал, что не так уж все и хорошо в этой созданной год назад семье. Только одного ему еще не хватало – стать свидетелем выяснения отношений. У него своих проблем имелось в избытке.
Весь ленч состоял из глубокой миски бурого риса и небольшого количества увядшего салата, политого старым кефиром. Джесс пыталась скрыть возмущение, она всю ночь работала и попросила Вэйланда приготовить что-нибудь особенное, но спокойствие ей давалось с трудом. Ленни достаточно хорошо знал свою подругу детства, чтобы ясно видеть, как она зла.
Ребенок – мальчик по имени Симон – проснулся ненадолго и получил бутылочку с детским питанием.
– Мне надо отвезти Ленни в гостиницу, – объявила Джесс, едва дождавшись, когда младенец уснет.
Вэйланд кивнул. Он явно не отличался разговорчивостью.
В машине она закурила, выпустила дым прямо в лицо Ленни и заявила решительно:
– Я не хочу это обсуждать, ясно?
– А кто тебя просит, – спокойно отозвался Ленни. Джесс завела машину и неслась как сумасшедшая всю дорогу до «Маджириано». У входа она высадила Ленни, не выключая двигателя.
– Я приеду за тобой через пару часов. Спроси Матта Трайнера. Он твой босс. Трайнер прикажет кому-нибудь поводить тебя по отелю.
– А ты куда едешь?
– У меня назначена... ну, встреча.
– Ага, уже крутишь хвостом?
– А что меня должно останавливать?
Теперь, повидав Вэйланда, он не смог бы ответить на ее вопрос. Матт Трайнер оказался пятидесятипятилетним седовласым лисом в бежевом костюме-тройке. Он не только являлся лучшим директором развлекательных программ в Лас-Вегасе, но и имел долю от прибылей гостиницы. Лаки Сантанджело лично уговорила его перейти сюда, и он отказывался, пока она не пообещала сделать его пайщиком.
Матт сообщил, что ему понравилась принесенная Джесс видеопленка с записью выступлений Ленни, и тут же обрушил на собеседника залп вопросов об их общей знакомой, как будто надеясь выведать все детали ее личной жизни.
Сначала Ленни отвечал, но, когда Матт начал интересоваться ее браком, решил – пришла пора прощаться. Он поспешил заявить, что хочет осмотреть сцену, на которой ему предстоит выступать, и вообще проникнуться атмосферой отеля. Матт Трайнер согласился, дал ему пару указаний и отпустил с миром.
Лас-Вегас. Жара. Особенный запах. Суета. Лас-Вегас. Дом. От рождения до семнадцати лет.
Лас-Вегас. Воспоминания о молодости теснились в его голове. Здесь он впервые познал женщину, впервые напился, впервые попробовал травку, впервые остался без гроша в кармане. Здесь он в первый раз влюбился, убежал из дома, угнал машину родителей.
Мама и папа. Занятная парочка.
Папа. Старомодный клоун-эксцентрик Джек Голден.
Очень обязательный, настоящая рабочая лошадь. Обладатель имени, которое знали все в шоу-бизнесе – все, кроме широкой публики. Теперь уже тринадцать лет как в могиле. Рак желчного пузыря.
И мама, Алиса Голден, некогда известная под прозвищем Тростинка, одна из самых отчаянных исполнительниц стриптиза во всем городе. Старушка мама, теперь ей пятьдесят девять и она живет в каком-то общежитии в Калифорнии. Сумасшедший побег из Лас-Вегаса в Марина-дель-Рей с торговцем подержанными машинами из Саусалито. Да, Алису не назовешь классической еврейской мамашей. Она одевалась в коротенькие шорты, кофточки с открытыми плечами, красила волосы, брила ноги и спала с кем хотела, после того как торговец из Саусалито бежал, прихватив с собой ее драгоценностей на десять тысяч долларов.
Алиса... Действительно нечто особенное. Они никогда не были близки. Мальчишкой она все время дергала его, гоняла с бесконечными поручениями и вообще использовала как личного слугу. За всю свою жизнь она ни разу обеда не приготовила. В то время как другие дети ходили в школу с аккуратными коричневыми сумочками, где лежали домашние сандвичи с мясом, печенье и сыр, он бывал счастлив, если удавалось стянуть яблоко в саду.
– Ты должен учиться самостоятельности, – объявила Алиса, когда ему исполнилось семь лет.
Что ж, он хорошо усвоил урок.
Конечно, с Алисой и Джеком жилось интересно. В их запущенной квартире всегда теснились танцоры и певцы, люди из казино и вообще все, кто имел хоть какое-то отношение к шоу-бизнесу. Веселая жизнь, но в ней не находилось места понятию «детство».
Алиса. Оригинальная личность. Он научился воспринимать ее такой, какая она есть.
Лас-Вегас. Так почему же он вернулся?
