— Знаешь, в чем ты допустила ошибку? — тут же отвлекся от лейбористов Джордж. — Ты не уделила должного внимания динамике гольфа. Неверно повернулась. Направила левую пятку к полю, когда клюшка находилась в верхней точке замаха. Это приводит к нестабильности и потерям в длине удара. Основополагающий принцип динамики гольфа заключается в том, что левая нога должна твердо стоять на земле в момент соприкосновения клюшки с мячом. Если разворачивать левую пятку к полю, практически невозможно вовремя привести ее в нужное положение.
Я тоже выполнил первый удар. Мяч преодолел раф и упал на фервей. Впрочем, драйв явно не удался. Сказать по чести, Джордж Макинтош действовал на нервы и мне. У меня возникло полузабытое с детства ощущение панического ужаса, равного которому я не испытывал с тех пор, как узнал об ужасном всевидящем оке, «что каждый шаг мой знает и неусыпно бдит». Лишь оттого, что Селию, казалось, око удручало еще больше, я выиграл первую лунку семью ударами.
По пути ко второй лунке Джордж громогласно восторгался пейзажем, особо упирая на дивное сочетание серебряных проблесков озера с ярко-изумрудной травой около лунки и приглушенной зеленью рафа чуть поодаль. Перед самым ударом Селии Джордж принялся расписывать, как чудно золотится яма с песком слева от флага. Нет, вовсе не с такими настроениями нужно подходить к лунке с озером. Неудивительно, что мяч несчастной Селии с леденящим душу всплеском ушел в воду.
— Ну а теперь, — не заставил себя ждать Джордж, — удар вышел слишком дерганым. Куда подевался уверенный, плавный переворот кистей? Дергаться вообще вредно, но уж с этой клюшкой…
— Лунка ваша, — сказала Селия, когда мой мяч перелетел воду и остановился на самом краю грина. — Зря только новый мяч утопила.
— Цена на мячи для гольфа, — подхватил Джордж, — не простой вопрос, на который должны обратить внимание экономисты. Надежные источники сообщают, что резина сейчас исключительно подешевела. Однако мы не наблюдаем падения цен на мячи для гольфа, которые, как известно, сделаны из резины. В чем же причина? Говорите, в последнее время выросли затраты на квалифицированную рабочую силу? Верно. И все же…
— Переведите дух, Джордж, пока я бью, — попросил я, когда мы подошли к стартовой площадке третьей лунки.
— Занятная штука, концентрация, — откликнулся Джордж. — Интересно, почему определенные явления не позволяют человеку сосредоточиться? И кстати, вспоминается старый вопрос о сне. Как получается, что люди способны спать во время крупных природных катаклизмов, и не могут заснуть, если вода капает из крана? Мне рассказывали, что некоторые умудрились сладко спать в самый разгар знаменитого землетрясения в Сан-Франциско, правда, время от времени приподнимая голову и в полудреме говоря кому-то оставить все на коврике. И эти же самые люди…
Драйв Селии не удался, и мяч упал в глубокий овраг, разверзшийся в пятидесяти метрах от ти. Глухой стон слетел с ее уст.
— А сейчас ты ошиблась вот как… — отреагировал Джордж.
— Сама знаю, — отрезала Селия. — Я подняла голову.
Ни разу на моей памяти Селия не была столь резка. Пожалуй, про менее красивую девушку в подобных обстоятельствах сказали бы, что она огрызнулась. Впрочем, Джордж, по-видимому, не придал этому никакого значения. Он набил трубку и отправился за Селией в овраг.
— Примечательно, — развивал он свою мысль, — насколько большое значение имеет в гольфе неизменное положение головы при ударе. Профессиональные тренеры все время повторяют ученикам, что те должны смотреть на мяч. Однако держать взгляд на мяче — не главная забота. На самом деле это обеспечивает ровное положение головы, так как в противном случае нельзя надеяться на…
Голос его затих вдали. Я срезал драйв в пролесок справа от фервея и отправился на поиски мяча, оставив Селию с Джорджем в овраге позади. Когда я уходил, мяч Селии попал в окруженную камнями впадину и она доставала ниблик из сумки с клюшками. Голос Джорджа, издали походивший на монотонный шум, преследовал меня, пока я не отошел на приличное расстояние.
