— Боже мой, что за чушь, — вздохнула она.
— Вот одна из их горилл и сбежала… Так или иначе, полиция скоро приедет и во всем разберется.
— Как же, разберется она, — хмыкнула мисс Бринкмайер, которая явно не питала особого доверия к представителям властей. — Ладно, что теперь говорить. Разговор о другом: Мичиганских Матерей я отменила.
— Как! — воскликнул я, потрясенный радостной новостью. — Отправили их обратно в Мичиган? Отлично! Правильное решение.
— Не будь кретином! С какой стати мне их отправлять? Я просто перенесла прием на завтра, потому что сегодня не в состоянии ими заниматься.
— И на открытии статуи тоже не сможешь быть, — незаметно подмигнул мне Бринкмайер. — Вот беда-то!
— Ну конечно, не смогу. Остается только надеяться, что вы с мальчишкой все там не провалите… Теперь убери его. — Она с содроганием взглянула на меня и вновь устало откинулась на подушки. — Мне еще хуже делается от этой дурацкой физиономии. Отведи в комнату и не выпускай до самой церемонии.
— Да, дорогая, — закивал Бринкмайер, — очень хорошо. А ты постарайся как следует выспаться.
Мы вышли в коридор. Здесь он немного расслабился, оставив манеры любящего брата у постели больной сестры, а у меня в комнате расцвел сияющей улыбкой и отвесил мне шлепок по спине.
— Йо-хо-хо!
Удар был столь неожиданным, что от падения меня спас только комод.
— Простите? — удивленно обернулся я.
— Она не придет открывать статую! — радостно объяснил он.
— Я слышал.
— Ты что, не понимаешь? — Он попытался снова огреть меня по спине, но на сей раз я был начеку. — Это значит, что фрак и стоячий воротничок отменяются!
— О!
— И гардения тоже!
— О!
— И никаких гетр!
Его энтузиазм оказался заразительным.
— А поцелуй? — воскликнул я. — Его тоже не будет?
— Ну конечно!
— Достаточно ведь обменяться вежливыми кивками, правда?
— Само собой!
— А может, и всю дурацкую затею с букетом отменим? — с надеждой спросил я.
Однако заходить так далеко мистер Бринкмайер оказался не готов.
— Нет, — вздохнул он, — боюсь, эпизод с букетом придется сохранить. В женских колонках про это любят писать, а если сестра ничего не найдет в газетах, то сразу спросит.
Я мрачно кивнул. В президенты кинокомпаний дураков не берут.
— Да, вы правы.
— Но без поцелуев!
— Разумеется.
— Без воротничков, без гардений и без гетр! — Закончив разговор на этой счастливой ноте, он направился к двери. — Йо-хо-хо!
Оставшись один, я в радостном возбуждении принялся мерить шагами комнату. Разумеется, будущее все еще оставалось окрашенным в мрачные тона. Проклятые Мичиганские Матери никуда не делись, их просто отложили. Нос статуи оставался таким же красным. Две оставшиеся лягушки по-прежнему наслаждались свободой. Тем не менее я успел уже столько всего натерпеться, что был благодарен судьбе за любой подарок, и одной мысли о том, что мы не будем публично целоваться с Т. П. Бринкмайером, оказалось достаточно, чтобы заставить меня чуть ли не парить в воздухе от счастья.
Впрочем, в этом восторженном состоянии я пребывал недолго. Дверца стенного шкафа тихонько приоткрылась, и оттуда показалось лицо, которое, несмотря на свежевыбритую верхнюю губу, я не мог не узнать.
— Привет! — сказал Джо Кули, вылезая из шкафа. — Как делишки?
Меня охватила волна возмущения. Я еще не забыл тот оборванный телефонный разговор.
— Как делишки? — холодно переспросил я. — Лучше скажи, какого дьявола ты бросаешь трубку, когда я с тобой говорю? Так что насчет денег?
— Денег?
— Я сказал, что мне нужны деньги, чтобы выбраться отсюда.
— Ах вот оно что, ты хочешь денег?
— Разумеется, хочу. По-моему, я обрисовал ситуацию достаточно прозрачно. Если я не получу денег в ближайшие два часа, то окажусь на краю пропасти.
— Понимаю. У меня сейчас ничего с собой нет, но я сразу пришлю, как только смогу.
Я понял, как сильно заблуждался в отношении него.
— Правда?
