— Кухарка просит указаний, м'леди, О-бе-зиа-на швыряется яйцами.
— Зачем? — вскричала леди Уэзерби и тупо повторила: — Зачем?..
Ренча не интересовали мотивы подобных действий.
— Яйца! — сокрушалась хозяйка.
Ее отчаяние хоть как-то тронуло его.
— Насколько я понял, м'леди, у них нелады с кошкой. О-бе-зиа-на пыталась к ней… э-э… подольститься, но кошка ее поцарапала, подозревая в дурных намерениях. Тогда она взяла кошку за хвост и швырнула об стену, после чего перешла к яйцам.
Леди Уэзерби попыталась это представить, но не смогла.
— Пойду, посмотрю, — сказала она.
— Вполне своевременно, м'леди. Судомойка бьется в судорогах.
Леди отправилась на кухню, недовольная Юстесом. Какой материал для Алджи! Надо все уладить, пока он не вернулся.
Оказалось, что это нелегко. Кухня была не кухней, а глазуньей. На полу хрустели скорлупки. Стоял дикий гвалт. Кухарка бранилась по-норвежски, горничная — по-ирландски. В углу рыдала судомойка. Помощник для черной работы, большой любитель бейсбола, восхищался Юстесом.
Юстес, надо заметить, был спокоен. Исчерпав снаряды, он смотрел на сцену с полки, рассеянно почесывая правое ухо левой ногой.
— Юстес! — грозно крикнула хозяйка.
Он опустил ногу и задумчиво посмотрел на свою госпожу, на помощника и на судомойку, которая голосила вовсю.
— Мне представляется, м'леди, — отрешенно заметил Ренч, — что сейчас он бросит тарелку.
Никто, кроме Юстеса, не подумал о том, что полка — рядом с буфетом. Как только дворецкий умолк, он метнул тарелку в своего главного противника.
— У-ух, дает! — одобрил помощник.
Леди совсем рассердилась. Ну, что это, она ему платит, а он орет, словно на матче!
— Словите его! — крикнула она.
Помощник встряхнулся, осознав внезапно, что жизнь реальна и серьезна. Все смотрели на него. Значит, надо действовать. На стуле висел фартук. Он швырнул его в Юстеса, и ему повезло — того накрыло с головой. Безуспешно повозившись под тканью, обезьяна свалилась вниз. Торжествующий помощник собрал вместе края фартука и скрутил что-то вроде тюка, чем доказал в очередной раз, что человек умнее животного.
Все стали давать советы. Кухарка предлагала утопить; горничная — отдубасить; дворецкий напомнил, что утром Пике-ринг купил револьвер.
— Посадите его в погреб, — сказала хозяйка. Ренч был прозорливей.
— Если разрешите заметить, — сказал он, — в погребе много угля. Большое искушение.
Работник его поддержал.
— Тогда — в гараж, — сказала леди.
Работник унес тючок в вытянутой руке. Кухарка со служанкой утешали судомойку. Ренч занялся серебром, леди Уэзерби — письмами. Кошка слезла с трубы только через час, ища успокоения.
Поскорее справившись с делом, хозяйка пошла в гостиную, где музицировал Роско.
— Юстес хулиганит, — сообщила она.
— А что такое?
— Швырялся тарелками и яйцами.
— На колонку, и то не потянет, — огорчился агент. — Я ждал от него большего. А вообще, не огорчайтесь, он тут недавно. Эта пума четыре месяца ничего не делала. Поистине, дитя могло играть с ней. Помню, Майра звонит и говорит: «Это чучело какое-то, лучше завести белую мышь». К счастью, я ее отговорил.
— И что?
— А то. Она просто плакала от благодарности. Пума поцарапала лифтера, укусила почтальона, остановила движение. В конце концов ее пристрелил полицейский. Да, надежда остается всегда. Будем ждать. Яйца — это хорошо. Значит, пробуждается.
Открылась дверь, вошел усталый хозяин. Он опустился в кресло и вздохнул.
