– Почему?
– Потерпите немного, Иван Кириллович, объясню. На заре этого поветрия, этой заразы, в девяностые годы, «коллекционеры» – для меня все они в кавычках – сначала объединилась в некий тайный элитный клуб, сняли для своих тусовок старинный особняк в центре Москвы. Но скоро там стало тесно, и появилась в головах самых продвинутых «коллекционеров» эта идея: закрытый город недалеко от белокаменной, чтобы жить всем кучно. С охраной и всем необходимым…
– Что это необходимое? – перебил Любин.
– Всё, что должно обслуживать «городок». Это их ласковое определение: «городок»… Сфера быта, она под землей, всяческие реставрационные мастерские, клуб с выставочным залом, где проводятся официально не объявленные, то есть подпольные, аукционы. Уверяю вас: они грандиозны. Что еще? Медицинский центр с высококлассными специалистами. Нервная публика – эти «коллекционеры»: частые инфаркты, особенно на аукционах, иногда последствия мордобоя или перепития, на оргиях – для них тоже сооружен специальный домишко с соответствующей обслугой. Так!.. – «лендровер» резко затормозил, так что Любина качнуло вперед, но надежно удержал ремень безопасности, и остановился. – Вот мы и в первой пробке, надеюсь ненадолго.
Оказывается, уже давно там, на воле, была Москва.
– Ну и, естественно, – невозмутимо продолжал свой невероятный рассказ Арчил Тимурович, – им была нужна юридическая и сыскная служба. И теперь это – моя каторга. Сами разыскали меня. Еще когда я работал в ФСБ. Были публикации в прессе о работе группы, что-то показывалось по телевизору, да и нашумевшее дело о «Золотой братине». Сразу предложили: мы вам дарим коттедж в нашем «городке». На выбор из пяти свободных.
– Подарили?! – не поверил своим ушам Любин.
– Да, подарили, когда я дал согласие; все оформили юридически, прочие материальные условия, от которых, как они считают, не отказываются. Я не отказался, но по другим причинам. Я уже давно знал об этом корпоративном сообществе, вел несколько их дел…
– Постойте, постойте, Арчил Тимурович! Неужели об этом «городке» не знают в милиции, в ФСБ, в правительстве, наконец, в Кремле, черт возьми?! В Думе?
– Успокойтесь, успокойтесь, Иван Кириллович, – и в этот момент они поехали дальше. – Вы что, с неба свалились? Живете на необитаемом острове? Там, в «городке», вы обнаружите и членов нашего правительства, и персон из ближайшего окружения Президента… Может быть, теперь, в окружении нового Президента, их не будет. Но… Сомневаюсь. А наши думцы! Самые колоритные, человек пять-шесть, у нас. Какие, с позволения сказать, лица! Я только вам скажу самое главное, почему я согласился взяться за эту грязную работу. Я и мои коллеги служим одной цели: по возможности пресекать утечку за границу того духовного богатства русского народа, которое скапливается в «городке», тасуется, как карточная колода, превращаясь в валюту. Пресечь любое такое дело и ценности оставить в России – вот наша сверхзадача. Или вернуть то, что уже ушло за бугор. И во всех этих делах именно тех обитателей «городка», которые коллекционирование сделали «маленьким» добавочным бизнесом к своему большому бизнесу, я считаю самыми опасными для России. Признаюсь: я их ненавижу.
– Я их тоже ненавижу, – прошептал Иван Кириллович.
– А ненависть, уважаемый господин Любин, опасное чувство. Ослепляет.
– Да, ослепляет…
– И все наши «коллекционеры»… За исключением двух-трех… Уверяю вас, они ничего не смыслят в искусстве. Дебилы, нувориши. Все это – мода, азартная кровавая игра: у кого больше? Черная эпидемия. Что-то во всем этом есть дьявольское. Так… Мы, кажется, подъезжаем?
Повернули во Второй Зацепный переулок.
– Что-то у вас здесь изменилось, – сказал Табадзе, подруливая к воротам музея.
Довольно узкий переулок был забит легковыми машинами. Заехали прямо на тротуар два огромных экскурсионных автобуса.
– К вам? – спросил Арчил Тимурович.
– К нам. Почти каждый день так. Но должен с сожалением признаться, больше иностранных туристов.
– Понятно… Где же здесь приткнуться?
– Что вы, Арчил Тимурович! Здесь вашему «мустангу» не втиснуться. Сейчас… Откройте, пожалуйста, дверцу.
