Я понял многое из рассказа Студникова. Конечно, историю с парашютистами и ампулой не обязательно было принимать на веру, именно так, как передал ее Студников. Она была, по-видимому, смесью правды и: сознательных искажений, столь обычных для версий о «заграничных шпионах», распространяемых властью. Но манера, с которой Студников говорил об Околовиче и его людях, раскрывала кое-что другое. Мой начальник без колебаний причислял меня в свою собственную категорию. Категорию людей, для которых интересы и безопасность партии были решающими. С общечеловеческой точки зрения личные качества Околовича и его людей могли заслужить если не одобрения, то во всяком случае уважение. В глазах студниковых эти качества служили гарантией того, что Околовича надо убить. Мой начальник не допускал мысли, что мне — сотруднику разведки, члену партии — личные качества Околовича могли послужить иной гарантией. Гарантией того, что этот человек должен остаться в живых.
Студников об этом не думал и продолжал давать руководящие указания»:
— Итак, Франц и Феликс. Парни они боевые и с заданием справятся. Между прочим, мы решили привезти их в Москву на несколько недель. Вам удобнее будет работать с ними. Тренировку сумеем провести соответствующую — с первоклассными инструкторами. А потом, пусть почувствуют, какое доверие им оказывается. Увидят столицу, походят по театрам; в общем, приобщатся к нашей жизни. Полезно, перед таким ответственным заданием. Иванов на днях летит в Берлин, Олег Николаевич. Вы его знаете? Он утвержден руководителем нашей берлинской группы. Сейчас для нас самое главное представить руководству толковый план и получить санкцию. Поэтому, отрывать вас от письменного стола не будем. Иванов встретится с обоими молодчиками и привезет их в Москву. В самое ближайшее время.
В комнату вошел Окунь. Завидев его, Студников вопросительно поднял брови и показал пальцем вниз, в пол. На этот жест Окунь коротко ответил: — «Да, пришел. Нижний этаж смотрит». — Студников заторопился.
— Вы работайте, я потом зайду к вам. Начальство пришло объект принимать. Пойду посмотрю, как и что…
Он вышел быстрыми шагами.
После ареста Судоплатова, манеры Окуня немного изменились. Он уже не растягивал слова, подобно бывшему начальнику Девятого отдела, но от обычая делать паузы в разговоре, похожие на усиленное обдумывание последующих слов, он не успел отделаться. Появилось и нечто новое, может быть, его собственное: манера морщить лоб, почти болезненным жестом, как бы в борьбе со сложным комплексом мыслей.
Я ни о чем его не спрашивал, но он сам начал рассказывать, кивнув головой в направлении нижнего этажа.
— Панюшкин пришел посмотреть наш особняк, новый хозяин Второго управления.
Второе управление МВД, со времени послесталинских реформ, объединяло в себе службы разведки. До сих пор Девятый отдел МВД подчинялся непосредственно заместителю министра генералу Серову. Я переспросил Окуня:
— Новый хозяин? Причем же тут мы? Нас включили во Второе?
Окунь беспомощно развел руками, капитулируя перед загадками бюрократии.
— Нет, не включили, наверное. Во всяком случае, приказа пока не было, но Панюшкин держит себя как наш начальник. Между прочим, быть в подчиненных у такого человека, как он, не обидно. Опыт работы у него колоссальный. Он, по-моему, всю жизнь провел на дипломатической службе. Был много лет подряд послом в Америке. Недавно вернулся из Китая. Теперь стал хозяином всей разведки. Человек, который действительно разбирается в нашей работе. Мало у нас профессиональных разведчиков со школой дипломата. Кстати, сегодня утром он меня вызывал знакомиться. У нас был разговор о задании по Франкфурту. Вы понимаете, какое задание я имею в виду? Оно получило теперь официальное название: «Операция Рейн». Почему именно «Рейн», я не знаю. Конечно, «Майн» было бы лучше, но это прозвище придумал Лев Александрович, и я не стал его расспрашивать о логической связи. Нам-то с вами все одно. Будем готовить операцию «Рейн». А вообще, хочу вас от души поздравить со включением в это дело. О его важности вы можете судить хотя бы по вниманию к нему со стороны высшего руководства. На таком деле можно взлететь высоко, но можно, конечно, и сломать шею. Вы знаете о прошлых попытках и чем они кончились. На этот раз, однако, успех нам, по-моему, обеспечен. Несчастье прошлых попыток заключалось в том, что они проводились местными силами всяких мелких служб. Теперь операция развертывается из центра, с подбором лучших людей и без ограничений в средствах. Это уже очень важно. Заставить же всю операцию сработать как хорошо налаженный механизм, мы сумеем. Иванов поможет вам в Германии, я сделаю все возможное в Австрии. Получите помощь и по другим странам. А самое главное — у нас есть исполнители, которые не подкачают. В боевых способностях Франца и Феликса заложена гарантия нашего успеха.
