Когда они вернулись, Франсуа тоже увидел их из своего окна. И помрачнел больше, чем когда-либо. Готовилось свершиться то, чего он так боялся. Ведь Теодора страшила его именно из-за Анна…
Анн доехал на Безотрадном до самого входа в донжон, спешился и протянул руку, чтобы помочь всаднице сойти на землю, но сделал это так неловко, что поскользнулся. Пока он восстанавливал равновесие, она сама проворно соскочила с коня.
Анн удивился. Непонятно, почему раньше Альенора казалась ему более высокой. Она вовсе не была малорослой – для женщины, но все же Анн возвышался над ней на добрую голову. «Волчья дама» обратилась к нему с улыбкой, одновременно усталой и сияющей:
– Как мне выказать вам мою благодарность?
– Я всего лишь исполнил свой долг, сударыня.
– Не говорите так. Если бы не оказалось рядом храброго человека, который решился выехать в такой холод, меня бы уже не было в живых…
На следующий день Франсуа де Вивре с удивлением услышал, что Альенора д'Утремер стучит в дверь его комнаты. Он принял ее, стоя спиной к камину. Принужденно осведомился о ее здоровье. Она скупо поблагодарила и сразу же перешла к цели своего визита.
– Я хочу стать хозяйкой Куссона. Продайте мне сеньорию!
Хоть Франсуа и ожидал от этой женщины чего угодно, но тут от удивления просто онемел.
Альенора д'Утремер ничуть не смутилась.
– Разве у вас не два замка? Продайте мне этот. Назовите вашу цену. Я гораздо богаче, чем вы можете вообразить!
К Франсуа, наконец, вернулся дар речи:
– Куссон не продается.
– Ни за какую цену?
– Ни за какую цену.
Альенора принялась расхаживать по комнате. Она двигалась с большим изяществом.
– Тогда сделайте меня хозяйкой замка по-другому. Я прошу у вас руки вашего наследника.
На сей раз Франсуа почувствовал, что ему не хватает воздуха. Он не сразу сумел отдышаться.
– Анну всего пятнадцать лет!
– А мне – двадцать шесть. Возраст нам обоим позволяет иметь детей.
Франсуа посмотрел на столь самоуверенную женщину и не смог сдержаться:
– Возвращайтесь лучше туда, откуда явились!
– Какое гостеприимство! И куда же я должна вернуться?
– Вы сами прекрасно знаете. Не вынуждайте меня произносить это вслух.
– Все же – скажите.
– Возвращайтесь к своим – к волкам и мертвецам!
Какое-то время Альенора молчала, сочувственно глядя на своего старого собеседника, словно полагая, что он лишился рассудка. Затем сухо поклонилась и вышла.
Оставшись один, Франсуа не отрываясь уставился на огонь в камине. Он знал, что ничего не может поделать против этой женщины. Само ее появление здесь – в порядке вещей. Альенора прибыла не покупать Куссон. Она ведь всегда принадлежала к Куссонскому роду. «Волчья дама» вышла из царства мертвых к живым, чтобы вернуть собственное добро. Альенора Заморская была на самом деле Альенорой Загробной…
***
Великая зима внезапно кончилась на Страстную пятницу. Это произошло внезапно, без всякого перехода. Ледяная вселенная вдруг резко стала таять, извергая влагу со скоростью водопада, и заснувшая природа неожиданно проснулась. Наступила грандиозная оттепель, воистину – взрыв жизни.
В тот день Анн не смог отправиться к пещере. Страстная пятница – не самое подходящее время для признаний в любви. К тому же он должен был присутствовать на заупокойной службе в часовне. Оттого ему еще больше не терпелось поскорее оказаться вечером в Юговой лаборатории, за своим письменным прибором, поскольку с наступлением оттепели, наконец-то, появилась возможность писать.
Он держал перо в руке и как раз собирался доверить книге итог своих размышлений, когда неожиданно до его слуха донесся знакомый звук. Внизу, в ночи, завыли волки. Анн улыбнулся. Ну да, обычное дело. Так и должно было случиться. Звери приветствуют возвращение тепла, окончание бесконечной зимы, от которой страдали не меньше людей.