Потому что работа есть работа. И, как он и говорил Джесс, ему срочно потребовалось убраться из Нью-Йорка. У него возникли неприятности с полицией после того, как он вырубил какого-то жирного пьяницу, позволившего себе оскорбительные реплики во время выступления Ленни в одном клубе в Сохо. Жирный пьяница оказался бессовестным адвокатом, который, проснувшись на следующее утро с синяком под глазом и разбитой губой, решил отомстить и сразу принялся за дело. Если чего и не хватало Ленни Голдену для полного счастья, так это судебного разбирательства. Он решил, что нет лучшего способа разрешить проблему, чем уехать. К тому же Иден укатила на Западное побережье, и он уже не первый месяц подумывал последовать за ней. Хотя нельзя сказать, что они расстались друзьями.
После Вегаса он намечал двинуть в Лос-Анджелес. Конечно, не только ради встречи с Иден.
Нет, именно ради встречи с Иден.
«Не лги сам себе, придурок. Ты по-прежнему ее любишь».
Лаки подошла к бассейну и задержалась на минуту, выискивая глазами шведа Бертила, ответственного за все происходящее здесь.
Он сразу ее заметил. Да и кто бы не обратил внимания на загорелую гибкую фигурку с самыми длинными во всем городе ногами, одетую в черный закрытый купальник. Но кроме того, она была хозяйкой, и он подобрался и поспешил навстречу Лаки, приветствуя ее с тщательно продуманной смесью уважения и энтузиазма.
– С приездом, мисс Сантанджело.
Она коротко кивнула в ответ и оглядела сборище загорелых тел.
– Спасибо, Бертил. Что-нибудь случилось в мое отсутствие?
– Ничего заслуживающего вашего внимания.
– Тем не менее, – мягко настояла она. – Я хочу знать все.
Немного поколебавшись, он вкратце рассказал о двух спасателях, которые пытались заигрывать с проживающими дамами.
– Их уволили? – спросила она.
– Да, но они хотят подать в суд.
– Вы говорили с нашими адвокатами?
–Да.
– Тогда все в порядке, – удовлетворенно заключила она.
Он проводил ее до шезлонга, и Лаки уселась рядом с бассейном так, чтобы видеть все происходящее вокруг.
– Принесите мне телефон, – попросила она.
Бертил выполнил ее просьбу и удалился.
Она в третий раз набрала номер Джино. Он все еще не появился. Куда он подевался? И почему он не ждал ее возвращения?
ГЛАВА 2
– Олимпия! Ты принцесса. Богиня. Королева.
По золотистому пышному телу Олимпии Станислопулос пробежала судорога наслаждения.
– Еще, Джереми, говори еще!
Английский лорд поудобнее устроился на зрелых формах обнаженной наследницы греческого судовладельца и возобновил поток славословий:
– Твои глаза, как Средиземное море. Твои губы, как драгоценные рубины. Кожа твоя нежнее бархата. Твои...
«А-а!..» – крик экстаза прервал его. Она широко раскинула ноги, потом свела их вместе, до боли крепко сжав бедра любовника. В то же самое время ее длинные и острые ногти оставили глубокие кровавые борозды на его спине.
Крик боли слился с воплем наслаждения.
– Олимпия, да ты что?!
Его жалоба не встретила ни малейшего сочувствия. Небрежным движением она отпихнула его от себя.
– Я еще не кончил, – заныл он.
– Какая жалость, – отрезала она и скатилась с кровати. Олимпия Станислопулос никогда не пользовалась репутацией мягкой и дружелюбной личности. Она быстрым шагом направилась в ванную, захлопнула за собой дверь и уставилась на свое отражение в большом, во всю стену, зеркале.
Толстая! Вся в мерзких, ненавистных складках жира! Со злостью Олимпия ухватила целую пригоршню плоти на боках и даже взвизгнула от ярости. Черт бы побрал этого жулика – французского доктора, который три месяца мучил ее диетой, кинул пару паршивых палок и под конец предъявил счет на тридцать тысяч долларов. Он-то уж точно насмотрелся, как она кончала – и по-всякому. С ненавистью она показала язык своему отражению в зеркале.
Оттуда на нее смотрела двадцативосьмилетняя, среднего роста, роскошных форм женщина с огромными отвислыми грудями и хорошеньким личиком в обрамлении множества белых кудряшек. Глаза маленькие и голубые. Нос неопределенной формы. Ярко-красные пухлые губки. Мужчинам она нравилась. Она выглядела очень сексуально. Настоящая секс-бомба. Но не просто секс-бомба.
В день своего совершеннолетия Олимпия Станислопулос унаследовала семьдесят миллионов долларов. С толком вложенные, эти миллионы с тех пор уже более чем удвоились.