— Ну конечно, — улыбнулся он, — можешь не сомневаться… Ну как тебе представление в саду? Повезло мне, что застал ее там. Я вообще-то не к старухе шел, а за записной книжкой… — Он внезапно замолк и прислушался. — Ага, это, должно быть, фараоны приперлись.
Снизу и в самом деле доносился гул голосов. Вежливое блеяние Бринкмайера смешивалось с низкими хрипловатыми нотками, которые, как правило, выдают присутствие служителей порядка. Если вас хоть раз просили предъявить водительские права, вы уже не ошибетесь.
— Тебе лучше делать ноги, — посоветовал я.
Он не выказал никаких признаков беспокойства, словно полностью держал ситуацию под контролем.
— Нет, сэр, я здесь ничем не рискую. Они придут искать куда угодно, только не к тебе. Небось думают, я уже за пару миль отсюда. Пошуруют немного для порядка, а потом пойдут прочесывать улицы в городе. Так что, приятель, я тут командую парадом, и все у меня тип-топ! Да, сэр! Те двое вчера, а сегодня парочка режиссеров и теперь вот сама мамаша Бринкмайер! Неплохой счет, а? Ладно, ты-то как поживаешь?
Вдохновленный возможностью излить свои беды, я поведал ему в красках о предательстве мнимого дворецкого и встретил понимание и сочувствие. Потом рассказал о лягушках, и он с уважением заметил, что, как бы дело ни кончилось, я могу гордиться этим славным эпизодом. По поводу же трагической отставки Энн лишь пренебрежительно махнул рукой.
— Энн не пропадет, ей светит место пресс-секретаря. Кстати, я как раз хотел тебя предупредить…
— Она мне говорила.
— Да? Ну и отлично. Надеюсь, дельце выгорит, она ведь дамочка не промах, наша Энн. Не знаю, кто ее хочет взять, но наверняка кто-то из суперзвезд. Так что за нее можешь не беспокоиться.
Я мог бы сказать ему, что Энн собиралась работать на Эйп-рил Джун, но предпочел промолчать, боясь услышать новые оскорбительные замечания в ее адрес, что, безусловно, омрачило бы едва установившееся взаимное доверие. Мне не хотелось подталкивать собеседника к каким-нибудь необдуманным высказываниям как раз в тот момент, когда особенно важно его задобрить и не дать повода передумать насчет денег. Поэтому я лишь одобрительно что-то промычал и поспешил перевести разговор на другую тему, весьма меня интересовавшую, а именно, на таинственного пятнистого мальчишку.
— Ты знаешь, — начал я, — тут недавно в саду какой-то тип с пятнистым лицом высунулся из-за стены и сказал: «Фу-ты, ну-ты». Кто бы это мог быть? Ты с ним не знаком, случайно?
Малыш Кули задумался.
— Пятнистый?
— Да.
— А что за пятна?
— Обыкновенные. Пятна как пятна. Да, и еще рыжий.
— А, тогда знаю, — просветлел он. — Это же Орландо Флауер.
— А кто он такой?
— Да так, мелкий актеришка, который завидует чужой славе. Не обращай внимания, просто пустое место. Мы с ним однажды вместе снимались в какой-то картине, так он потом врал, будто я распорядился при монтаже вырезать его лучшие сцены, «фу-ты, ну-ты», больше ничего не сказал?
— Еще назвал меня маленьким лордом Фаунтлероем.
— Ну все, значит, он самый — то и дело меня так называл. Наплюй на этого идиота. Я в него обычно апельсинами кидал.
— Какое совпадение, я тоже!
— Ну и правильно, действуй и дальше в таком же духе. Ему полезно… — Джо Кули подошел к окну и окинул зорким взглядом окрестности. — Ага, фараоны уже убрались, стало быть, и мне пора сматывать удочки. Только отдай мне ту записную книжку.
— Записную книжку?
— Ну да. Говорю же, я пришел за ней.
— Что за книжка?
— Ну, я же тебе рассказывал, помнишь? Когда еще мы сидели у врача в приемной. Та самая, в которую я записывал имена людей, которых собирался вздуть, когда вырасту.
Я нахмурился. Страх уронить родовую честь Хавершотов вновь ожил в моей душе. Как бы то ни было, этот мальчишка теперь был главой семьи, и его близкое знакомство с тюремной камерой вне всякого сомнения бросило бы тень на наше гордое имя. Согласно его собственным признаниям, он уже подлежал судебному преследованию за нападение на рекламного агента, продюсера, двух режиссеров и мисс Бринкмайер, а теперь замышляет еще и новые бесчинства.
