— Как вас зовут?
— Сильвия, мадам.
— Сильвия, а дальше.
— Сильвия Шантен.
Странная фамилия. У нее были красивые голубые глаза, но не было груди. Мне она показалась довольно привлекательной. Она робко произнесла:
— Мадам, я очень рада, что, наконец, познакомилась с вами. Мне давно уже хотелось подойти к вам… Вы моя любимая актриса. Я считаю, что вам дают недостаточно достойных вас ролей.
Я отложила щетку, встала, запахнула халат. Улыбаясь, потрепала ее по щеке. Она была на верху блаженства Премилая девчушка. Я спросила:
— Что вы хотите? Фото с посвящением?
— О, я была бы так счастлива!
Из сумочки, валявшейся рядом с кроватью, я вынула пачку фотографий. Потом взяла ручку и написала «Сильвии, в знак моей симпатии». Неосознанным движением рук она прижала фото к сердцу. Я чмокнула ее в нос — она была такая милашка. Не решаясь выставить ее за дверь, я снова села за туалетный столик и взяла подушечку для полирования ногтей. Я наблюдала за ней в зеркале, а она — за мной. Теряясь в догадках, что же ей все–таки от меня нужно, я вдруг вспомнила, что она сослалась на Вилли Брауна, и спросила:
— Вы знакомы с Вилли?
— С мсье Брауном? Да, это он послал меня к вам. Он думает, что я могла бы сыграть небольшую роль в вашем фильме, и хотел бы знать ваше мнение обо мне, прежде чем примет окончательное решение.
Сказанное произвело на меня странное впечатление. Видно, я и в самом деле кинозвезда, если уж режиссер считается с моим мнением. Такое со мной случилось впервые. Вилли намного вырос в моих глазах. Вилли просто прелесть. Жаль, что он женат на этой ведьме, этой толстушке Флоре, а то бы… Я сказала:
— Покажитесь.
Она сняла берет, и на плечи ей упали длинные белокурые волосы, завитые на концах, как у Вероники Лэйк. Расстегнула плащ: на ней была черная вязаная кофточка, плотно прилегающая, чтобы подчеркнуть грудь, и черная юбка, вытянувшаяся на коленях.
— Повернитесь.
Чулки натянуты плохо, но фигурка что надо. Я спросила:
— Вы уже снимались в кино?
— В массовке. Занималась немного театром.
— Идите сюда.
Она робко подошла к столику. Я усадила ее возле себя на низенькую банкетку, обняла за шею, и мы посмотрелись в венецианское зеркало. Я не нашла в ней ничего особенного, кроме глаз. До меня, во всяком случае, ей было далеко. Отбить у меня хлеб она не сможет.
Я решила подкрасить ей лицо. Кисточкой обвела губы, тушью подрисовала глаза, наложила легкие розовые теня на щеки. Не прошло и четверти часа, как она преобразилась. И только волосы, как прежде, постоянно падали ей на глаза. Я зачесала их назад и стянула черной бархатной лентой. Получилось красиво. Теперь, когда я вижу всех этих молоденьких девочек с конскими хвостами на макушке, я испытываю гордость оттого, что именно я придумала эту прическу задолго до того, как она вошла в моду.
Она хлопнула в ладоши, спросила изменившимся голосом:
— Можно я вас поцелую?
Это было очень трогательно, и меня охватило такое волнение, какого я не испытывала уже давно. Мы поцеловались, и вдруг она разрыдалась у меня на плече.
— Ну–ну, что случилось? Чем вы так опечалены, Сильвия?
Она с трудом проговорила:
— Это потому что… вы так любезны..; никто еще не был… так любезен со мной…
Я гладила ее по голове и расспрашивала. Жизнь Сильвии нельзя было назвать счастливой. Потеряв при бомбежке и мать, и отца, она осталась на попечении брата — проходимца, который хотел продать ее сутенеру. Она убежала, приехала в Париж, где вынуждена была унижаться, работая посудомойкой в одном ресторане, официанткой в другом, еле–еле сводя концы с концами, оставляя все эти места сразу, как только хозяева становились излишне предприимчивыми. Она только что узнала о смерти брата, убитого в драке. У нее не было ни гроша, она задолжала за целый месяц за номер в отеле, вот почему этот фильм так важен для нее во всех отношениях.
