Я отпрянул и прижался к стене. Внутри у меня стало как-то пусто. Если бы я попытался выйти через эту дверь…
Идиотизма у Фостера могло бы хватить на двух обычных психов. Мой взгляд метался по комнате. Мне нужно было срочно убираться отсюда, пока он с диким воплем не выскочит из темноты и меня не хватит сердечный удар. Может, попробовать через окно? Я обогнул бар, стал на четвереньки, прополз под стволом пулемета к тяжелым портьерам и отодвинул их в сторону. За стеклом разливался бледный свет. Нет, не мягкий свет луны, а густое молочное свечение, напоминавшее фосфоресцирующую морскую воду…
Я отпустил портьеру, пробрался под стволом пулемета назад в холл и прошел через вращающуюся дверь в кухню. Блестящая ручка холодильника отражала слабый свет. Я распахнул дверцу, залив пол светом, и огляделся: множество блестящей кухонной утвари и ни одной двери. Я подошел к окну, почти полностью заслоненному снаружи листвой, осторожно открыл его — и чуть не сломал руку о решетку из кованого железа.
Вернувшись в холл, я попробовал еще две двери: обе были закрыты. Третья дверь открылась, и я оказался на ступеньках, ведущих вниз, в подвал. Они были крутыми и темными, какими кажутся ступеньки любой подвальной лестницы, однако этот путь мог вывести меня наружу, Я нашарил выключатель и щелкнул им, У подножья лестницы слабо высветился прямоугольник сырого с виду пола, но подвал от этого не стал менее мрачным. Я начал спускаться.
В центре помещения стоял масляный котел отопления, от которого отходили вентиляционные трубы, переплетающиеся под потолком. Вдоль одной стены были свалены большие упаковочные ящики из неструганого дерева; в глубине, забитый досками, стоял бункер для угля. И никакой двери.
Я повернул назад. И тут раздался какой-то звук. Я замер. Где-то быстро прошуршал таракан. Звук повторился: слабый скрежет камня о камень. Во рту у меня вдруг пересохло. Я стал вглядываться в затянутые паутиной темные углы… Ничего.
Единственное, что мне оставалось, — это рвануть по лестнице вверх, выбить железную решетку на окне кухни и бежать сломя голову. Но, на мою беду, чтобы сделать это, мне нужно было передвигаться, а звук моих собственных шагов был настолько громким, что буквально парализовывал меня. По сравнению с этой ситуацией, шок, который я испытал, наткнувшись на пулемет, казался мне пустяком, как если бы я уселся на хлопушку.
Обычно я не верил историям о привидениях, которые ходят и стучат по ночам, но тут я собственными ушами слышал глухие стуки, и единственное, что приходило мне в голову, был Эдгар Аллан По с его веселенькими рассказами о людях, которых хоронили, не дождавшись, пока они как следует умрут.
Потом раздался другой звук, за ним — резкий щелчок, и я увидел, как в темном углу в полу образовалась щель, и оттуда блеснул луч света. Этого с меня было достаточно. Я бросился вверх по лестнице, перепрыгивая сразу через три ступеньки, и с грохотом ввалился в кухню. Я схватил стул, размахнулся и изо всех сил ударил им по решетке. Он отскочил и врезал мне по губам. Я бросил его, чувствуя вкус крови во рту. Наверное, именно этого мне и не хватало. Паника уступила место более сильной эмоции — ярости. Я вышел из кухни и медленно двинулся через темный холл в направлении гостиной. И тут вдруг вспыхнул свет. Я быстро развернулся и увидел Фостера, стоящего в дверях холла полностью одетым.
— Эй, Фостер, — заорал я, — ну-ка, покажите мне выход отсюда!
Фостер пристально посмотрел мне в глаза. Лицо его было напряженным.
— Успокойтесь, мистер Лиджен, — мягко произнес он. — Что здесь случилось?
— Подойдите к этой пушке, — скомандовал я, кивнув в сторону бара, на котором стоял пулемет, — разрядите ее и откройте парадную дверь. Я ухожу.
Фостер окинул взглядом одежду, которая была на мне.
— Угу, понятно, — сказал он и снова посмотрел мне в лицо. — Что вас напугало, Лиджен?
— Не стройте из себя невинного младенца, — огрызнулся я. — Или я должен думать, что эту ловушку установил домовой в то время, как вы спали?
Он перевел взгляд на пулемет, лицо его напряглось.