Юноша приблизился к бойнице, чтобы послушать этот хор, чье звучание отныне стало так приятно его слуху, и вдруг замер. Не может быть: опять его охватило прежнее беспокойство! Опять пересохло в горле, дыхание участилось, в висках застучало. Он попытался урезонить себя, силился дышать спокойнее. Ведь с тех пор, как он понял, что любит Перрину, волки стали его друзьями, его братьями…
Внезапно Анна прошиб ледяной пот. Новый голос, присоединившийся к звериному вою, – совсем как у человеческого существа, страстный, бесстыдный, распутный… Никакого сомнения: это голос Теодоры!
Молодой человек вернулся к письменному прибору, но его смятение было таково, что он не мог оставаться на месте. Анн стремглав выбежал из комнаты, впервые не вернув книги на место. Он поднялся по лестнице и вышел на дозорный ход.
Небо было ясное, звездное, сияла полная луна. Это немного успокоило Анна и отвлекло от волков. И тут он увидел белый силуэт. Альенора! Она медленно шла в его сторону.
Длинные белокурые волосы, перевитые темными прядями, развевались свободно. Шлейф ее длинного светлого одеяния волочился по земле. Оно было открытым спереди, со шнурованным декольте. Заметив, что рядом кто-то есть, она запахнула на груди белый шерстяной шарф, укрывавший ее плечи.
Анну хотелось побыть в одиночестве, но не мог же он оказаться настолько невежливым, чтобы просто повернуться к даме спиной и уйти. К тому же он не разделял общего мнения о странной гостье. Он вовсе не считал ее неприятной, а с тех пор, как спас, чувствовал, что стал даже как-то ближе к ней…
Вскоре они оказались лицом к лицу. Впервые Анн видел Альенору не в мехах или тяжелом зимнем платье, поэтому ее нынешний наряд смутил его. Не зная, что сказать, он глуповато брякнул:
– Вы не спите, сударыня?
Альенора не обратила внимания на эту неуклюжесть. Наоборот, она улыбнулась юноше весьма ласково.
– Меня немного лихорадит. Должно быть, из-за перемены погоды. А вам, как я вижу, тоже не лежится в постели.
– Я писал…
– Вы пишете по ночам?
Анн подыскивал слова для ответа, но сказать ничего не успел. В тот самый миг опять раздалась жалоба Теодоры, и она прозвучала настойчивее, чем прежде. Юноша вздрогнул, и это не ускользнуло от молодой женщины.
– Что с вами?
Мгновение Анн колебался, но потом решился ответить правду:
– Услышал голос Теодоры.
– Теодоры? Кто это?
Он не стал ничего скрывать:
– Здесь говорят, что это вы.
Альенора издала легкий смешок.
– Вы слышите меня внизу и видите перед собой? Для этого мне надо быть духом или призраком.
– Все так и думают.
Светло-серые глаза воззрились на него. Раньше Анн почему-то не замечал, до чего они красивы.
– Ваш прадед тоже говорил мне, что я принадлежу к миру мертвых. Что все это значит?
Тогда Анн стал рассказывать историю, – какой узнал ее от Франсуа.
Слушая, Альенора присела на край зубца. При этом шарф соскользнул с ее плеч на землю, но она, видимо увлеченная рассказом, даже не пыталась вернуть его на место. Казалось, она не замечала также, что ее небрежно зашнурованное декольте выглядит довольно вызывающе.
Зато Анн заметил это. Не переставая говорить, он вступил в бурный внутренний спор с самим собой. Следует ли ему поднять шарф? Галантность и даже элементарные приличия требовали этого. Но, с другой стороны, поступить так – все равно, что признаться в собственной нескромности, в том, что он все-таки успел полюбоваться прелестями своей собеседницы. К тому же если он наклонится, то уткнется лицом прямо в то, чего видеть не должен.
Так что Анн продолжил рассказ, повернувшись в ту сторону, откуда доносился волчий вой, и, стараясь сделать так, чтобы голос его звучал как можно естественнее.
