— Патриоты и «Сыновья Свободы» все еще празднуют то, что они считают сокрушительной победой. Хатчинсон и сторонники короны полагают, что нас в пух и прах разбомбят. Придерживающиеся умеренных взглядов, вроде нашего друга торговца Джона Роу, говорят, что нам следует заплатить за чай и принести официальное извинение.
— А что думаешь ты?
— Что мы были втянуты с момента нашей свадьбы в заговор Бернарда, Хатчинсона и Оливьера. Бернард отозван, Хатчинсона вызовут в Лондон и упрекнут, что не обеспечил охрану чая, заместитель губернатора Эндрю Оливьер безнадежно болен. Я составляю документ об импичменте главного судьи Питера Оливера, чтобы мы избавились от него.
Абигейл помолчала некоторое время.
— А что в отношении Лондона? Мы не будем знать, что он готовит, пока не начнет действовать. Где и в чем мы найдем в таком случае помощь?
— В том, что существовало всегда: сражаться с помощью имеющегося оружия.
Он погладил ее волосы, как часто делал в момент волнения.
— У Англии есть опыт разрешения таких проблем дружеским образом. Мы — англичане до мозга костей в речи, мышлении, ощущении и являемся неотъемлемой частью ее семьи. Потребовалось бы поразительное сочетание таланта, гениальности, чтобы составить набор репрессивных действий, которые были бы способны отделить нас от империи.
— Очевидно, Англия обладает такой гениальностью.
— Если бы только парламент разрешил нам избрать и послать представителей от каждой колонии для участия в обсуждении законов, принимаемых против нас.
Патриотов поносили вовсю за сброс чая в море. Бенджамин Франклин, живший многие годы в Лондоне в качестве колониального агента, представлявшего Массачусетс, Пенсильванию, Нью-Джерси и Джорджию как перед короной, так и перед деловыми кругами, писал, что сожалеет о крайности, когда в споре об общественных правах уничтожают частную собственность. Утверждалось, будто некий член парламента кричал: «Преступление американцев просто гнусно! Нельзя добиться послушания законам в этой стране, не уничтожив это змеиное гнездо!» Король Георг III бросил фразу: «Мы должны взять верх над ними или же предоставить их самим себе и рассматривать чужаками». Американские газеты консервативного направления писали, что на Бостон следует смотреть как на Карфаген.
В конце февраля Джон купил ферму брата Питера за четыреста сорок фунтов стерлингов. Абигейл поинтересовалась, могут ли они позволить себе такое.
— Нет, мы не имеем средств, — упрямо ответил Джон. — Я купил дом в Бостоне, места в церкви, лодку. Я потратил состояние на книги, на улучшение наших десяти акров земли.
— В таком случае я не понимаю, о чем ты думаешь.
— В еще большей мере мы не можем позволить, чтобы ферма Питера ускользнула из наших рук. Ее могли купить другие. Я хотел приобрести эту ферму с момента нашей свадьбы. Имея тридцать пять дополнительных акров, мы можем жить за счет дохода с земли. Земля всегда плодоносит, невзирая на кризисы, каким подвержена юриспруденция.
Бостон словно поджался. Трудно было чем-то заняться. Повсюду, где бывали Джон и Абигейл, люди обсуждали вопрос о чае, попивая кофе. Деловая активность резко снизилась. У Джона было мало судебных дел, и он поехал в Ипсуич, но не брался за судебные тяжбы в Плимуте. Стало меньше и административных дел, поскольку губернатор отложил или распустил Ассамблею Массачусетса, прежде чем она успела собраться.
6
В начале мая прибыло судно «Гармония» с известием о постановлении, касающемся бостонского порта. Абигейл уехала в Уэймаут проведать больную мать, а также восстановить отношения с Бетси, ставшей жертвой слухов о ее связи с Джоном Шоу, постояльцем в пасторском доме Смитов. Абигейл написала Бетси резкое письмо, она предостерегала ее, что следует беречь свое доброе имя, и приглашала приехать в Бостон. Ответ Бетси явился ударом для Абигейл: «Ты не можешь представить, как я была подавлена, узнав, что вызываю опасения у некоторых членов семьи…»
Это была первая ссора Абигейл с сестрой. Она понимала, что отношения надо немедленно исправить. Ее письмо было щепетильным и назидательным, а когда она вспомнила часы, проведенные в одиночестве с Джоном перед камином в гостиной, где они обменялись, как говорил потом Джон, «миллионами поцелуев», ей стало стыдно.
