Он вдруг ощутил прилив жалости к себе. Разве может кто-нибудь понять его состояние? Разве кто-нибудь испытывал подобное? Все его приятели Чемы уверены, что он незамедлительно прибегнет к услугам Омолаживателя, когда в этом возникнет необходимость. Никто не поймет,
Келексел подумал, не стоит ли рассказать Рут о том, какой смелый поступок он совершил, но вспомнил ее слова. Она желала ему смерти.
— Как бы мне объяснить тебе? — сказала Рут.
Она снова повернулась к репродьюсеру, проверила положение кнопок и рычажков управления. Эта отвратительная машина, выдуманная мерзкими Чемами, неожиданно стала очень важной. Сейчас это была самая нужная для нее вещь, с ее помощью она хотела объяснить Келекселу, почему она испытывает такую жгучую ненависть к Чемам.
— Смотри, — сказала она, включая аппарат.
Сверкнула яркая вспышка света. Перед ними появилась длинная комната со стоящим на возвышении большим столом. Ниже располагались отгороженные рядами скамеек несколько маленьких столов и еще одна секция, за перилами которой сидели в ряд двенадцать явно скучающих аборигенов. Боковые стены украшали греческие колонны, в пролетах между ними располагались высокие окна, а сами стены были отделаны панелями темного дерева. Через окна в комнату лился яркий солнечный свет. За высоким столом сидел круглый, с сияющей лысиной толстяк в черной мантии.
Келексел обнаружил, что узнает кое-кого из сидящих за маленькими столами. Сразу же ему бросилась в глаза приземистая фигура Джо Мерфи, родителя Рут, там же был Бонделли, адвокат, которого он видел в одном из последних сюжетов Фраффина — узкое лицо, блестящие черные волосы зачесаны назад, и сверху напоминают крылья жука. На стульях; поставленных сразу за перегородкой, сидели знахари — Вейли и Фурлоу.
Фурлоу интересовал Келексела. Почему она выбрала сцену с участием этого аборигена? Было ли правдой то, что она собиралась выйти за него замуж?
— Это судья Гримм, — сказала Рут, указывая на мужчину в черной мантии. — Я… я ходила в школу с его дочерью. Ты знаешь об этом? Я… бывала у него в доме.
Он уловил нотки страдания в ее голосе, прикинул, стоит ли усилить воздействие манипулятора и решил не делать этого. Так можно оказать на нее чрезмерно подавляющее воздействие и помешать ей продолжать. Он чувствовал сейчас большой интерес и желание понять, что она задумала, какую цель преследует.
— Мужчина с тростью, сидящий слева, вон за тем стоном — Парет, окружной прокурор, — объяснила Рут. — Его жена и моя мать были членами одною садоводческого клуба.
Келексел пригляделся к аборигену, на которого она указала. Он производил впечатление солидного и порядочного члена общества. Седые волосы металлического оттенка покрывали макушку почти квадратной головы. Волосы образовывали прямую линию над его лбом и были аккуратно подстрижены на висках. Подбородок выдавался вперед. Чопорно поджатые губы и четкая линия рта выгодно сочетались с крупным прямым носом. Под густыми каштановыми бровями светились ярко-голубые глаза, окруженные глубокими морщинами.
Трость была прислонена к столу рядом со стулом. Время от времени Парет поглаживал полированный набалдашник.
Было похоже, что в этой комнате сейчас происходит что-то очень важное. Рут включила звук. Стало слышно сдержанное покашливание зрителей и шелест перекладываемых бумаг.
Келексел подался вперед, и его рука легла на спинку стула Рут. Он внимательно наблюдал, как Фурлоу поднялся со своего места и пошел к стулу, стоящему на возвышении перед столом судьи. В происходящем чувствовалась некоторая театральность, но в то же время и глубокая серьезность церемонии. Фурлоу сел, адвокат Бонделли стоял позади него, около возвышения.