— Никак не поймаю, — сказал он. — Ускользает…
— О чем ты? Он давно в гараже.
— Не Юстес. Выражение лица.
— Да ты его вроде поймал. Лорд покачал головой.
— Поймал, поймал, — настаивала леди. — Вылитый бандит. Ты застал момент, когда он увидел приличного старичка, полез за ножиком…
— Душенька! Я не против критики, но есть же предел! Жена ласково погладила его по рукаву.
— Да я шучу. Очень хорошая картина. Пойду, взгляну еще. Он опять покачал головой.
— Мне нужен натурщик. Пригласи его к нам!
— Нет, Алджи, это слишком. Я его не выдержу.
— Живет же тут Юстес.
— У меня — Юстес, у тебя — Ренч. Поровну. От Юстеса — никакого вреда…
Тут вошла Клара.
— Полли, — сказала она, — это ты посадила обезьяну в гараж? Она укусила Дадли.
Лорд Уэзерби вскрикнул.
— Мы пошли взглянуть на машину, — продолжала Клара. — Он хотел показать мне этот… карбюратор… или ветровое стекло, что ли… В общем, наклонился, а твой Юстес на него вскочил.
Роско задумался.
— Потянет на колонку? Скорее — нет. Если бы Чарли Чаплин — тогда да. Кусает Чаплина за ногу. А Пикеринг — не то, не то. Все равно, что ножка стула.
— Если он представляет опасность… — начал хозяин.
— Что ты! — вскричала хозяйка. — Он просто не в духе.
— Ты и
14
После ужина Натти сразу уходил к себе. Сестра не знала, что он там делает. Иногда ей казалось, что он читает, иногда — что думает. И то, и другое было неверно. Читать он не любил, думать не умел. На самом деле он пил две-три порции виски с содовой.
Делал он это, чтобы избавить сестру от волнений. Один глупый медик запретил ему пить, и Элизабет это знала. Приходилось ее щадить, и он этим гордился.
Что говорить, удобства тут мало. То ли вор, то ли загнанный олень. Чтобы немного облегчить задачу, буфет он не запирал, а по ночам без опаски захаживал в столовую. Сейчас Элизабет сидела в гамаке, Долиш был где-то в саду. Когда вернется, присядет к сестре. Риск — минимальный.
Натти смешал напитки и стал думать о медике. Вечно они перестраховываются с тонкими, нервными людьми, а те принимают их слова за чистую монету. Да, после бродвейских загулов можно было отдохнуть. Но с тех пор он живет на воздухе, в тишине и мире. Смешно и подумать, что капля спиртного ему повредит.
Она и не повредила. Он трое суток кутил в Нью-Йорке, и что? Ничего. Теперь выпивает по вечерам, тоже без дурных последствий. Дело ясно, этот медик — невежда и кретин.
Придя к такому выводу, он налил еще. Потом вышел, прислушался, ничего не услышал и вернулся к себе.
Да, кретин. Ему не хуже, а
— Что слу… — начала она, и тут же кое-что смекнула. На полу валялась треснувшая бутылка; пахло соответственно. Элизабет вспыхнула. К брату она относилась по-матерински и с удовольствием бы его шлепнула.
— Натти!
— Я видел обезьяну, — глухо сказал он. — Вот тут. Конечно, ее не было. Я бросил в нее бутылку, и она как будто кинулась на шкаф.
— На шкаф?
— Да.
Элизабет хлопнула по шкафу рукой. Юстес свесился сверху.
— Я ее вижу, — сказал страдалец с несмелой надеждой. — А ты?
Элизабет ответила не сразу. Она жалела брата, но Провидение послало ей дар, и глупо им пренебречь. Как многие женщины, лгать она не любила. А все же…
— Ты видишь ее? — спросила она.
— Да вон, на шкафу.
— Там какая-то палочка. Натти вздохнул.
— Нет-нет. Значит, не видишь. Так я и думал. Она едва не сдалась, но взяла себя в руки.