Когда он замолчал, Альенора д'Утремер сама подняла свой шарф и вернула его на прежнее место без всякой поспешности или признаков стеснения. Анн ожидал, что она станет расспрашивать его, но дама не сделала ни малейшего замечания. Напротив, она игриво улыбнулась, словно они болтали о пустяках.
– Вы прочитаете мне то, что писали?
Анна снова охватила внутренняя борьба, но на сей раз она длилась недолго. Ведь ради чтения ему пришлось бы впустить молодую женщину в потайную комнату, а на это он не имел права.
– Сожалею, сударыня. То, что я писал…
Он подыскивал слово, чтобы оправдать свой отказ, и, в конце концов, сказал:
– …это очень личное.
Альенора улыбнулась чуть насмешливо.
– Понимаю! Но вы согласитесь, по крайней мере, поговорить со мной?
Не дожидаясь ответа, она возобновила прогулку по дозорному ходу; Анн последовал за ней. Волчий вой казался ему оглушительным. Вначале юноша обменялся с Альенорой ничего не значащими словами. Но потом, мало-помалу, начал говорить о себе самом. И уже не мог остановиться. Никогда и никому он еще так не доверял.
Он говорил о майском празднике, о Перрине и о том, что попросил ее выйти за него замуж.
Сперва Альенора слушала молча, потом обронила:
– Какая жалость! Когда вы поженитесь, встреч в гроте больше не будет.
– Вы полагаете?
– Конечно! Только влюбленные делают подобные вещи. В браке все становятся скучными и серьезными.
– Что же тогда делать?
– Не спешить. Вы оба так молоды. Пользуйтесь жизнью… А теперь я вас покину. Становится зябко.
И она оставила его, больше ничего не добавив.
Какое-то время Анн стоял, ошеломленно застыв, а после очнулся, прибежал в тайную комнату и заперся там. Но усидеть на месте не мог и начал ходить по кругу – так велико было его возбуждение. Конечно же, Альенора Заморская права! Как он мог быть настолько глуп, чтобы собственными руками разрушить очарование грота, женившись на Перрине? Конечно, он женится на ней, но не сейчас…
Утром он нашел свою подругу в гроте. Был канун Пасхи, и она опять надела то же белое платье, что и в майский праздник. Увидев его, Перрина впервые сама пошла ему навстречу, радостно улыбаясь. Анн быстро заговорил, захлебываясь от восторга:
– Перрина, знаете, что я понял этой ночью? Мы не должны венчаться прямо сейчас. Давайте подождем лет десять! Хотите?
– Я ничего не хочу, сеньор.
– Вы не понимаете? Ведь так я буду иметь счастье встречаться с вами здесь столько, сколько захочу!
Перрина подошла к трещине-бойнице и долго стояла молча, глядя на текущую воду Анн удивился.
– О чем вы думаете?
– Ни о чем. Я слушаю реку.
– И что она говорит вам?
– Ничего, сеньор, ничего важного.
– Скажите все-таки.
Перрина поколебалась мгновение, потом ответила, по-прежнему не глядя на него:
– Она говорит о «волчьей даме», которую вы катали на вашем коне…
Анн встрепенулся.
– Я ее вовсе не катал. Я спасал ее от смерти. И к тому же она не «волчья дама», не Теодора! Все это глупые россказни!
– Как вы ее защищаете…
– Защищаю, потому что на нее нападают. Если бы вы узнали ее получше, вы бы сами устыдились!
Перрина натянуто улыбнулась.
– Я должна вас покинуть, сеньор. Мои родители до сих пор хворают. Мне надо идти ухаживать за ними.
– Ну что ж, ступайте… Не знаю, сможем ли мы увидеться завтра. Ведь наступает Пасха.
– Это неважно, сеньор.
Перрина вышла из грота, села в свою лодку, взяла весло и поплыла через реку. Анн же вскочил на коня и галопом поскакал к замку.
Перрина солгала: ее родители были здоровы и вовсе не нуждались в заботах дочери. Вернувшись на мельницу, она сразу же побежала в свою комнату, чтобы остаться одной.
Размеренное движение колеса, возобновившееся, наконец, после долгих дней безмолвия, убаюкало ее на какое-то время, но вскоре боль вернулась и заполнила ее целиком.