Я уже совсем отчаялся найти мяч, когда услышал, что меня зовет Селия. В голосе ее звучали непривычные нотки, и я встревожился.
Я вылез из кустов в сопровождении неизвестного растения, прицепившегося к ноге.
— Иду, — откликнулся я, вытаскивая сучки из волос.
— Мне нужен совет, — сказала Селия.
— К вашим услугам. А в чем дело? И кстати, — спросил я, оглядевшись, — где ваш жених?
— У меня нет жениха, — безжизненным тоном ответила Селия.
— Вы расторгли помолвку?
— Не совсем. То есть — ну, можно сказать и так.
— Не вполне понимаю.
— Видите ли, — пояснила Селия с истинно девичьей откровенностью, — кажется, я убила Джорджа.
— Вот как? Убили?
Должен признать, подобное решение не приходило мне в голову, однако теперь, когда его представили на мой суд, достоинства такого подхода стали очевидны. В наши дни, когда вся страна поднимается в едином порыве, когда мы сообща стараемся сделать нашу возлюбленную отчизну землей героев, просто удивительно, что никто не додумался до совершенно очевидной вещи — убить Джорджа Макинтоша. Мертвый Джордж Макинтош был несомненно лучше живого, однако, чтобы понять это, потребовалась женская интуиция.
— Убила. Вот этим самым нибликом, — сообщила Селия. Я кивнул, одобряя выбор клюшки. Уж если убивать, то определенно нибликом.
— Я готовилась к одиннадцатой попытке выбить мяч из оврага, — продолжила свой рассказ Селия, — а Джордж все говорил о последних раскопках в Египте, как вдруг… Знаете, бывает такое, словно что-то оборвется и…
— Да-да, мне пришлось пережить нечто подобное сегодня, когда я завязывал шнурки.
— Ну, вот. Р-раз — и вдруг — все так неожиданно и быстро получилось. Я, наверное, что-то сказала; Джордж тут же забыл о Египте и ответил, что мои слова живо напомнили ему одного ирландца, который…
— Не стоит продолжать, если вам тяжело вспоминать об этом, — сочувственно сказал я и взял ее за руку.
— Да я почти закончила. Он наклонил голову, чтобы зажечь трубку и… искушение оказалось слишком велико. Вот.
— Вы все сделали совершенно верно.
— Правда?
— Ну конечно. В свое время благодаря подобному поступку, вызванному куда как менее очевидными причинами, Иаиль, жена Хевера,[33] стала одной из популярнейших женщин Израиля.
— Хотела бы и я так думать, — прошептала Селия. — Знаете, сперва я очень обрадовалась. Но ведь… Он раньше был такой милый, до того как приключилась эта напасть. Я все вспоминаю Д-Джорджа, каким он был прежде. Девушка разрыдалась.
— Не желаете показать мне останки? — спросил я.
— Пожалуй.
Она молча повела меня к оврагу. Джордж Макинтош лежал на спине там, где упал несколько минут назад.
— Вот, — всхлипнула Селия.
В тот же миг Джордж Макинтош издал протяжный хриплый стон и сел. Селия взвизгнула и рухнула перед ним на колени. Джордж моргнул раз-другой и принялся ошарашенно оглядываться.
— Спасайте детей и женщин! — выкрикнул он. — Я доплыву сам.
— О, Джордж! — отозвалась Селия.
— Вам лучше? — осведомился я.
— Немного. Жертвы есть?
— Жертвы?
— Ведь в нас врезался поезд. — Джордж снова поглядел по сторонам. — А как я здесь очутился?
— Вы были здесь все время, — ответил я.
— То есть, после того, как обвалилась крыша, или раньше? Селия тихо плакала за шиворот Джорджу.
— О, Джордж, — повторила она.
Неуверенным движением он взял ее за руку и погладил.
— Вот отважная девушка! — сказал он. — Ничего не побоялась. Все время была рядом. Скажите же мне — я готов узнать страшную правду — из-за чего произошел взрыв?
Я подумал, что это как раз тот случай, когда стоит избежать неприятных объяснений, проявив немного такта.
— Разное говорят, — уклончиво ответил я. — Одни считают — непотушенная сигарета…
Меня прервала Селия. Женское естество взбунтовалось против спасительной лжи.
— Это я ударила тебя, Джордж.
