И опять гримаса искривила губы профессора.
— А вот тут ты можешь быть спокоен. Он уже взял его, не дожидаясь нашего позволения.
Джек попытался убедить дядюшку рассказать следователю из Скотленд-Ярда о сломанной стреле. Наверняка это наведет его на верный след.
Профессор не соглашался. В своем упорстве он был несокрушим, как скала, о которую разбивались все доводы племянника. Когда ему надоело выслушивать уговоры Джека, он просто, без обиняков, напомнил племяннику, что тот обещал ему хранить в тайне это обстоятельство.
Джек стиснул зубы:
— Ну, если вы, дядя, считаете необходимым напомнить мне о моем честном слове…
Больше не о чем было говорить. Покидая кабинет, Джек с трудом удержался от желания выругаться самыми последними словами.
Если кому-то хочется добровольно сунуть голову в петлю… Если кто-то не слушает никаких доводов рассудка…
Джек весь дрожал от возмущения. Попробуй спаси этого старого упрямца! Да и он сам хорош — дал честное слово.
Забыв о своем хорошем воспитании Джек прикрыл за собой дверь со стуком, совершенно недопустимым по правилам хорошего тона. И оказавшись за дверью, все-таки не удержался и вполголоса выругался. И по лестнице спустился с грохотом. Лети оно все к черту!
— Джек!
В темной гостиной Джек с трудом разглядел в красном отблеске огня в камине свернувшуюся в кресле хрупкую фигурку.
— Джек! Что с тобой? Какая-то неприятность?
— А разве в этом доме может случиться что-то другое? — проворчал юноша.
— Да, ты прав, — прошелестел в ответ тихий шепот.
Джек взял себя в руки.
В неверном отблеске огня на него смотрело испуганное, невероятно истощенное личико. Вон как съежилась в кресле, бедная девочка!
— Извини, — Джек в раскаянии готов был провалиться сквозь землю. — Извини меня, сестренка. Нервы…
Кэй протянула кузену руку.
— Ну, что ты, не извиняйся, я же понимаю. И ничуть не обижаюсь на тебя. Нервы у всех нас натянуты до предела.
— Ну, я бы не сказал, что у всех, — покачал головой молодой человек. — Я бы не сказал.
— Ты имеешь в виду папу? Да, по его внешнему виду не скажешь, что у него нервы не в порядке.
— А есть ли у него они вообще? — вырвалось у Джека.
— Ну, что ты! Просто папа очень сильный человек. И не любит показывать, что делается в его душе. И маску невозмутимости он не снимает даже перед самыми близкими ему людьми. Джек, ты можешь немного посидеть со мной? Тут так пусто… И мне так… — Губы девушки предательски задрожали, она с трудом удержалась, чтобы не расплакаться в голос.
Горячая волна нежности залила сердце молодого человека. Он нежно погладил дрожащую ручку:
— Бедная моя малышка… Ну конечно же, я с удовольствием посижу с тобой. А почему так дрожит твоя рука? Тебе холодно?
— В последнее время мне всегда холодно, — тихо пожаловалась девушка. — Знаешь, с тех пор, как…
Джем заботливо закутал в плед вытянутые к огню маленькие ножки.
— Какой ты добрый, Джек! И такой внимательный ко мне.
— Глупости, — пожал плечами молодой человек. И вдруг отчего-то смутился. Чтобы скрыть смущение, он наклонился над ящиком с дровами. — И в самом деле, как-то зябко тут. Подброшу-ка еще полено. И придвину свое кресло к самой решетке камина.
— Джек… Только не смейся надо мной, но мне бы хотелось, чтобы ты сел поближе. Мне тогда как-то спокойнее…
Джек поспешил выполнить просьбу кузины. Она прикоснулась пальцами к его руке.
— Знаешь, я вот часто думаю… Не представляю, что с нами будет, если ты нас покинешь. Хотя понимаю, тебе следует это сделать.
— Глупости, — снова в смущении повторил Грэнмор. Ничего другого ему как-то не приходило в голову. — Даже и не говори об этом. Не для того я приехал, чтобы теперь бросить вас и бежать.
— Так ты не оставишь меня одну? Правда? — девушка решилась наконец поднять глаза, окаймленные удивительно длинными ресницами.
— Да, ведь я тебе уже сказал, — Джек пытался за напускной грубостью скрыть одолевавшую его жалость к кузине. — Ну как я могу оставить тебя одну теперь, когда… — он запнулся, — … когда тебе не хочется оставаться одной.