Келексел разглядывал Фурлоу — узкий лоб, черные волосы. Предпочтет ли Рут это существо, если не воздействовать на нее манипулятором? Казалось, Фурлоу хочет спрятаться за темными стеклами своих очков. Он не смотрел в каком-нибудь определенном направлении, а все время поворачивал голову, глядя при этом куда-то вниз. Келексел понял, что в этой сцене он избегает съемочных команд Фраффина. Он знал о присутствии Чемов! Ну конечно! Он же иммунный.
Чувство служебного долга мгновенно вернулось к Келекселу. Ему стало стыдно. И неожиданно он понял, почему до сих пор не обратился к кому-либо из Омолаживателей корабля. Если он сделает это, ему наверняка не удастся выбраться из западни, которую приготовил для него Фраффин. Он станет одним из них, собственностью Фраффина, как любой из обитателей этого мира. До тех пор, пока он не прибегнет к услугам Омолаживателей, он может чувствовать себя достаточно независимым от Фраффина. Правда, эта независимость лишь вопрос времени.
Бонделли сейчас говорил с Фурлоу и эта сценка производила на Келексела тягостное впечатление. Для него она была лишена всякого смысла.
— Итак, доктор Фурлоу, — сказал Бонделли, — вы перечислили пункты, в соответствии с которыми действия моего подзащитного подходят под общие закономерности убийств, совершенных людьми в состоянии умопомешательства. Какие еще доказательства его сумасшествия вы можете привести?
— Мое внимание привлекло повторение цифры семь, — ответил Фурлоу. — Семь ударов тесаком. Затем, он сказал полицейским непосредственно перед арестом, что выйдет к ним через семь минут.
— По вашему мнению, это важно?
— Цифра семь имеет религиозную значимость: Бог создал мир за семь дней и так далее. Это важный признак, который определяет действия сумасшедшего.
— Доктор Фурлоу, вы проводили обследование подсудимого несколько месяцев назад?
— Да, сэр.
— При каких обстоятельствах?
Келексел покосился на Рут и был поражен, увидев, как слезы градом катятся у нее по щекам. Он посмотрел на показания манипулятора и понял, как глубоки должны быть ее переживания.
— Мистер Мерфи поднял ложную пожарную тревогу, — сказал Фурлоу. — Он был опознан и арестован. Я был вызван, как судебный психолог.
— Почему?
— Ложная пожарная тревога относится к таким нарушениям, которые нельзя оставлять без внимания, особенно, когда ее поднимает вполне взрослый человек.
— Поэтому вас вызвали?
— Нет, это обычная процедура.
— Чем можно объяснить поступок обвиняемого?
— Это, как правило, бывает связано с сексуальными нарушениями. Инцидент произошел в то время, когда подсудимый впервые обратился к врачу с жалобой на импотенцию. Эти два фактора, вместе взятые, образуют очень тревожную психологическую картину.
— Как это?
— Ну, он также испытывал почти полное отсутствие сердечной теплоты. То, что мы привыкли называть добротой. Кроме того, в его поведении в то время явно проявлялся так называемый синдром Рорчеча, когда из сознания едва ли не вовсе исключается интерес к нормальной жизнедеятельности. Иными словами, мировоззрение больного сосредоточивается на смерти. Я принял во внимание все названные факторы — то есть холодная, не знающая жалости натура, сосредоточенная на смерти, плюс сексуальная неполноценность.
Келексел пристально смотрел на фигуру, возвышающуюся в центре сцены. О ком это он говорит? "Холодный, сосредоточенный на смерти", "сексуальная неполноценность"? Келексел окинул взглядом фигуру Мерфи. Подсудимый, сгорбившись и уставившись в пол, сидел на своем стуле.
Бонделли пригладил усы и заглянул в свой блокнот.
— В чем состояла суть вашего сообщения в отдел освобождения под залог, доктор? — Задавая свой вопрос, Бонделли не отрываясь смотрел на судью Гримма.
— Я предупредил их, что если этот человек не изменит в корне свои взгляда, то он непременно дойдет до психического срыва.
По-прежнему не глядя на Фурлоу, Бонделли спросил:
— А как бы вы определили понятие "психический срыв", доктор?
— Например, намеренное убийство кинжалом близкого и любимого человека с особой жестокостью является психическим срывом.