— Расскажи мне все, как следует. Этого он и хотел.
— Ах, Натти, как глупо!
— Да.
— Доктор же запретил!
— Я знаю.
— Помнишь…
— Помню, помню. Все.
— Что ты хочешь сказать?
— Завязываю.
Элизабет нежно обняла его.
— Молодец! Знаешь, это не так уж серьезно. Просто — предупреждение.
— Да уж…
— Тебе сразу станет легче.
— А ты ничего не видишь?
— Что именно?
— Я понимаю, это мне кажется, но со шкафа слезает обезьяна.
— Ну, что ты!
— Слезла. Идет по ковру.
— Где?
— Уже ушла.
— О!
— Элизабет, что мне делать?
— Лечь и уснуть.
— Я не усну. Разволновался, знаешь…
— Бедненький!
— Лучше я погуляю.
— Прекрасная мысль.
— Вообще буду гулять. И сяду на диету. Кажется, у Чалмерса есть гантели… Ну, я пошел.
На лестнице он остановился и посмотрел на террасу.
— Что там? — спросила сестра.
— Мне показалось, она сидит в гамаке. И он поскорее выбежал из дома.
Элизабет все поняла. Она читала газеты и знала о питомцах леди Уэзерби. Знала она и то, что эта леди сняла неподалеку дом.
Юстеса надо немножко подержать, на всякий случай. Быть может, второй сеанс не понадобится, но все может быть. Она взяла банан и направилась к гамаку. Гость охотно взял угощение. Он понял, что ему ничего не грозит. Так и застал их лорд Долиш.
— Куда ушел ваш брат? — спросил он. — Пробежал мимо меня. О, Господи, что это?
— Обезьяна. Не пугайте ее, она нервная. Она почесала Юстеса за ухом.
— Натти ушел погулять. Он решил, что видел ее.
— Нет, — твердо ответила Элизабет. — Запомните, никакой обезьяны здесь не было.
— Не понимаю. Она объяснила.
— Теперь ясно?
— Да. Сколько же вы ее продержите?
— Дня два.
— А где?
— В сарае. Натти туда не ходит, там пчелы близко.
— Вы не знаете, чья она?
— Знаю. Леди Уэзерби.
— Уэзерби?
— Да. Босоножки. Сейчас они сняли здесь дом. Про обезьяну я читала в газете. А так они тут не водятся.
Билл не ответил. Его осенила мысль. Несколько дней он гадал, как бы проникнуть к этой леди. И вот вам, пожалуйста! Выдавать Элизабет не надо. Он просто скажет, что видел беглянку. Может быть, потом он ее отведет…
— О чем вы задумались?
— Да так, ни о чем.
— Надо ее пристроить на ночь.
— А… да-да… Элизабет встала.
— Наверное. Натти вот-вот явится.
Явился он через два часа, усталый, грязный, но веселый.
— Ни разу не встретил, — сказал он сестре. — Ни единого раза.
Элизабет поцеловала его и пошла греть воду, но он сказал, что помоется холодной. Здоровье и только здоровье! Прежде чем уйти, он попросил у Билла гантели.
— Надо заняться собой, — заметил он.
— Надо?
— Еще как! Мне показалось, что я вижу обезьяну.
— Да?
— Вот как вас. А что вы с ними делаете? Размахиваете? Так… так… Ясно. Спокойной ночи.
Однако ночь спокойной не была. Билл обдумывал планы на завтра.
15
Леди Уэзерби совсем измучилась. Она и не подозревала, что Роско Шериф так рьяно возьмется за дело и добьется таких результатов.
Издатели буквально загорелись. Событий не хватало. Все было тихо — ни тебе убийств, ни аварий. Побег Юстеса давал неплохие возможности. В доме поселились три репортера, и Ренч становился все мрачнее.
Все это мучило хозяйку. Она собиралась пожить растительной жизнью — а как ею поживешь в таких условиях? Об этом и думала она, когда явился Ренч и доложил о каком-то посетителе.