— Не огорчайтесь, детка, все уладится. Вы снимитесь в картине. А пока…
Я открыла сумочку, вынула пачку банкнот, помяла их и хотела вложить ей в руку, но она так крепко сжала кулак, что мне это не удалось. Взглянув на меня, она сказала:
— Нет, я не хочу. Вы и так уже слишком добры…
Я настояла на своем. Затем, когда я поняла, что ничего не добьюсь, меня вдруг осенило:
— Я вот что подумала. Вы не хотели бы жить у меня? Она подняла еще не высохшие от слез глаза.
— Хочу ли я! Но это невозможно, я буду стеснять вас…
— Ничуть. Я живу одна (в данный момент). А квартира огромная. Вам приготовят комнату. Тут спокойно, никто не станет вам надоедать. В свободное время я буду с вами работать, дам кое–какие советы… Нет, меня это вовсе не стеснит, уверяю вас. К тому же, вы мне очень симпатичны, и я не сомневаюсь, что вы добьетесь успеха в кино. Итак, решено: вы остаетесь здесь. Если, конечно, у вас нет друга…
— О, нет, нет, мадам.
— Зовите меня Фреда, ведь мы подруги. Сколько вы задолжали отелю?
— Пятьдесят тысяч. (Тогда еще считали в старых франках.)
— Вот, держите, аванс в счет вашего гонорара. Поезжайте за своими вещами и поскорее возвращайтесь. Мы с вами прекрасно поладим.
Ее признательность вылилась в новые потоки слез, возгласы буйной радости, заверения в дружбе. Мне всегда нравилось делать приятное людям. В отдельных случаях, впрочем, я извлекала из этого выгоду и для себя. Как всякая женщина. Она смахнула слезу и, подпрыгивая от радости, убежала. Я попросила Жана, своего дворецкого, приготовить одну из комнат для гостей, и он, я нисколечко в этом не сомневалась, подумал: теперь хозяйка помешалась на девочках. Ох, уж эти артисты! Возьмись я объяснять, он бы не понял. В его глазах кинозвезда ровным счетом ничего не делает, просто шлюха, и все такое прочее, и он по–своему прав, потому что я знаю таких… Но я не такая. Он пошел убирать комнату.
Поскольку в три часа у меня была встреча с Паркером, я отдала распоряжение слугам, чтобы они хорошо приняли Сильвию и накормили ее обедом. Я второпях проглотила два поджаренных ломтика хлеба, выпила грейпфрутового сока, сделала маникюр и умчалась на Елисейские поля.
Паркер встретил меня приветливо, — с тех пор, как я стала зарабатывать много денег, он был сама любезность, — однако я все же заметила, что он чем–то взволнован. Он выглядел озабоченным, долго мялся и, в конце концов, спросил:
— Вы дружны с Брауном?
Я состроила неопределенную гримасу?
— Я встречалась с ним два или три раза на коктейлях. И всё.
— Он ставит мне рогатки. Вчера я привел на кинопробы одну, не лишенную таланта, смазливую малышку. К сожалению, камера совершенно сковала ее. Я понял, что Брауну она не нравится. К тому же у него была своя протеже, весьма невзрачная блондиночка. Я хочу, чтобы вы оказали мне услугу. После просмотра кинопроб скажите, что моя нравится вам больше, чем его…
У Паркера был такой потерянный вид, что я не сдержалась и прыснула со смеху. Он зарделся и чуть было не выругался. Я съязвила:
— Цыпочка Вилли против вашей, так что ли?
— Так, да не совсем, — промычал он. — Как бы там ни было, я не хочу, чтобы думали, будто я навязываю ему Франсуазу, то есть мадемуазель Гарсен, которая является знакомой моего отца, то есть я хотел сказать, дочерью одного из моих друзей.
Он был так смешон. Хохотнув еще разок, я успокоила
— Я так и сделаю, не волнуйтесь. Вашу звать Франсуаза Гарсен.
— Да, А его — Сильвия, не помню фамилии.
Хотя я и должна была уже догадаться, удивление мое было велико. Я не провела параллель между моей протеже и протеже Брауна. Я бываю так рассеянна иногда! К счастью, мне никогда не приходилось играть на сцене: я никогда не смогла бы запомнить всю роль целиком. В кино заучивают текст небольшими кусочками, так гораздо проще.
Затем, когда этот спорный вопрос был снят, Паркер вернулся к своим обычным делам. Мы оговорили условия моего контракта, и я получила подтверждение, что моим партнером будет Жак Мервиль. Забавно: мы будем сниматься в любовных сценах, тогда как только на прошлой неделе мы с ним разошлись. В жизни случаются такие повороты! Покажи это в кино — никто не поверит.