Она прочитала со своим отцом в библиотеке текст постановления о бостонском порте. Постановление было настолько чудовищным, что преподобный Смит воскликнул:
— Все равно что читать собственный смертный приговор!
Трудно было по-иному оценить обрушившееся на них бедствие. Бостонский порт закрывался. Ни одно судно, кроме британских военных кораблей, не могло войти или выйти из гавани. Генерал Гейдж, командовавший британскими войсками в Нью-Йорке, становился военным губернатором Массачусетса. Сюда переводились несколько полков, Губернатора Хатчинсона отзывали в Лондон.
Бостон словно оцепенел в ожидании репрессивных мер Британии.
Абигейл вернулась в город, и на нее обрушился шквал плохих известий. Бостон будет жить по законам военного времени. Британские войска будут расквартированы в домах горожан. В Массачусетсе запрещаются городские собрания. Выбранные лица не имели права созывать своих избирателей на собрания без разрешения губернатора. Один лишь король мог назначать членов совета, старших и иных судей. Местные шерифы отбирались военным губернатором. По сути дела, парламент отменял хартии колонии залива Массачусетс 1628 и 1691 годов, определявшие управление колонией с момента, когда первый корабль отплыл из Англии.
Новым портом ввоза импортных товаров был объявлен Марблхэд, в пятнадцати милях к северу. Бостону грозило удушение: если нельзя было доставить товары и продовольствие по морю, то все это должно было провозиться но узкому перешейку, а перешеек Нэк легко блокировали британские войска. Бостону, его жителям, его бизнесу и культуре грозила медленная смерть. Его должны были покинуть все.
— Именно этого хотят британцы, — комментировала Абигейл, — мы должны сдать в аренду наш дом.
— Нет, Абигейл. Все и каждый должны остаться. Не думай, что я превратился в мусор. Дело обстоит иначе. Я могу уверенно сказать, что после этого сообщения ощущаю в себе большее присутствие духа и большую энергию, чем в былые годы. Я вижу в принимаемых мерах проявление отчаяния лорда Норта.
— Но что же будет с Бостоном?
— Бостон должен сыграть роль мученика. Он должен угаснуть. Наше единственное утешение в том, что он пострадает во имя благородного дела. Вероятно, он преобразится, достигнет благополучия, великолепия и влияния большего, чем когда-либо.
Их навестил Коттон Тафтс, привезший медикаменты, которые он смог достать до того, как были исчерпаны английские запасы. На следующее утро они услышали оглушительную канонаду со стороны замка Уильям и гавани, где бросили якорь военные корабли.
— Это в честь генерала Гейджа, высадившегося на пристани Лонг Уорф для выполнения своих обязанностей, — сказал Коттон; за стеклами очков его глаза были круглыми, как у совы.
Джон, Абигейл и Коттон вышли на улицу. В своем шикарном пурпурном мундире полковник Джон Хэнкок стоял во главе красиво обмундированных кадетов — почетного караула генерала Гейджа. За кадетами в направлении ратуши, теперь благодаря усилиям Сэмюела Адамса ставшей Домом правительства, следовали роты красномундирников. Полковник Хэнкок, принятый бостонским светом Сын Свободы, вошел в зал совета как участник комитета по приему генерала.
Джон провел Абигейл к теплому камину в своей конторе. На его столе были разбросаны бумаги, касающиеся земельного спора между Нью-Гэмпширом и Массачусетсом, а также импичмента главного судьи Оливьера. Ее наметанный глаз заметил, что на столе нет новых постановлений, контрактов, заметок. Джон наблюдал за ее взглядом.
— Нет перспективы в отношении моих профессиональных дел в это лето. Я не заработал ни шиллинга за всю неделю.
— В таком случае вернемся, будем заниматься нашей фермой.
— Попросим Брекетта прислать фургон.
Они приехали в Брейнтри под сверкающим сиянием июльского солнца. Дети убегали из дома с его первыми лучами. Джон работал на полях, удобряя их болотным илом для посевов многолетней травы. Затем он решил поехать в Ипсвич, Йорк и Фолмаут на открытие судебных сессий.