Все закончилось, даже не начавшись! «Волчья дама» завладела сердцем ее сеньора – пусть даже он сам еще не отдает себе в этом отчета. Быть может, он когда-нибудь женится на ней, а может – нет. Это не имело значения. «Волчья дама» достаточно вскружила голову молодому сеньору, чтобы заставить его забыть Перрину.
Но смеет ли Перрина жаловаться? Могло ли обернуться иначе? Они оба, и Анн, и Альенора, – из одного мира. Оба знатные. А она, Мельникова дочка, пахнет мукой. Ей нечего делать среди важных господ.
Внезапно девушка мучительно вздрогнула. А как же ее поцелуй? Теперь-то ясно, что сеньор никогда не вернет его. Она хотела его, этого поцелуя… Она его так ждала!
Девушка подбежала к окну. Вода знает! Вода ответит ей, потому что теперь снова может говорить… Перрина склонилась над колесом. Никогда еще голос воды не был таким громким. Он звучал просто оглушительно. И впервые Перрина не понимала свою реку. Ответ был какой-то неясный, запутанный. Она напрягала слух изо всех сил. И поняла, наконец… Конечно, вода права, вода никогда не ошибается.
И Перрина, склонившись из окна, повторила для себя самой, вполголоса, то, что ей сказала вода:
– Приди! Я сама верну тебе твой поцелуй…
***
Анн вернулся в замок все в том же состоянии счастливого восторга. Ему с трудом удавалось сдерживать мысли, так они толкались в его голове, но одна все же возобладала над прочими: он непременно должен увидеть Альенору и поговорить с ней!
Он заметил ее верхом на лошади, рядом с часовней. Подскакал к ней и поклонился.
– Сударыня, не знаю, как вас и благодарить за ваш совет, который вы дали мне сегодня ночью. Он был совершенно верен! И я бы хотел просить вас об одной милости: будьте моей наперсницей!
– Вашей наперсницей?
– Да. Полагаю, что никто и никогда не понимал меня лучше, чем вы!
Альенора д'Утремер иронически улыбнулась.
– Если я соглашусь, то ненадолго! Как только потеплело, ваш прадед велел мне уезжать. Разрешил остаться только до завтра, до окончания пасхальной службы.
Она тряхнула головой, всколыхнув свои длинные волосы.
– Я согласилась, но потом передумала. Я уезжаю немедленно, прямо сейчас. Мне уже нестерпимы и это место, и эти люди!
Анн остолбенел. Слишком много потрясений обрушилось на него, одно за другим. Альенора улыбнулась ему так же, как и в первый раз, когда он ее увидел в большом зале возле камина.
– Разумеется, к вам это не относится… Вы проводите меня до Нанта?
Анн поднял глаза. Увидел силуэт Франсуа в одном из окон донжона. Альенора посмотрела в ту же сторону.
– Не беспокойтесь о вашем прадеде. Он уверен, что я уеду только завтра, и подумает, что мы просто решили покататься.
От этих слов, живо напомнивших ему упрек Перрины, Анну стало не по себе. Он спросил, лишь бы спросить хоть что-нибудь:
– Вы ничего с собой не берете?
– Я уезжаю, как приехала, – налегке. Я даже оставляю мой волчий плащ и горностаевую мантию. Пусть их берет любой, кто захочет!
Анн по-прежнему не мог решиться. Альенора д'Утремер приблизилась к нему. Ее голос сделался настойчивей.
– Едем, и я отвечу на вопрос, который вас мучает…
– Откуда вы знаете про вопрос, который меня мучает?
– Знаю. Быть может, я знаю о вас даже больше, чем вы сами.
– И… что это за вопрос?
– Вправду ли я – Теодора.
На сей раз ошеломление Анна было столь велико, что он застыл с открытым ртом.
– Но… как?..
– Так вы хотите узнать это или нет?
– Да, конечно.
– Тогда едем!
Она больше не стала ждать и пришпорила свою лошадь. Анн последовал за ней на Безотрадном. У него было ощущение, что в этот момент решается его судьба. Хотя нет: скорее, у него возникло стойкое ощущение, что все уже давно решено.