Окунь с обоими «исполнителями» никогда не встречался. Свое мнение он основывал на чтении их личных дел. Окунь, вероятно, затянул бы свои рассуждения еще надолго, но дверь в нашу комнату открылась и Студников почтительно пропустил вперед высокого худого человека в темносером костюме. Лицо незнакомца было изборождено глубокими морщинами, не по возрасту. Бледный, до серости, цвет лица говорил об очень плохом здоровье. Такие лица бывают у шахтеров или у рабочих свинцовых заводов. Впечатление больного человека создавалось и от сутулой походки незнакомца. Он двигался так, как будто у него не хватало сил держаться прямо. Когда он заговорил, голос его зазвучал тихо и надтреснуто. Он протянул мне руку, осматриваюсь одновременно по сторонам.
— Здравствуйте.
И тут же добавил просто, без какой-либо манерности:
— Александр Семенович меня зовут. Что-то душновато у вас здесь. Давайте, пойдем вниз. Поговорим о делах. Вы можете оставить ваше бумажное хозяйство на кого-нибудь? Ладно, запирайте в сейф. Я подожду.
Окунь помог мне перенести папки в стальной шкаф. Я спросил его вполголоса: «Панюшкин?» Он утвердительно кивнул головой.
В большой и светлой комнате на первом этаже было действительно больше воздуха. Массивное кресло за письменным столом осталось пустым. Панюшкин пристроился у окна. Кресло у окна было тоже немаленьким и Панюшкин утонул в нем, несмотря на свой высокий рост. Он как-то свернулся, сжался, пытаясь, вероятно, отдохнуть хотя бы на несколько минут от утомительных хождений по коридорам и лестницам «принимаемых» хозяйств.
Панюшкин показал мне на кресло напротив.
— Садитесь, Николай Евгеньевич. Как работается над заданием?
Ответить, что совсем не работается, было, к сожалению, нельзя. Я завел разговор о другом.
— Австрийские документы для Франца и Феликса готовы еще с прошлого года. Им, вероятно, лучше всего пожить несколько недель в Вене и потом уже ехать в Западную Германию. Феликс с австрийским диалектом знаком, а Франц не пропадет и без диалекта.
Панюшкин кивнул соглашаясь и, в то же время, останавливая меня.
— Хорошо, хорошо. Это все правильно. Но, как люди, они нас не подведут? Есть уверенность, что они не устроят нам какой-нибудь истории в последний момент?
Я понял, на что намекал Панюшкин. Теперь я мог ответить ему искренне.
— До сих пор было похоже, что подобное задание их не испугает и далее не смутит. Но разве в душу им заглянешь?
Панюшкин опять согласился.
— Да, это, к сожалению, верно. В человеческую душу заглянуть трудно. Но я не случайно задал вам такой вопрос. Вы будете ими руководить и вы же за них отвечаете. Вмешиваться в операцию вам не надо. Это ясно само собой. Мы посылаем нашего кадрового офицера для наблюдения за операцией, а не для того, чтобы, он оставил там свою голову. Кроме того, мы обязаны избежать спектакля на международной арене в случае провала. Пусть ругают Восточную Германию, но не советскую разведку. Потому так и важно знать, что за люди Франц и Феликс. Хватит ли у них нервов для подобной работы?
Мне показалось на секунду, что может быть здесь спрятана возможность затормозить дело.
— Не знаю, — сделал я вид, что колеблюсь. — Трудно сказать. Надо с ними поговорить и посмотреть их реакцию.
Мой ответ Панюшкину не понравился.
— Не знаете? Как же так? Вы же их рекомендовали… Только что сказали нам, что задание их не смутит… Не понимаю. Верите вы им или нет?