— Нет, я сам, — сказал он. — Это устройство автоматическое. Что-то поставило его на боевой взвод, хотя звуковая сигнализация у меня не сработала. Вы не выходили из дома?
— Каким образом…
— Это очень важно, Лиджен, — перебил меня Фостер. — Одного вида пулемета слишком мало, чтобы вызвать у вас панику. Что вы видели?
— Я искал черный ход, — буркнул я, — спустился в подвал. Там мне не понравилось, и я вернулся назад.
— Что вы видели в подвале? — лицо Фостера напряглось еще больше и побледнело.
— Что-то вроде… — я запнулся. — Там была трещина в полу. Какие-то звуки, свет…
— Пол! — воскликнул Фостер. — Ну конечно. Вот слабое место.
Казалось, он разговаривал сам с собой.
Я ткнул пальцем через плечо:
— А еще что-то странное происходит у вас за окнами.
Фостер посмотрел в сторону тяжелых портьер.
— Слушайте меня, Лиджен, — произнес он. — Мы в серьезной опасности — и вы, и я. Ваше счастье, что вы проснулись вовремя. Этот дом, как вы уже, наверное, поняли, представляет собой нечто вроде крепости. В данный момент мы стали объектом нападения. Стены имеют достаточно мощную защиту. Но я не могу сказать этого про пол в подвале — всего лишь три фута железобетона. Нам нужно уходить, очень быстро и очень тихо.
— Хорошо. Куда? — спросил я.
Фостер повернулся, прошел через холл к одной из закрытых дверей и что-то нажал. Дверь отворилась, и я проследовал за ним в небольшую комнату. Он подошел к голой стене и нажал на нее. Панель стала отходить в сторону. Фостер вдруг отскочил назад.
— Боже мой! — сдавленно прокричал он и навалился всем телом на стену. Панель вернулась на место. Я стоял как вкопанный. Откуда-то появился запах, напоминавший запах серы.
— Что происходит, черт подери? — воскликнул я. Голос мой сорвался, как всегда бывает, когда я напуган.
— Этот запах! — крикнул Фостер. — Быстрее, назад!
Я отступил на шаг. Фостер бросился мимо меня через холл. Я помчался за ним по пятам, не оглядываясь из боязни узнать, что и я сам являюсь объектом преследования. Фостер взлетел по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, и остановился на площадке. Он опустился на колени, отогнул персидский ковер, мягкий, как соболий мех, и ухватился за стальное кольцо, закрепленное в полу. Взглянул на меня. Лицо его было белым.
— Благослови, боже! — произнес он хрипло и потянул за кольцо. Кусок пола поднялся, показалась первая ступенька лестницы, которая вела вниз, в черную дыру. Фостер не мешкал: он опустил ноги и нырнул в проем. Я последовал его примеру. Лестница тянулась футов на десять вниз и заканчивалась каменным полом. Я услышал звук отодвигаемого засова, и мы вошли в большое помещение. Через ряд высоко расположенных окон я увидел лунный свет почувствовал свежий аромат ночного воздуха.
— Мы в гараже, — прошептал Фостер. — Зайдите с другой стороны машины и садитесь в нее, только тихо.
Положив руку на гладкую поверхность кузова, я осторожно открыл дверцу и, усевшись в кресло, тихо закрыл ее. Уже сидящий рядом со мной Фостер нажал кнопку, и на приборной доске зажглась зеленая лампочка.
— Готовы? — спросил он.
— Да.
Двигатель завелся с пол-оборота. Не мешкая, Фостер дал полный газ и отпустил сцепление. Машина рванулась в сторону закрытых ворот. Я инстинктивно пригнулся и услышал, как они с треском распахнулись от удара автомобиля, с ревом рванувшегося в ночь. Первый поворот подъездкой аллеи мы промчались со скоростью сорок миль в час, а на шоссе выскочили, визжа резиной колес, уже на шестидесяти. Я оглянулся и в последний раз увидел дом Фостера, белевший под луной своим степенным фасадом. Он тут же скрылся за изгибом дороги.
— Что происходит? — спросил я, стараясь перекричать свист воздуха. Стрелка спидометра перевалила за отметку "90 миль в час" и продолжала двигаться дальше.
— Потом! — рявкнул Фостер, Я не настаивал. В течение нескольких минут я наблюдал за дорогой, глядя в зеркало заднего обозрения и размышляя, куда запропастились этой ночью все полицейские. Потом устроился поудобнее в мягком кресле и принялся следить, как спидометр отсчитывает мили.