— Ударила? — удивленно переспросил он. — Чем? Эйфелевой башней?
— Нибликом.
— Ты ударила меня нибликом? Но почему?
Селия помолчала. Затем посмотрела Джорджу прямо в глаза и сказала:
— Потому что ты говорил без умолку.
— Кто, я? — изумился Джордж. — Я говорил? Да из меня слова клещами не вытянешь. Все это знают.
Селия бросила на меня изумленный взгляд, полный отчаяния. Однако я сразу сообразил, что к чему. Удар и неожиданное потрясение произвели на клетки мозга такое действие, что Джордж мгновенно выздоровел. Мне недостает уверенных знаний, чтобы объяснить механизм явления, однако суть была ясна.
— Видите ли, друг мой, — обратился я к Джорджу, — в последнее время вы имеете обыкновение разговаривать, причем довольно много. Вот и сегодня с самого начала матча вы непрестанно развлекали нас беседой.
— Я? На поле для гольфа? Не может быть!
— Боюсь, еще как может. Вот почему эта отважная девушка ударила вас нибликом. Вы решили рассказать анекдот, когда она играла одиннадцатый удар из оврага, и ей пришлось принять меры.
— Джордж, сможешь ли ты простить меня? — воскликнула Селия.
Джордж Макинтош стоял, вперив в меня взор. Вдруг лицо его залилось густой краской.
— А ведь верно! Теперь и сам припоминаю — все так и было. Боже правый!
— Сможешь ли ты простить меня, Джордж? — снова воскликнула Селия.
Он взял девушку за руку.
— Простить тебя? — пробормотал Джордж. — Сможешь ли ты простить меня? Это ведь я осквернял болтовней ти, я трещал, как сорока на грине. Подумать только, я чесал языком на поле для гольфа! Да я после этого низшая форма жизни из всех известных науке. О, я нечист, нечист!
— Совсем небольшое пятнышко, милый, — запротестовала Селия, приглядевшись к его рукаву. — Я почищу, когда подсохнет.
— Как можешь ты связать судьбу с человеком, который разговаривает во время игры?
— Но ты ведь больше не будешь?
— Что толку, ведь я уже запятнал себя. А ты, ты все время была рядом со мной. О, Селия!
— Я ведь люблю тебя, Джордж!
Чувства распирали Джорджа. Вдруг глаза его засверкали, одну руку он засунул за отворот куртки, а другую вскинул в приветственном жесте. Секунду-другую казалось, что он стоит на пороге очередного приступа безудержного красноречия. Затем, словно бы осознав, что это такое он собирается сделать, Джордж осекся. Блеск пропал из его глаз. Рука опустилась.
— Слушай, — обратился он к Селии, — здорово, что ты вот так вот, ну…
Не бог весть какая речь, однако мы оба, услышав ее, искренне обрадовались. Стало понятно, что Джордж Макинтош исцелен, и болезнь уже никогда не вернется.
— Да и вообще, — добавил Джордж, — ты молодец.
— Джордж! — воскликнула Селия.
Я молча пожал ему руку, собрал свои клюшки и удалился. Когда я обернулся, молодые люди обнимались. Так я их и оставил, вдвоем, в великолепной тишине.
Вот видите, — подвел итог Старейшина, — исцеление возможно, хотя без нежной женской руки в таком деле не обойтись. Впрочем, немногие женщины способны повторить поступок Селии Тенант. Тут ведь мало просто решиться на такое — ко всему нужен еще верный глаз и крепкие запястья. Сдается мне, рядовым любителям поговорить за игрой в гольф надеяться не на что. А ведь их полку в последнее время все прибывает. И все же лучшие игроки в гольф, как правило, отнюдь не речисты. Говорят, как-то раз несравненный Сэнди Маккилт, выиграв открытый чемпионат, попал в кольцо журналистов ведущих газет, которые засыпали его вопросами о введении тарифов, биметаллизме, суде присяжных и повальном увлечении танцами, но лишь одно слово смогли они выудить из чемпиона: «Грхм».
Произнеся это, он вскинул на плечо свою сумку и отправился домой пить чай. Великий человек. Побольше бы таких.