Судья Гримм что-то записывал на лежащем перед ним листке бумаги. Женщина-заседатель, сидящая с краю, недовольно посмотрела на Бонделли.
— Вы предсказывали это преступление? — задал вопрос Бонделли.
— Я предупреждал, что произойдет что-то в этом роде. Окружной прокурор, не торопясь, оглядел присяжных.
Он медленно покачал головой, наклонился к помощнику и что-то прошептал ему на ухо.
— Какие-нибудь меры были приняты в ответ на ваше сообщение? — спросил Бонделли.
— Насколько мне известно, нет.
— Почему, нет?
— Наверное, большинство из тех, кто видел это сообщение, не очень хорошо разбираются в специальных медицинских терминах и не понимают всей опасности перечисленных психических отклонений.
— А вы пытались объяснить кому-либо, насколько серьезны ваши опасения?
— Я рассказал о своих опасениях нескольким сотрудникам отдела освобождения под залог, объяснил, насколько опасен может быть подсудимый.
— И тем не менее, никаких мер принято не было?
— Мне сказали, что, вне всякого сомнения, мистер Мерфи как видный член общества не может быть опасен и я, очевидно, ошибаюсь.
— Понятно. Вы сами пытались помочь подсудимому?
— Я пытался вызвать у него интерес к религии.
— Безуспешно?
— Совершенно верно.
— Вы проводили обследование подсудимого?
— В прошлую среду. Это было второе обследование с момента его ареста.
— И что вы обнаружили?
— Он страдает нарушениями психики, которые я определяю, как паранойю.
— Мог ли он отдавать себе отчет в своих поступках и их последствиях?
— Нет, сэр. В его состоянии он способен бессознательно отвергать любые принципы законности и морали.
Бонделли повернулся, некоторое время пристально смотрел на окружного прокурора и затем произнес:
— Все, доктор, спасибо.
Окружной прокурор провел рукой по волосам и уставился в свои записи свидетельских показаний.
Келексел, постепенно разобравшись в запутанном содержании этой сцены, кивнул. У туземцев, безусловно, существует примитивное и еще слишком незрелое правосудие. Тем не менее, происходящее напомнило ему о его собственной вине. Может быть, эту цель и преследовала Рут? Показывая сцену суда, она, возможно, хочет сказать: "Ты тоже будешь наказан". Он ощутил приступ жгучего — стыда. Сейчас он сам словно предстал перед судом, перенесся в зал судебных заседаний, который воспроизводил репродыосер. Он неожиданно отождествил себя с отцом Рут, в полной мере разделяя чувства туземца, которые улавливала сверхчувствительная система передачи.
Внутри Мерфи бушевала с трудом сдерживаемая ярость, всеми силами души он ненавидел сейчас Фурлоу, который все еще сидел на свидетельском месте.
"Иммунный должен быть уничтожен!" — подумал Келексел.
Картина зла, воспроизводимая репродьюсером, слегка изменилась, и теперь в фокусе устройства находился окружной прокурор. Парет поднялся со своего места, прохромал к барьеру и остановился там, где прежде стоял Бонделли. Парет аккуратно прислонил свою трость. Губы его были собраны в гримасу пренебрежительного превосходства, однако глаза пылали гневом.
— Мистер Фурлоу, — сказал он, намеренно опуская докторский титул. — Я правильно заключаю, что, по вашему мнению, подсудимый был неспособен отличать хорошее от плохого в ту ночь, когда он убил свою жену?
Фурлоу снял очки. Его серые глаза казались теперь поразительно беззащитными. Он протер стекла, надел очки и сложил руки на коленях.
— Да, сэр.
— А те тесты, которым вы подвергли обвиняемого, были ли они в принципе такими же, как те, которые проводил доктор Вейли?
— По сути такими же — карточки. Сортировка шерсти и другие сменяющиеся тесты.
Парет сверился со своими заметками.
— Вы слышали о заключении доктора Вейли, что этот обвиняемый был юридически и с медицинской точки зрения абсолютно нормален в момент совершения преступления?
— Я слышал об этом заключении, сэр.
— Вам известно, что доктор Вейли является официальным полицейским экспертом города Лос-Анджелеса в области психиатрии и что он проходил службу в армейском медицинском корпусе?