Тонкие пальчики сильнее сжали его руку.
— Знаешь, мне очень нравится, когда ты со мной так строг. Ты и в детстве частенько покрикивал на меня. Помнишь?
— Ну, это ты сочиняешь. Чтобы я осмелился на тебя прикрикнуть? Не было такого.
Джек боялся пошевелиться, боялся спугнуть робкую ручку.
— Да нет же, ничего я не сочиняю. Вот на этом самом месте, — девушка кивнула в сторону лестницы. — Ты был вождем команчей, а я не соглашалась быть львом. Ведь на мне было светлое платье, я его надела первый раз и очень боялась испачкать, если буду на четвереньках спускаться с лестницы. Да и упасть боялось, ведь спускаться пришлось бы задом. Как ты тогда на меня кричал! Обзывал трусихой, недотепой, салонной куколкой. Роберт тоже… тут ее голос предательски задрожал, — Роберт тоже рассердился на меня. Вы с ним были правы, я и в самом деле всегда была трусихой. Вот и теперь… Но что я могу поделать? Ведь я не виновата, что такая…
Джек Грэнмор задумчиво смотрел в огонь. Он тоже вспомнил эту сцену из такого далекого детства.
— Да, да, помню. Потом я долго не мог смыть с лица татуировку. Вместо акварели раскрасился тушью, чтобы лучше держалась. И она действительно очень хорошо держалась, — он даже рассмеялся, вспомнив об этом.
— А мое новое платье все равно было испорчено. И все из-за той самой туши. В наказание ты плеснул ею на мое новое платье.
— Какой же я был несносный… сорванец!
— О, ты еще не знаешь, каким несносным ты был! — подтвердила Кэй. — Сколько я от тебя перетерпела, сколько слез пролила! Но плакала только тогда, когда никто не видел. А то бы ты и вовсе задразнил меня: «плакса-вакса, трусиха несчастная». И никогда никому не жаловалась.
Полено в огне с оглушительным треском раскололось на две части. Далеко разлетелся сноп золотых искр.
Вздрогнув всем телом, Кэй со слабым криком инстинктивно прижалась к молодому человеку.
— Как я испугалась! Видишь, до сих пор осталась трусихой, и тут уж ничего не поделаешь.
— Не надо бояться, — он сжал ее тонкие пальцы.
— Нет, сейчас я уже не боюсь. И знаешь, что я хочу тебе сказать? Уже тогда, когда ты был вождем команчей… в коротких штанишках, обшитых бахромой, наверняка срезанной с обшивки какого-то дивана, уже тогда я чувствовала себя в безопасности под твоей защитой. И по всей вероятности, такое чувство осталось еще с тех времен, — тихо закончила девушка.
Они помолчали. Огонь в камине медленно догорал. Часы, стоящие на полу гостиной, мелодично пробили двенадцать.
Джек неохотно поднялся. Он один знал, как неохотно. Вот так бы просидел всю ночь…
— Пора. Тебе надо лечь спать.
Кэй послушно поднялась.
— Если бы ты знал, как не хочется мне сейчас идти в мою одинокую комнату! Я теперь до самого рассвета не гашу свет. Как-то не хватает духу остаться в темноте.
Ступив на лестницу, девушка пошатнулась. Джек невольно обнял ее, поддерживая. Она не возражала.
Дорога до комнаты Кэй оказалась намного короче, чем бы хотелось молодому человеку.
— Спокойной ночи, Джек.
Он сам не мог бы сказать, как получилось, что его губы нежно прикоснулись к ее щеке.
Девушка замерла на секунду, затем осторожно выскользнула из его объятий. Глаза, устремленные на кузена, горели ярким огнем из-под длинных шелковых ресниц.
— Джек, я не уверена… хорошо ли мы поступаем, что в такое время…
Укор, прозвучавший в голосе девушки, заставил молодого человека испытать угрызения совести. Хорош защитник! Воспользовался минутой слабости сестренки…
— Прости меня, Кэй. Прости, — он прижался губами к ее руке.
Она погладила его по склоненной голове.
— Нет, Джек, ты не так меня понял. Я не обиделась. Просто кажется мне, что все это не так просто… Спокойной ночи, Джек. — И она осторожно отняла руку.
Тихо стукнула дверь ее комнаты.