Выйдя из машины, Иван Кириллович быстренько направился к высокой металлической будке, а к нему навстречу выпрыгнул через ступеньки молодой человек в камуфляжной форме, козырнул, вытянувшись по стойке смирно. Любин что-то ему сказал, охранник, легко преодолев высокие ступени, скрылся в будке, и тут же ворота со скрежетом, похоже, неохотно раскрылись-отъехали, металлически содрогнувшись, влево.
Иван Кириллович вернулся в машину и захлопнул дверцу.
– Прошу, Арчил Тимурович, покажу, где припарковаться.
– Сейчас… Сейчас, Иван Кириллович. Все-таки что тут изменилось? Кажется, тогда, двенадцать лет назад, напротив вас за дырявым бетонным забором было кладбище?
– Да, кладбище, старинное, заброшенное, уже тогда лет тридцать недействующее. Или… Как сказать?
– Я понимаю. И?…
– Еще при советской власти его собирались закрыть. Но время шло…
– Что же теперь за этим высоченным забором? – нетерпеливо спросил Табадзе.
Действительно, на противоположной стороне территорию бывшего кладбища скрывал мощный металлический забор, выкрашенный в ярко-зеленый цвет и собранный из щитов, на каждом из которых была изображена красная пятиконечная звезда. Ее пересекал под углом короткий широкий меч, и знатоки определили бы: меч из вооружения русского воина времен Ивана Грозного.
– Там военно-патриотическое общество «Меч России». Воспитание молодого поколения, и парней, и девушек – вот что интересно, Арчил Тимурович! Воспитание, сами понимаете, в каком духе. На открытие, лет, наверное, восемь тому назад, прибыли высокие военные чины, кто-то мне сказал – из Генерального штаба. Гостей именитых понаехало – тьма. Открытие получилось торжественным, слышно было, как оркестр исполнял Гимн Отечества, мелодии времен Отечественной войны. Крики «Ура!». Кажется, салют…
– Простите, Иван Кириллович, – перебил Табадзе. – А вас на открытие не пригласили?
– С какой стати? Я, вообще, знаете ли, очень невоенный человек. Очень.
– И никогда там, за забором, не бывали?
– Никогда! Вы, Арчил Тимурович, меня удивляете. Зачем мне там бывать? Что с ними у меня…
– Понимаю, – опять перебил Табадзе. – И с руководством этого общества вы не знакомы?
– Не знаком! – еле скрыв раздражение, подтвердил Любин.
– Это же так естественно: соседи все-таки…
– Вот соседи они нормальные. Хорошие, можно сказать, соседи: всегда у них порядок, тихо, спокойно. Дисциплина. Военизированная ведь организация. А вот чтобы подать заявку на экскурсию в наш музей… Ведь переулок перейти. Что, их воспитанников не интересует история отечества? Так вот, Арчил Тимурович. За все время соседства – ни одной заявки! Ни разу! Ни разу… – задумчиво повторил Табадзе. – Да, ни разу!
– Интересно… – еще более задумчиво молвил Арчил Тимурович. – Что же, приступим к главному делу, Иван Кириллович.
«Лендровер» осторожно въехал в ворота.
– Поверните за музей, налево. Там у нас служебная стояночка. На «стояночке» оказалось несколько легковых машин, и среди них стояла синяя потрепанная «девятка» с поднятым капотом – в моторе копался Михалыч, демонстративно не замечая «мустанга» Табадзе, который осторожно, медленно-медленно, пятился в дальний угол. Наконец замер.
«Обиделся Михалыч, – подумал Иван Кириллович. – Вот же характер».
…Скоро Любин и Табадзе, пройдя через приемную директора, где миловидная молодая женщина первая поздоровалась с ними (всегда вежливый и галантный с дамами, Арчил Тимурович и рта не успел раскрыть), а директор музея сказал несколько официально:
– Мария Никитична, пока у меня гость, я занят. Только записывайте звонки.
– Как всегда, Иван Кириллович, – последовал ответ. И, улыбнувшись Табадзе, женщина спросила: – Вам чай или кофе? Наш Иван Кириллович предпочитает кофе со сливками.
– И с сухариками, – вставил Любин.
– Тогда мне, пожалуйста, крепкий черный чай. И тоже с сухариками.
Положительно Мария Никитична и Арчил Тимурович понравились друг другу.