ГЛАВА III
Когда я заговорил снова, было уже около половины пятого утра, и на востоке за кронами пальм робко пробивалась серая полоска света.
— Между прочим, — поинтересовался я, — для чего было все это: стальные ставни, пуленепробиваемое стекло в кухне, этот небольшой домашний пулемет, нацеленный на входную дверь? Что, мыши замучили?
— Это все было необходимо. И даже более, чем необходимо.
— Сейчас, когда моя душа вернулась из пяток на место, — сказал я, — мне кажется все это весьма глупым. Думаю, мы отъехали достаточно далеко, чтобы можно было остановиться и отдохнуть, высунув языки.
— Еще нет, потерпите немного.
— А почему мы не можем вернуться домой, — продолжил я, — и…
— Нет! — оборвал меня Фостер. — Я хочу, чтобы вы, Лиджен, дали слово не приближаться к этому дому, что бы ни случилось.
— Скоро будет светло, — заметил я. — Когда взойдет солнце, мы будем чувствовать себя ослами в связи с этим маленьким путешествием. Но вы не бойтесь, я никому не расскажу…
— Мы не должны останавливаться, — перебил меня Фостер. — Я позвоню из ближайшего города и закажу билеты на самолет до Майами.
— Подождите, — сказал я, — Это бред. А что будет с вашим домом? Все произошло так быстро, что вы не могли даже проверить, выключен ли телевизор. А как насчет паспортов, денег, вещей? И почему вы решили, что я поеду с вами?
— У меня все было полностью готово к такому срочному отъезду. В юридической фирме в Джексонвилле хранятся мои распоряжения относительно дома. Как только я изменю фамилию и исчезну, не останется ни одной ниточки, которая бы связывала меня с моей прежней жизнью. Что же касается остального, то кое-что из необходимых вещей мы можем купить утром, а мой паспорт находится в машине. Нам, наверное, вначале лучше остановиться в Пуэрто-Рико, пока мы не достанем вам паспорт.
— Послушайте, — сказал я. — Я струсил ночью — вот и все. Почему нам обоим не признаться, что мы сваляли дурака?
Фостер отрицательно покачал головой:
— Все та же инерция мышления, присущая человеческому разуму. Как он сопротивляется новым идеям!
— Такие новые идеи, о которых вы говорите, могут привести нас обоих в психушку, — заметил я.
— Лиджен, — произнес Фостер, — я хочу, чтобы вы хорошенько запомнили то, что я вам сейчас скажу. Это важно, чрезвычайно важно. Не буду терять время на предисловия. Дневник, который я вам показывал, находится в кармане моего пиджака. Вы должны прочитать ту его часть, которая написана по-английски. Может, после этого то, что я собираюсь вам рассказать, приобретет для вас больший смысл.
— Надеюсь, вы не собираетесь писать завещание, мистер Фостер, — сказал я. — Только вначале объясните, от чего это мы так резво удираем?
— Я буду с вами откровенен, — ровным голосом произнес Фостер. — Я не знаю.
Фостер свернул на темную дорогу, ведущую к безлюдной станции техобслуживания, плавно остановился, затянул ручной тормоз и тяжело откинулся на спинку сидения.
— Не могли бы вы ненадолго сесть за руль, Лиджен? — спросил он. — Я что-то не очень хорошо себя чувствую.
— Конечно, давайте, — согласился я, открыл дверь, выбрался из машины и обошел ее.
Фостер как-то поник: глаза закрыты, лицо вытянутое, утомленное. Он выглядел старше, чем накануне вечером, намного старше. Но наше ночное приключение и меня вряд ли сделало моложе.
Наконец он открыл глаза и тупо посмотрел на меня. Казалось, он с усилием пытается взять себя в руки.
— Извините, — промолвил он. — Мне не по себе.
И передвинулся, а я сел за руль.
— Если вы больны, — сказал я, — нам нужно найти врача.
— Нет, все в порядке, — невнятно пробормотал он. — Поезжайте.
— Мы уже в 150 милях от Мейпорта, — сообщил я.
Фостер повернулся ко мне, попытался что-то сказать и свалился в глубоком обмороке. Я пощупал его пульс: он был сильным и ровным. Я приподнял ему веко — на меня невидяще уставился расширенный зрачок. С ним ничего страшного — так, во всяком случае, я надеялся. Но его нужно было уложить в постель и вызвать врача. Мы находились на окраине небольшого городка. Я отпустил ручной тормоз, медленно въехал в город и, завернув за угол, остановился перед покосившимся тентом над входом в захудалую гостиницу. Когда я выключил двигатель, Фостер даже не шевельнулся.