Сердце Джека радостно забилось. Она так тепло произнесла «Спокойной ночи, Джек». Похоже, не обиделась. И что значили ее последние слова?
В эту ночь Джек Грэнмор долго не мог заснуть, хотя на сей раз его не мучили никакие кошмары. Как только он закрывал глаза, перед ним сразу появлялось нежное, измученное лицо. Бедная малышка! Чего бы только он ни сделал, чтобы на это бледное личико вернулся прежний румянец и веселая, беззаботная улыбка!
…Фазанье перо никак не хотело держаться на лбу и то и дело съезжало на щеку, а что за вождь с перекошенным пером?
— Джек!
Ну вот, Кэй опять расхныкалась. Небось, снова из-за какого-то платья! Ну что за девчонка! Не завидую Роберту, маленькое удовольствие иметь такую плаксу-сестру.
Глухие удары участились и стали громче. Откуда у Роберта этот барабан?
— Джек!
Нить сонных образов внезапно перестала раскручиваться. Еще не совсем проснувшись, Джек резко сел в постели.
— Джек, ради Бога открой! Джек, открой!
Дверь сотрясалась под ударами маленьких кулачков.
Джек пришел в себя. Кэй! Кэй в опасности!
Одним прыжком он оказался у двери и повернул ключ.
— Кэй! Что случилось?
Было заметно, как дрожит тело девушки под красным шелком пижамы.
— Джек, в доме кто-то ходит!
— Кто?
— Не знаю, — зубы Кэй стучали от стреха. — Кто-то чужой ходит по дому. Я боюсь… Я не хотела будить папу…
Джек сжал в руке пистолет.
— Где он?
— Только что прошел мимо моей комнаты. Брался за ручку двери, пытался ее открыть. Я отчетливо слышала. А потом пошел по коридору вон туда…
Джек повернул выключатель в коридоре. Свет заполнил длинный узкий коридор. Но он был пуст.
— Может тебе показалось, малыш?
— Нет, — девушка дрожала мелкой дрожью не переставая. — Я слышала отчетливо, я не могла ошибиться. Тихо! — стиснула она руку кузена. — Слушай!
Где-то недалеко скрипнула ступенька лестницы. Вот еще. Похоже, по ней кто-то осторожно спускался.
— Подожди меня здесь! — бросил Джек и кинулся к лестнице.
Кэй не послушалось его и бросилась следом:
— Нет, ни за что на свете я не останусь одна!
Вдвоем они подбежали к лестнице. Она терялась во тьме, но некогда было искать выключатель — ступеньки внизу явственно скрипели под чьими-то шагами.
Джек кинулся вниз, перескакивая через несколько ступенек, Кэй за ним. Он слышал за собой ее учащенное дыхание.
На площадке лестницы Джек остановился, вглядываясь в темноту. И вдруг вздрогнул — в нескольких ярдах ниже бесшумно двигалась тень. Тень человека.
Горячий шепот ожег ухо:
— Ты видишь, Джек?
Джек поднял револьвер:
— Стой!
Неприятно резанул слух собственный дрожащий высокий голос. Кэй подумает, что он струсил!
— Стой! — крикнул он еще раз, уже увереннее, направив револьвер в сторону убегавшего человека. — Стой, буду стрелять!
Холодное железо оружия внушало уверенность в своих силах. Убегавший не реагировал на окрик.
Джек почувствовал, как тонкие пальчики Кэй впились ему в плечо.
— Стреляй! — в самое ухо шепнула девушка.
Джек заколебался. Стрелять в спину убегавшему? Он опять большими прыжками бросился за ним. Кэй не отставала, не выпуская рукав его куртки.
— Стой! Иначе стреляю! — опять крикнул Джек.
Убегавший не остановился. Эх, уйдет, не догнать! Вот сейчас пробежит мимо дверей кабинета профессора, а потом доберется до первого этажа и скроется в извилистом коридоре. Кэй, видимо, тоже поняла это.
— Стреляй! — уже не таясь крикнула она.
Джек нажал на курок. В последнюю долю секунды он опустил дуло револьвера, целя в ноги бежавшего. Грохнул выстрел. В ночной тишине он громом отозвался во всем доме.
Тень, не задержавшись, сбежала вниз.
— Еще! Еще раз! — Кэй трясла Джека за плечо. — Стреляй же! Наверняка это он убил Робби!
Джек вновь нажал на курок, но выстрела не последовало.