— Мне известна квалификация доктора Вейли. — Голос Фурлоу был напряженным, но он отвечал, не теряя достоинства, и это вызвало неожиданный приступ симпатии у наблюдавшего за ним Келексела.
— Ты видишь, что они делают с ним! — с негодованием спросила Рут.
— Какое это имеет значение? — спросил Келексел. Но еще не успев договорить, он понял, что судьба Фурлоу имеет огромное значение. И прежде всего потому, что Фурлоу, даже осознавая собственную обреченность, все же оставался верным своим принципам. Теперь не могло быть сомнения в том5 что Мерфи — сумасшедший. Таким его сделал Фраффин — для достижения своей цели.
"Я являюсь этой целью", — подумал Келексел,
— Тогда, вы должны были слышать, — сказал Парет, — что свидетельство МЕДИЦИНСКИХ экспертов исключает какой-либо элемент ограниченного повреждения мозга в данном случае? Вы слышали о том, что у подсудимого не проявляются маниакальные тенденции, что он не страдает и никогда не страдал от состояния, которое можно официально определить, как сумасшествие.
— Да, сэр.
— Тогда, можете ли вы объяснить, почему вы не соглашаетесь с мнением этих квалифицированных МЕДИЦИНСКИХ специалистов?
Фурлоу крепко уперся обеими ногами в пол, опустил руки на подлокотники стула и, подавшись вперед, произнес:
— Это очень просто, сэр. Компетенция в психиатрии и психологии обычно подтверждается фактическими результатами. В данном случае, я отстаиваю свою точку зрения, основываясь на том факте, что я ПРЕДСКАЗЫВАЛ это преступление.
Лицо Парета потемнело от гнева.
Келексел услышал всхлипывания Рут: "Энди, о Энди… О Энди…" Ее голос вызвал неожиданную боль в груди Келексела, и он прошипел:
— Помолчи!
Парет снова сверился со своими записями и затем спросил:
— Вы психолог, а не психиатр, не так ли?
— Я клинический психолог.
— В чем заключается разница между психологом и психиатром?
— Психолог — специалист в области поведения человека, не имеющий медицинской степени. Пси…
— И вы выражаете несогласие с мнением людей, ИМЕЮЩИХ медицинскую степень?
— Как я уже сказал…
— А, да, так называемое предсказание. Я читал это уведомление, мистер Фурлоу, и хотел бы спросить вас вот о чем: верно ли, что ваше сообщение было составлено таким языком, который переводится на нормальный человеческий язык достаточно разноречиво — иными словами, не было ли оно неопределенным?
— Его может считать неопределенным лишь тот, кто не знаком с термином "психический срыв".
— Ааа, ну а что такое психический срыв?
— Чрезвычайно опасный разрыв с действительностью, который может привести к актам насилия, вроде того, который мы рассматриваем здесь.
— Но если предположить, что преступление не было бы совершено, если этот обвиняемый сумел бы, так сказать, излечиться от приписываемой ему болезни, можно ли тогда истолковать ваше сообщение, как предсказание ТАКОГО исхода?
— Только если будет подтвержден диагноз и дано объяснение, ПОЧЕМУ он излечился.
— Позвольте мне, в таком случае, спросить вас следующее: может ли насильственный акт объясняться другими причинами помимо психоза?
— Разумеется, но…
— Правда ли, что термин "психоз" не имеет строго определенного толкования?
— Есть некоторые расхождения в точках зрения.
— Расхождения, подобные тем, которые имеются у нас в свидетельских показаниях?
— Да.
— И любой насильственный акт может быть вызван причинами, не имеющими ничего общего с психозом?
— Разумеется, — Фурлоу тряхнул головой. — Но при наличии маниакального…
— Маниакального? — Парет немедленно ухватился за слово. — Что такое мания, мистер Фурлоу?
— Мания? Это явление внутренней неспособности реагировать на окружающую действительность.
— Действительность, — сказал Парет. И еще раз: — Действительность. Скажите, мистер Фурлоу, верите ли вы в обвинения подсудимого против его жены?