ИСПЫТАНИЕ ГОЛЬФОМ
Легкий ветерок играл в кронах деревьев близ гольф-клуба Марвис Бэй. Он шелестел листвой и овевал приятной прохладой чело Старейшины, по обыкновению коротавшего субботний вечер в кресле-качалке на террасе. Отсюда открывался прекрасный вид на поле, где совершало всевозможные ошибки подрастающее поколение. Взгляд Старейшины был рассеян и задумчив. Доведись вам перехватить этот взгляд, вы нашли бы в нем совершенное умиротворение, какое можно испытать в полной мере, только перестав играть в гольф.
Старейшина не брал в руки клюшку с тех пор, как резиновые мячи сменили своих гуттаперчевых собратьев. Сейчас он находит удовольствие в игре как зритель и философ. Гольф вызывает в нем самый живой интерес. Скользнув по лимонаду, что Старейшина потягивает через соломинку, его взгляд останавливается на четверке, мучительно взбирающейся на холм к девятому грину. Как и всем субботним четверкам, этой приходится нелегко. Один больной перемещается по фервею зигзагом, будто лайнер, преследуемый вражескими подлодками. Двое других, похоже, ищут зарытый пиратами клад, хотя, вполне возможно — издалека не разглядеть, — они просто убивают змей. Голос четвертого калеки отчетливо доносится до Старейшины. Он безнадежно срезал удар и выговаривает кэдди за то, что несчастный ребенок посмел дышать во время замаха.
Старейшина ставит стакан на стол и вздыхает. Лимонад понимающе булькает в ответ.
— Редко встретишь человека, — говорит Старейшина, — с характером настоящего гольфиста. Я тут по субботам на всякое насмотрелся и, честное слово, многие склонны считать гольфистом каждого, кто расхаживает по полю в коротких брюках и скопит достаточно денег, чтобы расплатиться за напитки в баре после игры. Как бы не так. Настоящий гольфист никогда не теряет самообладания. Я, например, когда играл, прекрасно владел собой. Верно, порой после неудачного удара я ломал клюшку о колено, однако делал это совершенно спокойно, полностью отдавая себе отчет в своих действиях. Я ломал клюшку, потому что она, очевидно, никуда не годилась, и все равно пришлось бы покупать новую. Глупо выходить из себя на поле для гольфа. Что это даст? Ведь даже легче не станет. Нужно брать пример с Марка Аврелия. «Что бы ни случалось с тобой, — говорит сей великий муж в одной из своих книг, — оно от века тебе предуготовано. Ни с кем не случается ничего, что не дано ему вынести». Хочется верить, что эта мысль пришла ему в голову, когда он потерял несколько новых мячей в пролеске у фервея. Так и вижу, как он записывает эти строки на обороте карточки для ведения счета. Нет никаких сомнений в том, что Марк Аврелий был гольфистом, к тому же, весьма посредственным. Только тот, кто видел мяч, остановившийся на самом краю лунки после короткого патта, мог написать: «Что не делает человека хуже самого себя, то и жизнь его не делает хуже и не вредит ему ни внешне, ни внутренне». Да, Марк Аврелий, конечно же, играл в гольф, и все свидетельствует о том, что выйти из ста двадцати ударов за раунд ему удавалось крайне редко. Ниблик не залеживался в его сумке.
В продолжение мысли о Марке Аврелии и характере настоящего гольфиста вспоминается история юного Митчела Холмса. Когда мы познакомились, Митчел слыл многообещающим юношей с хорошими перспективами в компании «Красильни и химчистки Патерсона», где президентствовал мой старый приятель Александр Патерсон. Достоинств Митчелу было не занимать. К примеру, он бесподобно изображал перебранку бульдога с болонкой. Благодаря этому таланту Митчел пользовался большим успехом на вечеринках, выделяясь на фоне сверстников, которые немного умели играть на мандолине или декламировали отрывки из «Ганга Дина». Вероятно, именно этот дар заронил искорку любви в сердце Милисент Бойд. Женщины в большинстве своем любят героев. Другие мужчины сразу тускнеют в глазах впечатлительной девушки вроде Милисент, когда представительный молодой человек изображает бульдога и болонку под аплодисменты переполненной гостиной, особенно, если девушке удается разобрать, где именно заканчиваются реплики болонки и в дело вступает бульдог. Словом, вскоре состоялась помолвка Митчела и Милисент. Молодые люди собирались пожениться, как только Митчел добьется от «Красилен и химчисток Патерсона» прибавки к жалованью.