— Фостер, — обратился я к нему, — я собираюсь уложить вас в постель. Вы можете идти?
Он тихо застонал и открыл глаза. Они были как стеклянные. Я выбрался из машины и вытащил его на тротуар. Он по-прежнему был наполовину в обмороке. Я провел его через темный вестибюль к регистрационной стойке, над которой горела тусклая лампочка, и позвонил в звонок. Мы подождали минуту, пока откуда-то, шаркая по полу, не появился заспанный старик. Он зевнул, подозрительно оглядел меня, взглянул на Фостера.
— Пьяных не принимаем, — заявил он. — Здесь приличное заведение.
— Мой друг болен, — сказал я. — Нам нужен двойной номер с ванной. И вызовите врача.
— Что у него? — спросил старик. — Заразное?
— Это я и хочу узнать у доктора.
— До утра я не могу вам вызвать никакого доктора. И отдельных ванн у нас нет.
Я расписался в книге постояльцев. Мы поднялись в старомодном лифте на четвертый этаж и прошли через мрачный холл к двери, окрашенной коричневой, уже местами облупившейся краской. Дверь выглядела негостеприимно; комната за ней была ненамного лучше: цветастые обои от пола до потолка, старый умывальник и две широкие кровати. На одну из них я уложил Фостера. Он бессильно раскинулся на постели с безмятежным выражением лица, таким, какое безуспешно пытаются придать своим клиентам гробовщики. Я сел на другую кровать и разулся. Теперь наступила моя очередь ощутить, насколько устал мой рассудок. Я лег на кровать и почувствовал, что погружаюсь во тьму, как камень, брошенный в стоячую воду.
Я проснулся оттого, что мне приснился сон, в котором я разгадал тайну жизни. Я попытался ухватиться за пришедшую мне во сне мысль, но она ускользнула, как это всегда бывает.
Сквозь пыльные окна пробивался серый свет дня. Фостер спал, распластавшись на широкой продавленной кровати. Лампа под потолком, прикрытая поблекшим абажуром с бахромой, бросала на него болезненно-желтый свет, от которого вся картина становилась еще более унылой. Я щелкнул выключателем.
Фостер лежал на спине, широко раскинув руки и тяжело дыша. Может, все это было вызвано простым переутомлением, и доктор ему вовсе не нужен? Может, он скоро проснется, преисполненный нетерпения вновь пуститься в путь?
Что же касалось меня, то я снова был голоден. Нужно было раздобыть доллар-два на сэндвичи. Я подошел к кровати и окликнул Фостера. Он даже не пошевелился. Если он так крепко спит, то я вряд ли смогу его разбудить…
Я осторожно извлек из кармана его пиджака бумажник, подошел с ним к окну и проверил содержимое. Он был полон. Я вытащил десятку и положил бумажник на стол. Мне припомнилось, что Фостер говорил что-то о деньгах в машине. Ключи от нее лежали у меня в кармане. Я обулся и тихо вышел. Фостер так и не шелохнулся.
Оказавшись на улице, я подождал, пока пара местных охламонов, разглядывавших машину Фостера, не уберется по своим делам, сел в нее, наклонился и поднял коврик пола. Сейф был установлен в желобе рамы. Я соскреб с замка дорожную грязь, открыл его ключом из связки Фостера и вынул содержимое. Там был пакет документов на довольно жесткой бумаге, паспорт, несколько карт с пометками и пачка денег, от которой у меня сразу пересохло в горле. Я пробежался пальцем по ее срезу — пятьдесят тысяч, никак не меньше.
Я положил документы, деньги и паспорт назад в сейф, замкнул его и выбрался из машины на тротуар. Через несколько домов вниз по улице я увидел грязную витрину с надписью: "Закусочная Мэя". Я зашел туда, заказал гамбургеров с кофе и сел за стойку, положив перед собой ключи Фостера к не переставая думать о машине, на которой мы прибыли. Небольшая переделка фотографии на паспорте позволит мне уехать, куда заблагорассудится, а деньги обеспечат широкий выбор островов. Фостер хорошенько отоспится, сядет на поезд и вернется домой. При его деньжатах он вряд ли заметит пропажу той суммы, которую я прихвачу.