Еще через несколько минут Любин и Табадзе сидели в кабинете Ивана Кирилловича перед темным экраном компьютера. Рядом, на низком столике, на подносе стояли две чашки на блюдцах: одна с чаем насыщенного янтарного цвета, другая с кофе, которому сливки, подумал Арчил, придали окраску бурной воды Куры после сильных дождей в горах. В приземистой вазочке аппетитной горкой вздымались румяные сухарики, обсыпанные маком и сахаром.
– Что же, Арчил Тимурович, приступим.
Любин включил компьютер, вспыхнул экран, в котором два осьминога медленно плыли рядышком, похоже, любовно поглядывая друг на друга.
Пальцы Ивана Кирилловича не совсем уверенно, медленно двигались по клавишам.
– Вот все, что пришло вчера.
На экране мелькали текстовые сообщения.
– Так, обычная информация, переписка, ответы… – бормотал Иван Кириллович – Рутина… Стоп! – остановил он себя. – Пожалуйста! Вот вам круг.
Во весь экран – четкая черная линия замкнутого округа, еле касавшаяся краев экрана, а внутри круга замысловатый чертеж: пересечение пунктирных и сплошных линий, квадраты, многоугольники, какие-то разметки направлений, указываемые стрелками; в нескольких местах римские цифры, еще что-то. И такое впечатление, что всем этим фигурам, линиям, цифрам и указателям тесно в кругу – еле вместились.
Арчил Тимурович внимательно, напряженно рассматривал изображение.
– Иван Кириллович… Вы обратили внимание: какая-то подпись внизу…
– Ну да, – перебил Любин, – я вчера увидел эти детские каракули. И читать не стал. Я же вам говорил: ребятня развлекается. Чаще всего свои рисунки присылают. Бывают, правда, и забавные.
– Тут тоже есть рисунок, – тихо произнес Табадзе, всматриваясь в правый угол экрана. – Вернее, рисуночек… Похоже на летающее насекомое.
– Да… Что-то уж больно маленькое. Вчера не обратил внимания, – пролепетал директор музея.
– Сейчас разглядим, – с нетерпением и азартом заверил его Табадзе. – Позвольте, я. Мне показалось, компьютер не самый ваш любимый зверь.
– Не самый, – согласился Иван Кириллович. – Но вынужден осваивать. И в принципе освоил. Куда же деваться? А так у меня за компьютером Мария Никитична, особенно если что-то срочное или сложное. Она в этом деле виртуоз. Может быть, позвать?
– Не надо! Я думаю, справлюсь.
Директор музея и глава фирмы «Барс» поменялись креслами на колесиках. Арчил Тимурович чуть-чуть отъехал от экрана компьютера.
– Так, – почему-то шепотом сказал он, осторожно кладя руку на мышку. – Сначала прочтем, как вы, Иван Кириллович, выразились каракули.
И через несколько мгновений на экране возникла строка, написанная действительно детскими каракулями: «Дяденька! Расшифруй мою шараду. Или слабо?»
– Написано, можно предположить, ребенком лет шести-семи, – задумчиво промолвил Арчил. – Но содержание не совсем детское. Вы со мной согласны, Иван Кириллович?
– Пожалуй… – И ощутил в себе Любин беспокойство, страх, растерянность, составляющей которой была его, директора музея, вина, – правда, непонятно в чем… – Да, согласен…
– Теперь рассмотрим рисуночек…
На экране крупно, контрастно возникла коричневая бабочка дивной, совершенной формы. И казалось, крылышки ее еле заметно мелко-мелко трепещут.
– Постойте! – вскричал Иван Кириллович и чуть не вытолкнул Табадзе из кресла. – Извините!.. – плюхнулся в него, дрожащими руками забегал по клавишам. Экран погас, потом опять вспыхнул. – Недавно, дней пять-шесть назад… Сейчас! Сейчас… Вот!
На экране появилась та же коричневая бабочка, только в другом ракурсе. Если бы это была картина, ее следовало назвать так: «Бабочка в полете». Под рисунком теми же каракулями было написано: «Дяденька! Сделай мою бабочку эмблемой своего музея. Не задорого отдам – $ 1000».
– Вот! Я же говорил вам: присылают…
– Остановитесь, Иван Кириллович. Успокойтесь.
Любин и сам понимал: надо молчать. Возникало, надвигалось воспоминание, еще немного – и оно обретет реальные черты.