— Стреляй же! Почему не стреляешь? Он всех нас поубивает! О, как мне страшно!
Джек опять попытался выстрелить, но ничего не получилось.
— Пистолет заклинило! — крикнул он, вырвавшись от Кэй, и бросился вниз. — Я его и так догоню!
Схватив пистолет за дуло — на худой конец им можно оглушить преступника! — Джек кинулся вдогонку за убегавшим.
Тот, однако, воспользовался заминкой и здорово успел опередить преследователя. Вот он уже у черной лестницы…
Джек напряг все силы. Когда-то он был неплохим спринтером, но сейчас противник превосходил его на целый класс.
По металлическим ступенькам Джек сбежал в одиночестве. Распахнутая настежь дверь в сад — значит, неизвестный выбежал из дома. Яркий свет горящей на террасе лампы позволил осмотреть все вокруг. Никого.
Скрипнула дверь. В потоке яркого света появилось блестящее морщинистое лицо цвета старой меди. В руке Джон Кетлок неумело держал огромный допотопный револьвер.
— Что случилось, сэр?
Джек с трудом хватал воздух открытым ртом, никак не мог отдышаться после стремительной гонки.
— Кто-то… кто-то выбежал в эту дверь, — он указал рукой на распахнутую настежь дверь. — Кто-то чужой был в доме…
Вместе с Джоном они выскочили наружу. Под ногами зашелестели опавшие листья. Калитка тоже была распахнута. Джон запер ее на засов и потом еще на ключ, достав его из кармана. Повел вокруг длинным дулом револьвера:
— Здесь никого нет.
Это было и без того ясно. В садике перед домом негде было бы укрыться.
Они вернулись в дом. Джон попытался засунуть свой музейный револьвер в карман, но это было нелегко сделать — длинная деревянная рукоятка не помещалась.
— Странно это, — пробурчал он себе под нос.
— Что странно? — спросил Джек.
Индеец не ответил.
Сьюзен уже успела натянуть свой накрахмаленный чепец.
— Святой Патрик! — причитала старушка, сжимая свои сморщенные ручки. — Опять бандиты! Они нас всех тут поубивают! Кто это был, Джон?
Индеец лишь молча пожал плечами.
— Но они убежали из нашего дома? — допытывалась старушка.
Индеец опять молча кивнул.
— Слава Богу! — и старая домоправительница принялась запирать входную дверь на все замки и цепочку.
— Калитка опять была открыта, — пробурчал, ни к кому не обращаясь, индеец.
Старушка очень переполошилась:
— Ведь я же сама напомнила о том, чтобы ее заперли, а потом лично проверила, заперта ли. Два раза проверила, никак не меньше. Кто же ее отпер?
В ответ индеец лишь пожал плечами, а потом так же, ни слова не говоря, удалился к себе.
Старушка, естественно, не могла отнестись равнодушно к такому обращению с ее особой.
— И когда это страшилище научится разговаривать по-человечески? — гневно воскликнула она. — Рот ему трудно раскрыть, молчит, ну ровно мумия какая…
Джек беспокоился о Кэй и поднялся наверх, чтобы посмотреть, как она себя чувствует. Опять такое потрясение для бедной девушки, и без того смертельно напуганной.
Девушку он нашел съежившейся в кресле. Рядом с ней стоял отец, держа руку в кармане халата. Карман сильно оттопыривался.
Профессор вопросительно посмотрел на племянника:
— Убежал?
— Исчез, не оставив никаких следов.
Об открытой калитке молодой человек решил не говорить, ведь это еще больше взволнует Кэй. Впрочем, профессор не стал расспрашивать о подробностях.
— Этого следовало ожидать.
Он вынул руку из кармана и из стоящего на столе серебряного ящичка достал сигарету.
— Закуришь? — он пододвинул к племяннику ящичек. — В эту пору сигарета, пожалуй, будет приятнее сигары.
— Спасибо, с удовольствием.
— Я тоже закурю, — Кэй протянула руку за сигаретой.
Профессор в удивлении вскинул брови. Ему еще не приходилось видеть, чтобы дочь курила.
— Просто, сегодня я немного понервничала, — виновато прошептала девушка. — Надеюсь, сигарета поможет мне успокоиться.
Ни слова не говоря профессор подал дочери огонь. Та жадно втянула в себя дым и тут же, поперхнувшись, сильно раскашлялась. Так сильно, что на глазах даже выступили слезы.