— Как бы то ни было, я должен попытаться вернуть причитающееся мне.
Он бродил по судам северного Массачусетса, получая работу, которая едва окупала его проживание и пропитание, затраты на овес для лошади. Единственной отдушиной были его пространные письма к Абигейл, иногда по два в один день:
«Меня утешает мысль о возвращении в Брейнтри, к моим кукурузным полям, лугам, садам и лужайкам. Мое воображение… всегда рядом с тобой и по соседству с тобой; я мысленно гуляю с тобой и с нашей крошкой болтушкой Нэбби, Джонни, Чарли и Томми. Мы вместе поднимаемся на Пенн-Хилл, проходим мост к равнине, к садам».
Абигейл научила Нэб и Джонни сбивать масло и варить сыры. Чарли кормил цыплят и уток.
С наступлением сумерек, когда дом затихал, начиналась ее вторая жизнь: она спускалась в кабинет Джона и читала газеты соседних колоний. Англия закрыла порт Бостона 1 июня 1774 года, как было сказано в законе: даже простая лодка не проскочила бы через внушительную цепь военных кораблей — «Тартар», «Магдалена», «Лайвли», «Тамар».
Никогда еще она и соседи не вели подобного нелегального образа жизни. Городские собрания были запрещены постановлением, вступившим в силу 1 августа, но в Брейнтри изменили название управляющего органа на «собрание графства», и это собрание стало проводить регулярные заседания. В Бостоне городское собрание было отменено, но по пути в Мэн Джон председательствовал на собрании, где представители Бостона проголосовали за решение не платить за чай, выброшенный в море. В сообщении из Чарлзтауна рассказывалось, что члены жюри отказывались принести присягу судьям, назначенным короной, и в результате пришлось отложить заседание судов. Горожане подчинялись своим шерифам, игнорируя назначенных короной должностных лиц. Массачусетс не мог поступить так, чтобы из бостонской гавани ушли военные корабли, но горожане не считались ни с одним положением регулирующих постановлений.
Благодаря странному недосмотру не была распущена выбранная Ассамблея колонии — орган, в который входил Джон Адамс в качестве члена Генерального совета, или кабинета, но губернатор Хатчинсон отменил решение об избрании Джона. Ассамблея собралась в Бостоне, и ей было предложено переехать в Салем согласно предписаниям. Собравшись в Салеме, Ассамблея тут же призвала созвать Конгресс тринадцати колоний.
Генерал Гейдж вопил:
— Это незаконно! Ассамблея распущена!
Но было уже поздно. Ассамблея Массачусетса утверждала, что ее призыв созвать комитеты законный.
Конгресс стал преемником ранее состоявшегося конгресса по поводу закона о гербовом сборе, созванного комитетами связи Сэмюела, и должен был вновь собраться в Филадельфии. В Первом конгрессе участвовало девять колоний. Сколько колоний пошлют своих представителей на этот раз? Каждый город и поселок обещал поддержку и помощь репрессированному Бостону. Какие колонии из двенадцати сочтут страдания Бостона своими собственными?
Из Ипсвича пришло письмо с загадочной и волнующей строчкой, добавленной почти как постскриптум: «Сейчас мне хотелось бы быть дома, чтобы обдумать вопросы одежды, прислуги, кареты, лошадей и тому подобное для поездки».
Абигейл сидела, держа письмо Джона в руке, стук ее сердца был слышен в ушах. Какое путешествие? Куда он может поехать, чтобы потребовались одежда, прислуга, карета?
Должно быть, в Филадельфию! На Конгресс!
Абигейл сидела на софе, наклонившись вперед. Первое, что она испытала, — чувство гордости: Джон Адамс заработал право представлять Массачусетс. Затем появился страх: поскольку генерал Гейдж распустил массачусетскую ассамблею, не сочтут ли ее представителей мятежниками? Если так, то Джон Адамс окажется в критическом положении: суды присяжных для подобных дел отменены, все судьи-американцы отстранены. Его могут послать в Галифакс для осуждения Британским адмиралтейским судом или в Англию на кораблях «Кансо» или «Лайвли», стоящих под парусами, прежде чем она узнает, что он схвачен.