Посмотрев на часы, Паркер сказал:
— Я хочу познакомить вас с автором книги, по которой снимается фильм. Один из ваших пылких поклонников. Он вот–вот должен прийти.
На всякий случай я быстренько подправила грим. Паркера, который был так любезен со мной в начале моей карьеры, я давно уже не стеснялась. Он еще раз вернулся к своей малышке:
— Так вы не забудете насчет кинопроб?
— Положитесь на меня.
Я, разумеется, вовсе не собиралась подкладывать свинью Сильвии. Снимется она и никто другой. Ну и видок же будет у Паркера!
Секретарша доложила, что прибыл Жан Пьер Франк, автор романа «Огонь и страсть», и я подтянула юбку, чтобы показать колени. Открылась дверь, и я увидела автора. Заметила, что он смотрит на мои ноги. Затем он подошел, пожал мне руку. Симпатичный парень, вероятно, чуть моложе меня. Без обручального кольца. Он сказал!
— Очень приятно познакомиться с вами. Героиню своего романа я создал, думая о вас, и теперь вы ее сыграете. Я так рад!
Я не жалела, что потеряла полдня. Франк мне нравился, и я, слегка смутившись, вынуждена была признаться, что не читала его книги. Но я постараюсь ликвидировать этот пробел, как только выпадет свободная минутка…
Он тоже приехал оговорить условия контракта. Минут пять спорил, потом попросил разрешения присутствовать на кинопробах, поинтересовался, не нужно ли меня куда–нибудь подвезти.
— Да как будто бы нет, я собиралась сделать кое–какие покупки на Елисейских полях, сегодня такая чудная погода…
— Позвольте мне сопровождать вас.
— Вы очень любезны.
И я кокетливо улыбнулась. Мы попрощались с Паркером и спустились вниз. На улице он непринужденно взял меня под локоть, и мы, рука об руку, дошли до круглой площади. Посетовав на солнце, я надела темные очки, и каждые десять метров кто–нибудь оборачивался и говорил:
— Смотри, это же Фредерика Мэйан.
В общем, замечательный день: утром мой ежедневный «добрый поступок», вечером — очередной флирт и подтверждение моей популярности. Ощущение полного счастья.
Он попросил разрешения называть меня по имени. Я согласилась, назвав его Мишелем, и он крепко сжал мне руку повыше локтя. Я ощутила его тепло, и ноги мои стали ватными. К счастью, он увлек меня в кафе. Я выпила несколько коктейлей и позволила ему взять мою руку. Он говорил мне очень нежные, очень трогательные слова. Было видно, что он писатель. Он рассказывал мне о моих фильмах. Он смотрел их все, даже первый — «Дрожь», где у меня было текста не больше шести строчек.
Затем мы вернулись по Елисейским полям к моей машине. Он поцеловал мне руку, попросив о свидании. Я была несколько разочарована, я не думала, что мы с ним расстанемся так скоро. Но я обещала куда–нибудь пойти с ним на следующий день, вечером. Он заедет за мной на улицу Грез.
— Мадемуазель Сильвия устроилась? — спросила я у своего лакея.
— Да, мадам. В угловой комнате, — ответил он, взглядом выражая свое неодобрение.
Но что мне было до мнения слуги? Я постучалась, Сильвия вскрикнула:
— Войдите.
Она бросилась ко мне, глаза ее сверкали. Мои сверкали тоже, и не последнюю роль в этом сыграли три выпитых коктейля. Обводя взглядом голубую комнату, Сильвия сказала:
— Эта комната восхитительна, но обещайте, что как только я стану вам в тягость, вы тотчас же выдворите меня…
— Не бойтесь. Я редко меняю свои решения. Вы уже устроились?
Не без некоторого любопытства я заглянула в шкаф, куда она сложила свои вещи. К моему немалому удивлению у нее был весьма пристойный гардероб. Я не сдержалась и спросила:
— Как вам удалось оплатить все эти туалеты? Она смутилась:
— Я все покупала в комиссионках. Платья приходилось подгонять под свой размер… Шить я научилась давно.
— Давно! Вы не такая уж и старая. Сколько вам?
— Восемнадцать.
Я положила руки ей на плечи.
— Мы с вами примерно одного роста. Я дам вам несколько своих платьев.