Я все же не хотел сдаваться и губить один из вариантов будущего отказа от задания.
— Александр Семенович, этих агентов наша служба знает, в основном, по прошлым делам. Я встречался с ними в мирной обстановке. Когда-то они были способны на операцию любой остроты, но с годами люди стареют и тяжелеют. У Франца, например, есть теперь семья, маленькие дети. Конечно, он будет более осторожным. Во Франции и Испании эти агенты шли на все, но с тех пор прошло пятнадцать лет.
Панюшкин грустно покачал головой и даже вздохнул.
— Верно. Стареют и тяжелеют. Везите их в Москву. Посмотрим все вместе, есть ли у них еще огонек. А в Берлине встречайтесь с ними почаще. Попытайтесь понять как следует их настроение.
— Но я не лечу в Берлин, Александр Семенович. За Францем и Феликсом едет Иванов.
Панюшкин повернулся к Студникову в настороженном недоумении. Тот начал объяснять.
— Мы не хотим отрывать Николая Евгеньевича от работы над планом. Операцию надо готовить очень тщательно и предусмотреть все заранее. А времени у нас мало.
Панюшкин пожал плечами.
— Всего заранее нельзя предусмотреть. И тщательная подготовка начинается с людей, а не с бумаг. Пусть он сам летит в Берлин. Посмотрит людей перед вывозом их сюда. Потом, надо бы достать через карлсхорстовскую агентуру новые сведения об объекте. Я смотрел ваши материалы. Рапорт «Вольфа» датирован августом и дает поверхностную картину. Похоже, что больше ничего другого у вас и нет.
Окунь заговорил тоном авторитета.
— Совершенно необходимо послать агентуру для предварительной разведки. Для фотографии дома, где живет объект, подходов к дому, для сбора данных о графике его жизни, об охране и прочем.
Студников вмешался своим тонким голосом.
— Мы планируем сделать это силами боевой группы по прибытии на место. А то пошлем каких-нибудь случайных людей и спугнем объект. Правда, вчера звонил полковник Комаров из Карлсхорста. Похоже, что у них есть возможность послать опытного агента. Журналист «Тэглихер Рундшау» — пронырлив и, говорят, — надежен. Поедет во Франкфурт неофициально, в качестве туриста и может сделать несколько фотографий для нашей коллекции. Как вы думаете, стоит рискнуть?
— Трудно ответить, не зная подробностей, — сказал Панюшкин. — Но я позвоню Питовранову, чтобы вам оказали посильную помощь. Комаров ведь его человек?
Генерал Питовранов был совсем недавно назначен уполномоченным МВД СССР в Германии на место генерала Каверзнева. Мой старый знакомый по «московскому подполью» Комаров стал полковником и руководил одним из отделов контрразведки в Карлсхорсте.
— Да, да, Комаров в аппарате Питовранова, — ответил Студников и замялся на секунду. — Есть только одна зацепка в проекте с этим журналистом. Мне, например, кажется, что служба Комарова хочет использовать «Пильца», т. е. этого журналиста, для собственного, самостоятельного плана ликвидации Околовича.
— Ну, это не новость. Околовича все хотят убить, — иронически вставил Окунь, но ядовитую улыбку успел подавить. Панюшкин недовольно дернул углом рта.
— Странного в этом ничего нет. Задание правительственное и: касается всех служб в одинаковой степени. Найдется у коллектива Питовранова возможность более перспективная, будут выполнять они.
Студников взглянул на меня многозначительно, как бы напоминая: «Ну, что я вам говорил!?» Панюшкин продолжал.
— Дело, конечно, не в красиво составленном плане. Иногда умелое разрешение технической мелочи может решить многое. Как, например, вы планируете перебросить на западную территорию оружие и деньги?
Мы ничего еще не планировали и даже не обсуждали, но глаза Студникова, буравившие меня, умоляли и приказывали что-нибудь срочно придумать.
Я избрал шаблонную отговорку.
— В дорожных вещах. Приобретем в Западном Берлине конкретные предметы в зависимости от существующих на рынке моделей и привезем в Москву. Здесь посоветуемся со специалистами.
— А оружие, какое? Систему уже установили? — не отставал Панюшкин.