В старые дни Полли Дэвис быстро разобралась бы с ним, но положение обязывает.
— Из какой-нибудь газетки?
— Нет, м'леди. Я не думаю, что он связан с прессой. Что-то в манере дворецкого удивило ее. Он как будто оттаял.
Дело в том, что Билл произвел на него большое впечатление. Сам собой припомнился дом вдовствующей герцогини. Поистине, бездна бездну призывает.[10]
— Где он?
— Я провел его в гостиную, м'леди.
Спустившись, леди Уэзерби увидела высокого, несколько взволнованного человека.
Билл и впрямь волновался. Он понял, как нелепа его миссия. Что надо сказать? Почти наверное он покажется ей полным кретином. Однако, увидев хозяйку, он подуспокоился. Страшной она не была, скорее — веселой, приветливой.
— Я насчет обезьяны, — начал он. Леди Уэзерби расцвела.
— О! Вы ее видели? Расцвел и он.
— Да, вчера вечером.
— Где же?
— Я тут живу по соседству, на ферме. Она зашла в комнату.
— В комнату?
— А потом… э-э… ушла. Хозяйка огорчилась.
— Значит, вы не знаете, где она? Не желая лгать, Билл промолчал.
— Спасибо, что сказали, — поблагодарила леди. — Хоть какая-то зацепка. Мы знаем, в какой он стороне.
Билл понимал, что беседа окончена, и гадал, как бы ее продолжить.
— Э-э… — начал он.
— Да?
— Простите…
— Слушаю, слушаю.
— Э…а…
— Да что вы тянете!
Она старалась выражаться иначе, но срывы бывали. Вот, вчера она велела Ренчу заткнуться, он чуть не ушел. Однако Билл сразу почувствовал себя легко и просто.
— У вас гостит мисс Фенвик? — спросил он. Хозяйка просияла.
— Вы с ней знакомы?
— О, да!
— Мы очень дружим. Работали вместе в Англии.
— Она мне рассказывала.
— И еще, она была подружкой у меня на свадьбе.
— Да.
Леди Уэзерби совсем разомлела, а в такие минуты она становилась болтливой.
— Какое было время! — весело сказала она. — Ни у кого ни гроша, у Алджи — меньше всех. На свадебный завтрак не хватило денег. Пришлось заложить часы и обручальное кольцо.
Комната зазвенела от смеха. Билл пришел в восторг. Если так пойдет, она ему быстро все расскажет.
— Мисс Фенвик сейчас нет?
— Она ушла с Дадли. Вы не знакомы?
— Нет.
— Это ее жених.
Леди Уэзерби не любила огорчать людей. Она была очень доброй. Если уж надо сказать что-нибудь неприятное, она вела дело так мягко, так осторожно, что потерпевший удивлялся: «И всего-то?» Но сейчас, в полной простоте, она буквально сразила гостя.
— Я так рада, — продолжала она. — Собственно, я их и свела. Написала, чтобы она ехала сюда на «Атлантике», а он тоже на нем плыл. Мне показалось, что они друг другу подходят. Он сразу влюбился, да и она, я думаю, вот они уже обручились. Как раз в воскресенье.
— В воскресенье!
Нет, что же это? Именно в воскресенье она расторгла помолвку с ним.
— Да, в девять вечера. Луна светила, музыка играла. Прямо третий акт пьесы!
Так, думал Билл. На ферме поужинали в восемь. Потом он шел по лесу. Получается, что она обручилась с этим типом раньше, чем встретила его.
— Ей очень повезло, — продолжала леди, поворачивая нож в ране. — Дадли — прекрасный человек, а кроме того, у него тридцать миллионов. Очень доходное дело, автомобили. Вы, конечно, слышали — Пикеринг?
Билл поднялся и постоял, держась за спинку кресла. Что-то такое он ощущал, когда получил нокаут.
— Я… мне пора, — выговорил он.