Страх отступил, как ранее гордость. Она принялась думать о более практических последствиях. На поездку в Филадельфию потребуется, по меньшей мере, две недели. А как долго будет заседать Конгресс? Еще две недели, два месяца, кто сможет сказать? Она боялась долгой разлуки. Но понимала, что переборет свои опасения до возвращения Джона домой.
Прогуливаясь поочередно с детьми в коляске, она чувствовала подъем энергии. Новости ободряли.
Не участвовавшая в Конгрессе по поводу гербового сбора Виргиния на этот раз решила выступить еще до того, как получила призыв Бостона. Как только палата Бургесс — местное самоуправление — узнала о законопроекте по бостонскому порту, Томас Джефферсон предложил, а палата приняла решительную резолюцию, объявлявшую первое июня «днем поста, унижения и молитвы», испрашивавшую вмешательства Провидения, дабы предотвратить большое несчастье, «наделить нас одним сердцем и одним рассудком, чтобы твердо противостоять всеми справедливыми и надлежащими средствами любому ущемлению американских прав». Когда губернатор Виргинии, назначенный короной, распустил Палату Бургесс, ее члены собрались через несколько дней, назвали себя Ассамблеей и осудили закон о Бостонском порте как «самую опасную попытку уничтожить конституционную свободу и права всей Северной Америки», заявили, что нападение на одну колонию есть нападение на всех.
Из газет, поступивших из Провиденса и Нью-Йорка, Абигейл узнала, что и они призывают к совместным действиям при чрезвычайных обстоятельствах. Во всех статьях прослеживалась одна общая мысль: постановление о бостонском порте, как и другие постановления, должно быть отменено.
После объезда выездных сессий суда Джон вернулся домой, имея в кармане не больше фунтов стерлингов и шиллингов, чем в момент отъезда.
Массачусетская ассамблея проголосовала в пользу того, что каждый из ее пяти представителей — Томас Кашинг, Джеймс Боудойн, Сэмюел и Джон Адамсы, Роберт Трит Пейн — получили по сто фунтов стерлингов для оплаты расходов по найму лошадей, экипажа и прислуги в Филадельфии, а также ночлега и питания. Жалованья никому не полагалось.
— Кто оплатит сшитую вами одежду для Филадельфии? — спросила Абигейл.
— Мы сами, — покраснел Джон. — Массачусетс не может выглядеть хуже, чем элегантно одетые Нью-Йорк и Виргиния.
— Думаю, что не должен! К счастью, весной выпали хорошие дожди. Урожай зерна и кормовых трав должен быть хорошим. Я продам его в Бостоне.
В суматохе отъезда он был равнодушен к домашнему хозяйству, заботясь о политической экономике… и о своих ограничениях. Мэрси Уоррен писала, что горда за Абигейл в связи с назначением Джона. Ее муж Джеймс как член Ассамблеи настаивал на этом назначении. Уоррен писал из Плимута, оценивая предстоящий Конгресс как собрание «великого достоинства и значения, как никакой другой, будь то древний или современный, какой когда-либо собирался… Я уверен, что большая часть участников явятся мастерами, поднаторевшими в политике… провидцами, проникнутыми подлинным духом предвидения, и государственными деятелями, мудрыми и справедливыми».
Открытие Конгресса намечалось на сентябрь 1774 года. Тем временем Бостон переживал трудности, вызванные нарушением нормального снабжения города. Джон был назначен в комитет по сбору помощи бостонцам. Когда овощи и фрукты созрели, Абигейл нагрузила ими целый фургон, добавив яиц и сыра. Британцы все еще разрешали проезд по перешейку Нэк. Джон и один из его работников доставили фургон в город и передали продовольствие комитету. Они посетили также Ричарда Кранка и Сэмюела Адамса, снабдив их семьи продовольствием.
Чета Адамс переживала и другие душевные неприятности. В начале июля Джон писал Абигейл о своих впечатлениях во время выездной сессии суда. В Фолмауте толпа ворвалась в дом консерватора, выкрала его документы, терроризировала жену, детей и прислугу. В других городах сторонники короны были обмазаны дегтем и вываляны в перьях. Те же, кто были несогласны с патриотами или утверждали, будто Бостон заслужил решение о закрытии порта, организовав хулиганскую вылазку с чаем, пострадали в свою очередь, их дома были разграблены возмущенной толпой.