— Ты не будешь больше избивать людей! — сказал я строго.
— Нет, буду, еще как буду! — горячо возразил он. — Я заполучил такие славные кулаки, так зачем им пропадать без дела. У меня в списке еще уйма типов, которые это заслужили, но без книжки я их не вспомню. Давай ее сюда!
— Откуда я знаю, где твоя чертова книжка!
— У тебя в заднем кармане.
— Как, прямо здесь?
— Ну да, — хмыкнул он. — Доставай.
Я полез в карман и действительно обнаружил тоненькую записную книжку в изящном переплете из красной кожи с вытисненными серебром голубками.
Джо Кули радостно схватил ее.
— Отлично, приятель, — ухмыльнулся он, ласково поглаживая свою собственность. — Луэлла Парсонс подарила мне ее на Рождество. Сказала, чтобы я записывал сюда удачные мысли. Вот я и стал записывать. Здесь удачных мыслей хоть завались. Спасибо. — Он двинулся к окну. — Пока, будь здоров!
— Так ты сразу пришлешь мне деньги? — забеспокоился я. Он обернулся, перекинув одну ногу через подоконник.
— Деньги?
— Те, что ты мне обещал.
Джо Кули расхохотался, как голодная гиена.
— Ты что, и вправду поверил? Я пошатнулся.
— Что?!
— Ну да. Это я так просто сказал, чтобы тебя надуть и заставить отдать книжку. Какой дурак по своей воле расстанется с деньгами… — Он перевернул несколько страниц и вдруг расплылся до ушей. — Ну конечно, черт побери! Надо же быть таким ослом, чтобы забыть ее. Представляешь, у меня совсем вылетело из головы, что первая, кому надо начистить рыло, это Эйприл Джун!
Я снова пошатнулся. Фигура Джо Кули, записная книжка, стены комнаты — все поплыло перед глазами. Последние страшные слова поразили меня, как хороший удар в солнечное сплетение. До этого, потрясенный низким предательством, я и не помышлял о том, до каких глубин подлости он может еще опуститься. Из моих уст вырвался полузадушенный стон.
Джо Кули укоризненно прищелкнул языком.
— Надо же, потратил столько времени на мелкую сошку вместо того, чтобы начать сразу с главного. Пойду к ней прямо сейчас.
Ко мне внезапно вернулся дар речи.
— Нет!
— Что?
— Ты этого не сделаешь!
— Еще как сделаю!
— Ты настоящий демон!
— Самый настоящий, — весело осклабился он. — Не веришь, почитай газеты.
Сунув записную книжку в карман, он перекинул через подоконник другую ногу и исчез.
Спустя мгновение его лицо снова появилось в окне.
— Совсем забыл сказать — остерегайся Томми Мерфи! Он исчез, на этот раз окончательно. Послышался скрежет подошв, потом глухой стук. Джо Кули спрыгнул с крыши пристройки и отправился осуществлять свои леденящие душу планы.
19
Я стоял ошеломленный. Потом, шатаясь, добрел до кровати и ошеломленно сел. Что проклятый сорванец хотел сказать последней фразой, я не имел понятия, да и не располагал временем, чтобы выяснять ее мистическое значение. Мой мозг был всецело поглощен той страшной опасностью, которой подвергалась женщина, которую я любил. От одной мысли о том, какую участь ей уготовил юный головорез, все снова плыло перед глазами. Кровь стыла в жилах, душа трепетала в ужасе.
Кстати, если уж говорить о душах, я решительно не понимал, как Джо Кули угораздило заполучить такой завалящий товар. При нашей первой встрече, если вы помните, он упоминал о своей матери, которая обитала в Чилликоте, штат Огайо. Как же вышло, что она не удосужилась вложить в его младенческие мозги хотя бы зачатки благородства? Ведь это, на мой взгляд, просто азбука материнства. Будь я матерью, то первым делом внушил бы своему отпрыску необходимость почтительного, рыцарского отношения к слабому полу и растолковал, насколько отвратительны выходки, достойные персонажей Джимми Кэгни в гангстерских фильмах.