Ее лицо залилось краской, и она, чтобы скрыть смущение, повернулась ко мне спиной. Я даже чуть не прослезилась. Я для этой малышки как добрая фея. Если бы хоть кто–то, когда мне было столько же, сколько ей сейчас, позаботился обо мне, я бы наверняка не наделала тех глупостей, что наделала.
Да, я готова была разреветься, и только мысль о гриме на лице помогла мне сдержать слезы. Бедные, бедные женщины. Бедняжка Сильвия! И все–таки ей повезло, что она встретила на своем пути такую, как я, да еще в самый нужный момент. Быть может, из ее истории получится неплохой киносценарий когда–нибудь… Ее сыграю я, разумеется… Правда, героиню придется сделать чуть старше… Не намного, я всегда выглядела так молодо!
Прощаясь с Сильвией, я вручила ей ключ от квартиры, дабы она могла входить и выходить, никого не беспокоя, и сказала:
— Детка, вы здесь у себя. То есть, если вам иногда захочется пригласить кого–нибудь, ну, так сказать, друзей, то, пожалуйста, не стесняйтесь. Я, знаете, не ханжа.
Она ответила:
— Спасибо, но у меня нет друзей. Вы— моя единственная подруга.
— Можешь быть со мной на «ты», Сильвия
Мне нужно было переодеться, так как я была приглашена на генеральную репетицию пьесы, в которой играла Джейни Дорсей. Я надела черное атласное платье, большая часть моего бюста в нем оставалась открытой. Весь» вечер я умирала от скуки! Боже! Какая все–таки бездарность эта Дорсей!
Женщина, которая хочет преуспеть на нашем поприще не должна щадить себя. Кое–кто думает, что женщины отдающиеся ради того, чтобы чего–то добиться в жизни, шлюхи. Это не так… Шлюха отдается за деньги, и только. Поэтому все женщины, заключающие выгодные браки, просто проститутки. И выйдя замуж, они продолжают торговать телом, все за те же деньги. В кино — нет. Распутство— это всего лишь переходная стадия. Спишь, пока ты статистка, актриса заднего плана, мелкая сошка. Как только получаешь доступ к крупному плану или кусочку текста, спишь уже меньше. Отбираешь влиятельных людей. Затем, если повезет и попадешь на добрых и станешь кинозвездой, все заканчивается. Формальное сожительство уступает место любви. Можно любить кого хочешь.
Бывает, что даешь маху, как малышка, что переспала с Паркером. Чтобы получить роль. Серьезная психологическая ошибка. Продюсер действительно важное лицо в некоторых кинокомпаниях. Но только не в этой. Девчонке следовало бы разыскать Вилли, как это сделала Сильвия.
Войдя в просмотровый зал, я сразу смекнула, что дело дрянь. Три соискательницы (одна — Легофа, вторая — Паркера и Сильвия) злобно переглядывались. Трое мужчин обменивались не очень удачными шутками. Мой приход ничего не изменил. Со мной поздоровались. Я тут же подошла к Сильвии и поцеловала ее, и две другие девицы поняли, что шансов у них — ноль. Все сели, и Жюль запустил кинопроектор.
Я обожаю просмотровые залы: можно вытянуть ноги и курить. Я всегда считала, что именно в таких залах следует устраивать просмотры для профессионалов кино. Здесь создается интимно–доверительная атмосфера.
Первая проба — ужасно. Я украдкой взглянула на Паркера, Он был зол. На себя самого — так осрамиться! — и на девицу, которая сделала из него посмешище.
Вторая проба—сносно. У этой девицы было дарование. Однако авторитет Легофа был еще не столь высок, чтобы принимать в расчет его мнение.
Сильвия. Конечно же, я была поражена. У нее получалось лучше, чем у ее соперниц. В фотогеничности она им уступала, но ведь не это главное: гримеры способны творить чудеса. Зажегся свет, и некоторое время никто не осмеливался поднять глаза. Вилли крикнул в аппаратную:
— Покажите нам еще раз вторую и третью пробы.
Раздались всхлипывания: приятельница Паркера начала скулить. Отвергнута. Я обернулась, пытаясь разглядеть другую девицу, но ничего не увидела. Пробы отсмотрены. Свет. Повернувшись ко мне, Вилли спросил:
— Что вы об этом думаете, моя дорогая?
Я отчеканила:
— По–моему, первая девушка — превосходна. Очень, очень хороша. Но она брюнетка, как и я, и в сценах, где мы вдвоем, это смотреться не будет. С Сильвией же еще нужно поработать, но она — именно то, что нужно.