Трижды она выходила замуж. Первый раз, в семнадцать, за неоперившегося греческого плейбоя двадцати лет от роду из знатной, но небогатой семьи. Поженились они на борту яхты ее отца Димитрия, которая стояла на приколе неподалеку от его же собственного острова. Праздновали с размахом – в числе приглашенных значились два принца, целый букет принцесс, один король в изгнании и почти все богатые бездельники Европы. Счастливая пара провела медовый месяц в Индии, прожила три месяца в Афинах и развелась в Париже после того, как Олимпия застала молодого мужа на четвереньках в тот момент, когда его обслуживал дворецкий. Нет, она не ханжа, но есть все же какие-то приличия. Чтобы утешить свою вспыльчивую дочку, Димитрий презентовал ей великолепную квартиру на авеню Фош – в двух кварталах от фамильной резиденции.
Вскоре она встретилась с крупным бизнесменом из Италии. По крайней мере, так он утверждал. Сорокапятилетний мужчина, обаятельный, гладкий, известный сердцеед и щеголь. Он провел Олимпию по всем дискотекам Европы и женился на ней в день ее девятнадцатилетия. Вместе они прожили год. Она родила ему дочь Бриджит, пока он вовсю тратил ее деньги. Его экстравагантные выходки слишком часто попадали на страницы газет и журналов. Олимпия пришла в ярость, обнаружив, что ее муж протанцевал всю ночь напролет, когда она в криках и мучениях давала жизнь их ребенку.
Димитрий взял на себя всю организацию развода. Вторая ошибка обошлась ей в два «феррари» и три миллиона долларов. Впрочем, бывший супруг не успел насладиться своими приобретениями. Через три месяца после развода, в Париже, когда он выходил из машины, его разорвало на куски бомбой террориста. Олимпии некогда было горевать – как раз в то время она совершала ошибку номер три. Ошибкой стал разорившийся польский граф. Сука, а не граф. Его хватило на шестнадцать недель, а потом он исчез, оставив Олимпии титул и все свои долги.
Олимпия решила, что с замужествами отныне покончено, и очертя голову пустилась в многочисленные романы, ни один из которых не принес ей удовлетворения. Тогда она стала много путешествовать, курсируя между своей парижской квартирой и резиденциями в Риме и Лондоне. Лето она обычно проводила на юге Франции. Рождество – в Гстааде. Когда появлялось настроение – летела в Акапулько. Мужчины у нее не задерживались. Как правило, они надоедали ей, стоило попробовать их тело. Олимпии требовалось что-то большее, нежели просто секс. Секс без какой-нибудь дополнительной изюминки казался уже пресным.
Интересно было с женатыми мужчинами. И со знаменитыми мужчинами. И с могущественными мужчинами. Чем они труднодоступнее – тем лучше.
Соблазнять их – вот что занятно. А после первого же свидания – что оставалось? Ее возбуждал процесс погони. Ведь она давно обнаружила нечто общеизвестное – большинство мужчин представляют собой легкую добычу. А кому нужно то, что достается легко?
Первый любовник Олимпии овладел ею, когда ей едва стукнуло шестнадцать. Декорациями служили пейзажи южной Франции, точнее – вилла, которую она и ее подружка Лаки Сантанджело «позаимствовали» у тетушки Олимпии. Девочки удрали из школы-интерната. Две юные искательницы приключений, не ограниченные ни во времени, ни в деньгах, обладательницы белого «мерседеса» и любознательных характеров. Не раз Олимпия оглядывалась на те беспечные, безрассудные деньки как на самое счастливое время своей жизни. Ни тебе назойливых фотографов за каждым кустом, ни ожидания чего-то огромного.
Уоррис Чартерс. Она хорошо его запомнила. Красивый, с пшеничного цвета волосами и узкими зелеными глазами. Взрослый мужчина. Продюсер кино. Разорившийся делец с удивительно активным членом. Иногда она думала: что с ним сталось? Уоррис Чартерс: пойманный с ее шестнадцатилетними золотыми кудряшками между его ног, когда она делала ему минет. Пойманный ее отцом и отцом Лаки – они приехали на юг Франции в поисках своих заблудших дочерей.
В ее памяти запечатлелась картина: испуганный Уоррис рысцой удаляется в штормовую ночь, сжимая в руках два чемодана и сопровождаемый потоком угроз Димитрия.
Больше он никогда не появлялся в ее жизни. И неудивительно.
Больше в ее жизни не появлялась и лучшая подруга Лаки Сантанджело, что менее объяснимо. После стольких совместных приключений та могла бы хоть разок позвонить. Олимпии никогда не приходило в голову, что Лаки, как и ей самой, строго-настрого запретили поддерживать нежелательное знакомство. Приходило ей в голову другое, что именно Лаки, возможно, и предала их тогда. Вызвала обоих отцов потому, что все удовольствие доставалось одной Олимпии.