– Я помогу вам вспомнить, – Табадзе, может быть, не осознавая этого, говорил таким тоном, как будто успокаивал испуганного ребенка. – Давайте для начала выпьем наши остывшие напитки и погрызем сухарики.
Крепкий чай и кофе со сливками, почти остывшие, были выпиты несколькими глотками. И сухарики исчезли мгновенно – только хруст стоял. Наверное, на нервной почве. Впрочем, это относится только к господину Любину. Табадзе сказал задумчиво:
– Всё это, конечно, послано из какого-нибудь банального интернет-кафе. – Он помолчал. – Вы успокоились, Иван Кириллович?
– Вполне.
– Убежден, – продолжил Табадзе, – мы с вами думаем об одном и том же. Наш итоговый аналитический разговор в 1996 году, когда все было кончено… В этом самом кабинете… Вы, наверное, вспомнили те записки вашего родителя Кирилла Захаровича, которые были обнаружены в третьей папке с документами о «Золотой братине»…
– Да, да! И в них говорилось о встрече в Эрмитаже, в запаснике, с этим… – Любин замешкался.
– Именно. В тех записках речь шла о встрече Кирилла Захаровича с Грэдом.
– Я помню, но смутно.
– Для нас сейчас важен внешний вид таинственного духа, явившегося тогда в подвалы Эрмитажа. Каким описал его ваш отец. Один момент, Иван Кириллович… Признаюсь вам об одном свойстве своей памяти. Вообще, она у меня безукоризненна и безотказна. Тьфу, тьфу… И есть у нее особенность: если в документах – любых – меня нечто поражает, потрясает, я запоминаю этот текст навсегда и дословно. Сейчас… – Табадзе закрыл глаза, веки трепетали, черты лица напряглись. – Вот словесный портрет Грэда, данный в тех записках. – И Арчил Тимурович продолжал медленно, напряженно, как будто всматривался внутренним взором в полустертые строки: – «Передо мной стоял молодой человек дивной неземной красоты в белом одеянии, какие носят, если судить по полотнам живописцев, индийские священники высокого ранга. Его волосы были подвязаны белой лентой, под правым ухом привлекала внимание маленькая коричневая родинка в виде бабочки».
Возникла пауза. Любин и Табадзе смотрели на экран компьютера: большая коричневая бабочка по-прежнему еле уловимо трепетала крылышками.
– Теперь, Иван Кириллович, – нарушил молчание Арчил Тимурович, – кратко и быстро. Я окончательно убежден: время нас торопит, и мы не имеем права позволить себя опередить. Сейчас не буду посвящать вас в свои соображения, догадки, если хотите. Рановато… Но скоро, надеюсь, появится определенность… А сейчас мы распечатаем все это на принтере. Он у вас работает?
– Безотказно! Мария Никитична…
– Копии я возьму с собой…
В руках Арчила Тимуровича были две распечатанные страницы с четким изображением круга, с непонятными чертежами, подписью каракулями и крохотным рисуночком в правом углу страницы. На второй странице – прекрасное изображение коричневой бабочки, хоть в рамку, под стекло, – и на стену вешать. Правда, все портила надпись дитяти – уж больно вульгарная и ёрническая. Оба листа были спрятаны в кейсе, с которым Табадзе не расставался.
– Вопрос, Иван Кириллович: у вас есть чертежи проекта этого дворянского особняка?
– Кажется, где-то есть в архиве…
– Кажется? – нетерпеливо перебил Арчил Тимурович.
– Нет, определенно есть. Но надо поискать. Понадобится некоторое время…
– Сколько?
– День-два – не знаю.
– Один день, мой друг. Один день. Переверните всё и – найдите.
– Найдем, Арчил Тимурович.
– Кстати… Подвалы. У вас только один подвал, в котором экспозиция с «Золотой братиной»?
– Под этим домом двухэтажные подвалы. Но в нижнем – коммуникации, канализация, ну и прочее…
– Если есть архитектурный проект всего здания, то чертежи подвалов тоже должны быть. Найти, Иван Кириллович, обязательно! Всенепременно! Найдете – тут же сделайте ксерокопии и звоните мне. Только вот что… – Из внутреннего кармана пиджака Табадзе извлек маленький мобильный телефон, точно такой же, какой находился в верхнем кармашке его пиджака, и передал Любину – Звоните только по этой штучке. И я буду звонить вам на нее. Возможность перекрытия связи или подслушивания исключена. Вы понимаете?