Впрочем, очень скоро я решительно прервал эту линию размышлений. Не время рассиживаться на кровати, рассуждая о проблемах материнства, когда Эйприл в опасности. Ее надо поставить в известность, не теряя ни минуты. Предупредить, что, если лорд Хавершот, к которому она питает чувства куда более глубокие и теплые, чем обыкновенная дружба, явится с визитом и попытается приблизиться на сколько-нибудь интимное расстояние, нужно тут же отступить и принять защитную стойку. Ей следует преподать хотя бы азы маневрирования и ухода от удара. Только так прекраснейший нос Голливуда может быть спасен от зверского насилия, в результате которого он рискует остаться непоправимо перекошенным.
Через две минуты я уже стоял в телефонной будке, лихорадочно перелистывая страницы с фамилиями на «Дж».
Эйприл Джун в справочнике не оказалось. У меня совсем вылетело из головы, что имена знаменитостей туда вообще редко включают. Ну что ж, придется идти к ней домой… Я выскочил из кабинки, готовый тут же отправиться в путь, но наткнулся в холле на мистера Бринкмайера.
Президент кинокомпании «Бринкмайер-Магнифико» явно постарался дезавуировать фрачно-воротничковую программу по максимуму. Он был привычно и удобно облачен в мешковатый твидовый костюм, а на шее свободно болтался мягкий фланелевый галстук. Ни малейших признаков гетр над растоптанными туфлями, никаких цветов в петлице. Тем не менее в руках он держал цветы и тут же протянул их мне.
— Привет, я думал, ты в своей комнате. Нам вот-вот выходить. Держи.
Занятый своими мыслями, я с удивлением взглянул на него.
— Букет, — объяснил он.
Я взял цветы с отсутствующим видом. Бринкмайер весело рассмеялся. Мне не приходилось видеть более жизнерадостного президента кинокомпании.
— Черт возьми, ты с ними смотришься, как труп гангстера на похоронах! Или как поклонник, поджидающий за кулисами. Эх, старые добрые времена… В бытность мою в бизнесе плаща и костюма мне случалось стоять вот так с букетом у входа в театр. Помню, однажды…
— Если не возражаете, Бринкмайер, истории из вашей жизни я выслушаю потом, — перебил я. — Мне сейчас нужно бежать.
— Э? — вытаращил он глаза.
— Очень важная встреча, — пояснил я. — Дело жизни и смерти.
Толстяк продолжал таращиться с явно озадаченным видом. Вид у него был, как у человека, которому требуются дополнительные объяснения.
— Э? — повторил он.
От нетерпения я приплясывал на месте, словно стоял на горячих углях. Само его «Э?» вкупе с озадаченным взглядом меня нисколько не смущали, но дело в том, что пока он так стоял, я не мог выскочить на улицу. Бринкмайер был не из тех людей, мимо которых легко проскользнуть, а медлить я не имел права, иначе на носе Эйприл Джун можно было смело поставить крест.
Не знаю, сколько бы мы так простояли, но тут случилось неожиданное. Со второго этажа, сотрясая небеса и заставляя звенеть стекла, донесся душераздирающий женский вопль. Я без труда распознал его — это был вопль женщины, обнаружившей в своей спальне живую лягушку.
— О боже! — воскликнул мистер Бринкмайер, дрожа так, будто услышал трубный глас Страшного суда.
Он потрусил к лестнице и стал поспешно подниматься. Не скажу, что перепрыгивая через ступеньки, ибо с тех пор, как Бринкмайер через что-либо мог перепрыгнуть, прошло по меньшей мере лет тридцать, но для человека с его обхватом талии старт он взял весьма неплохо. Поскольку, таким образом, препятствие, отделявшее меня от входной двери, оказалось устранено, я тоже рванул с места — в противоположном направлении — и прежде чем вы успели бы досчитать до трех, выскочил на улицу.
Машина стояла в полной готовности, шофер застыл за рулем, как деревянный. Я тронул его за локоть.
— Едем скорее к дому мисс Эйприл Джун!
Это был коренастый широкоплечий мужчина с массивным лицом, бледным, как пудинг с салом. Поглядев на такое лицо, не ошибется самый неискушенный наблюдатель. Его выражение свидетельствовало о том, что хозяин лица туго соображает, и он на самом деле туго соображал.
Шофер выпучил на меня мутные глаза.
— Что?
— Отвезите меня к дому мисс Эйприл Джун, — повторил я. — Скорее!
— К какому дому?
— Эйприл Джун!