— Бесшумное, наверное, — продолжал я импровизировать. — По многим соображениям. Мастерские в Кучине стали теперь отливать стальные блоки любой формы для этого оружия. Мы можем дать им внешнюю оболочку, скажем, портсигара или бумажника и они вмонтируют многозарядный блок. Для такой операции бесшумность и незаметность выстрела необходима, — чтобы избежать ареста исполнителей и последующего международного спектакля.
Панюшкин удовлетворенно кивнул головой. Он заметил, наверное, что я процитировал его собственные слова, и отозвался:
— Да, да, конечно, бесшумное. Пусть люди чувствуют, что им дается возможность отхода. Самоубийц нам не нужно. Съездите перед Берлином в Кучино и договоритесь с мастерами. Должно получиться боевое оружие, а не забавная игрушка. Пусть пристреляют его и точно рассчитают действие. Ну, что ж, приступайте к работе. Мы будем помогать всем, чем можем. Не стесняйтесь просить. Валюта понадобится, дадим любую. Документы берите только самые надежные. И не один комплект, а резервные — тоже. Личное оружие нужно или легкие автоматы — пишите заказ, достанем. Но все время помните, что работать нужно очень чисто. Авторов дела не должны открывать ни при любых обстоятельствах. Мне рассказывали о ваших прошлых делах и, в особенности о партизанских. Сегодня, конечно, обстановка иная. Но, если будете действовать спокойно и уверенно, все будет хорошо. Это дело должно стать венцом вашей тренировки и вашего опыта. Доведите его до успешного конца, и родина вас не забудет. Студников поспешил вмешаться.
— Есть одна деталь, Александр Семенович. Я хотел с вами посоветоваться. Относительно звания Николая Евгеньевича.
Панюшкин прервал его, почти недовольным тоном.
— Вернется с задания победителем и присвоим внеочередное. Стоит ли сейчас об этом говорить?
Студников остановил взмахом руки готовое было сорваться мое замечание и продолжал:
— Стоит, Александр Семенович. Тут дело сложнее. В этом месяце Николаю Евгеньевичу подошел срок получить капитана. А знаете, как аттестационные комиссии работают, — собираются раз в год. Останется он старшим лейтенантом до возвращения с задания, что тогда будем делать? Не утвердят майора. Не дадут перескочить через звание.
Панюшкин остановил Студникова.
— Все понятно. Это совсем не проблема. Пусть едет на задание — это главное, а мы сумеем оформить ему срочным порядком капитана в самое ближайшее время. Я поговорю с кадровиками. А вы, Николай Евгеньевич, над такими вещами не задумывайтесь. У нас людей судят по делам. Поезжайте в Берлин, привезите людей и начинайте работу. Будут загвоздки, — не стесняйтесь требовать с нас. Мы-то с вас требуем.
Я хотел было объяснить Панюшкину, что разговор о внеочередном звании не имел никакого отношения к моим собственным мыслям и желаниям, но он уже поднялся с кресла. Может быть, это было и к лучшему. Самого главного я ему не мог сказать, а все остальное не заслуживало даже обсуждения.
Панюшкин аккуратно попрощался со всеми и не спеша вышел из комнаты. Окунь остался со мной. Он кивнул вслед новому хозяину разведки и сказал с уважением в голосе:
— Какой человек, а? И ведь не сегодня-завтра, станет кандидатом в члены ЦК. У него большое будущее.
Я подумал, что, по иронии судьбы, у этого большого человека в числе ступенек на подъеме в ЦК было и правительственное задание по убийству Околовича.
В Берлин я вылетел 19 октября утром гражданским самолетом «Аэрофлота». Яна проводила меня до быковского аэропорта. Вместе с нами был Иван Иванович Карасев, и мы ни о чем настоящем разговаривать не могли. Но Яна и так знала, что свое пребывание в Берлине я намерен использовать для выбора слабого звена, разорвав которое нам всем можно было бы выбраться из ловушки. Ничего другого, более конкретного, мы не могли пока решить. События последних дней развернулись с такой быстротой, что стало окончательно ясно: добровольно и мирным путем разведка не освободит меня от задания. Студников был, видимо, уверен, что мой опыт работы за границей гарантирует мой успех в роли закордонного лоцмана операции «Рейн». Всеми средствами он старался демонстрировать мне, насколько нужен для службы и для него самого успех этой операции. Его рвение граничило со смешным. За несколько дней до отлета в Берлин Студников вызвал меня к себе и заявил торжественным голосом: