— Странное имя, — пожала плечами Макс.
— А Макс не странное? — ответил он, потирая подбородок.
— Совершенно нормальное имя, — сердито ответила она.
— Да. Для парня.
— Ну, вообще-то раньше я была Марией, — призналась она. — Но когда мне было девять, я настояла, чтобы все называли меня Макс. По-моему, Макс звучит гораздо круче, ты не находишь?
— А почему тебе не нравилось прежнее имя? — поинтересовался он.
— Потому оно напоминало мне «Звуки музыки»[4], понятно? — отрезала она. — Каждый раз, когда кто-то звал меня по имени, я вспоминала этот дебильный мюзикл и… Словом, я всем сказала, чтобы меня называли Макс, и не откликалась, если кто-то звал меня по-старому.
— А что сказали на это твои родители?
— Они меня поняли.
— Значит, у тебя уже в детстве был тот еще характерец!
Макс хихикнула:
— Похоже, что так.
Туз сунул руки в карманы и, повернувшись, двинулся вдоль улицы.
— Там, дальше, есть «Старбакс», — объяснил он. — Там можно купить кофе и булочки.
— Клево, — ответила Макс, следуя за ним, потому что ничего другого ей не оставалось. Кроме того, несмотря на странное имя, в манерах Туза было что-то весьма располагающее и внушающее доверие. И дело было даже не в его привлекательности, а в том, как он держался — уверенно, чуть насмешливо и в то же время снисходительно. Макс даже решила, что во многих отношениях он похож на нее.
Гм-м… Может, стоит послать Гранта куда подальше и вплотную заняться Тузом? Интересно, есть ли у него девушка? Кончил ли он школу? Что он вообще делал в «Кей-Марте»?
Туз шел довольно быстро, и Макс пришлось бежать чуть ли не вприпрыжку, чтобы поспеть за ним.
— Ты болеешь за «Лейкерс»? — попыталась она завязать разговор.
— Нет. Эту футболку мне кто-то подарил. Я вообще не люблю за кого-нибудь «болеть».
— Почему? — спросила Макс, слегка запыхавшись.
— Пустая трата времени. Уж лучше самому во что-нибудь играть.
— А ты играешь?
— Да.
— В футбол или в бейсбол?
— В футбол, только в европейский.
— О-о!.. — протянула Макс, весьма смутно представлявшая, чем европейский футбол отличается от американского. — Ну и как, получается?
— Получается, когда захочу.
— И часто ты этого хочешь?
— О, господи! — воскликнул он, качая головой. — Какая же ты любознательная, Макс!
— А тебе разве не хочется узнать обо мне побольше? — парировала она.
— Допустим. — Туз ненадолго остановился. — Ладно, будем спрашивать по очереди… Ты свои вопросы задала, сейчас мой черед. Сколько тебе лет, Макс?
— Восемнадцать, — привычно солгала она. — А тебе?
— Девятнадцать.
— Значит, ты уже закончил школу?
— Да. А ты?
— Конечно, — снова соврала Макс, не испытывая ни малейших угрызений совести. Она как раз разглядывала мужественную ямочку у Туза на подбородке, гадая, каково было бы его поцеловать.
— А где ты живешь? Не здесь, я полагаю? — спросил Туз, снова трогаясь с места.
— А ты, наверное, местный? — ответила она вопросом на вопрос.
— Зачем тебе это знать? — удивился он.
— Мне просто интересно. В данной ситуации это вполне естественно, разве нет?
— А по-моему, ты просто любишь совать нос в чужие дела.
— Фу, как грубо!
— Зато правда.
— Ну а вообще чем ты занимаешься? Я-то знаю, почему я весь день торчу на этой чертовой стоянке, а что ты делал в магазине столько времени?
Он снова остановился и повернулся к ней.
— Видишь вон там — банк? — проговорил он бесстрастно.
Макс бросила взгляд на противоположную сторону улицы.
— Ну и что?
— А то… — Туз выдержал небольшую паузу. — Я собираюсь его ограбить, вот и изучаю обстановку.
* * *
— …Чего бы мне хотелось? — повторил Джино и слегка откашлялся. — Мне бы хотелось встать как можно позже, да еще после обедца прихватить малость; потом я бы посмотрел по телевизору пару детективных сериалов, опрокинул стаканчик виски, плотно поужинал с моей старушкой и завалился спать.
— Что-то ты все спишь да спишь, — заметила Лаки.
— Ты права, дочка. Когда тебе стукнет девяносто пять, ты меня поймешь.
Она улыбнулась.
— У тебя в комнате, в баре, стоит две бутылки «Джека Дэниелса». Что касается ужина, то я собираюсь приготовить его сама — макароны с фрикадельками в моем фирменном соусе — все как ты любишь.
— Ну что за девчонка!.. — воскликнул Джино и ухмыльнулся. — Жаль, твоя мать не дожила и не видит, какой ты стала!
Глаза Лаки наполнились слезами. Она редко плакала, но сегодня был особый случай. Ей не часто удавалось побеседовать с отцом по душам; еще реже Джино заговаривал с ней о матери. Подобные случаи она могла бы пересчитать по пальцам одной руки. Лаки полагала — Джино предпочитает не говорить о своей первой жене, потому что воспоминания все еще слишком болезненны для него и слишком глубоко ранят, но раз уж он сам начал…
— Ты, наверное, до сих пор по ней скучаешь, — заметила она негромко.
— Еще как!.. — подтвердил Джино с тяжелым вздохом. — Мария была лучше всех. Знаешь, дочка, я ведь постоянно о ней думаю, вспоминаю…
— Я тоже, — пробормотала Лаки. — Хотя я тогда была еще совсем маленькая, но… Я помню, какая у нее была кожа — такая гладкая и пахла розовыми лепестками.
— Это верно, — подтвердил Джино. — Мария любила розы больше всех других цветов.
— А еще она каждый вечер читала вслух мне и Дарио. Маме очень нравилась Энид Блайтон — особенно ее сказки про волшебное дерево и про чудесную страну, где можно делать все, что угодно.
— Вот, оказывается, откуда ты черпала свои сумасбродные идейки, — усмехнулся Джино.
— Мама часто говорила мне, что девочки могут все.
— И ты, разумеется, последовала ее совету.
— Мне было пять, когда ее убили, — грустно сказала Лаки. — Только пять, но я ее не забыла…
— Я знаю, дочка, знаю… — проговорил Джино, протягивая ей руку.
И внезапно Лаки оказалась в объятиях человека, с которым столько спорила и даже ссорилась и который теперь состарился. И хотя ум Джино оставался по-прежнему ясен, Лаки знала, что недалек тот день, когда ей придется попрощаться и с ним — и это разобьет ей сердце.
Возникшую между ними близость нарушил Джино-младший, по своему обыкновению ворвавшийся в гостиную без стука.
— Когда ужин, ма? — громко спросил он. — Я умираю с голода!
Высвободившись из рук отца, Лаки выпрямилась.
— Ничего ты не умираешь, — сурово заметила она. — Но раз ты здесь, ты мог бы немного помочь мне с готовкой.
— Ну ма-а… — протянул Джино.
— Идем, идем, я научу тебя готовить настоящие итальянские фрикадельки. Тебе понравится, вот увидишь!
— Деда!.. — воззвал Джино-младший.
Джино-старший поспешил на помощь внуку.
— Пусть парень отдохнет, — проскрипел он. — Если хочешь, тебе поможет Пейдж. Она просто обожает катать фрикадельки.
Лаки покачала головой, изо всех сил стараясь не улыбаться. Джино всегда был большим оригиналом.
* * *
В конце концов Генри сумел остановить проезжавший мимо грузовик и, посулив водителю сто долларов, уговорил его взглянуть, что же случилось с закапризничавшим «Вольво».
Битых два часа он «голосовал» у обочины, но машины на шоссе появлялись редко, и ни одна из них не остановилась. Генри был близок к отчаянию, и, когда после долгого перерыва на дороге показался этот грузовик, он практически бросился ему под колеса, чтобы заставить водителя затормозить.
Водитель долго ворчал и жаловался, но когда стодолларовая купюра перекочевала к нему в карман, сменил гнев на милость и начал нехотя осматривать узлы и агрегаты «Вольво». Не найдя явных поломок, он взялся за дело более серьезно и вскоре обнаружил дефект. Во всем был виноват датчик топлива, стрелка которого застряла на середине шкалы, тогда как на самом деле бензобак был пуст.
— Тебе нужно на заправку, приятель! — вынес свой вердикт водитель и, запустив руку под майку, принялся скрести отвисшее волосатое брюхо.
Генри нахмурился. Чертов Маркус, совсем обленился. Неужели он не знал, что топливомер барахлит? И за что только этот бездельник получает деньги? Ведь следить за техническим состоянием машин в гараже — его прямая обязанность!
— И как я туда попаду? — спросил Генри, смерив водителя таким взглядом, словно тот был виноват в постигших его неприятностях.
— Ну, я мог бы продать тебе канистру бензина, скажем, еще за сотню баксов, — предложил дальнобойщик. — Вообще-то это мой неприкосновенный запас, но как не помочь человеку в беде?
Сто долларов за пять галлонов не самого лучшего бензина… Это был настоящий грабеж, но Генри не видел другого выхода и скрепя сердце согласился.
23
Войдя в спальню, Рени остановилась на пороге, пристально глядя на распростертое на полу безжизненное тело Тасмин.
— Ты сломал ей шею… — проговорила она после непродолжительной паузы, все еще не веря, что такое могло случиться в ее отеле. — Какого черта, Энтони?!
— Она первая на меня напала, — огрызнулся он, злясь из-за внезапно возникших осложнений. — Я даже подумал — еще немного, и она меня пристрелит.
— Пристрелит? Из чего? Ведь она же совсем голая! — сказала Рени, с недоверием качая головой.
— А что, по-твоему, я должен был делать? — бросил Энтони, которому не терпелось поскорее покинуть Вегас. Положение, в котором он оказался, было крайне неприятным, но оно его не пугало, а скорее раздражало. — Между прочим, это ты виновата, — добавил он. — Эта твоя девка — форменная психопатка!
— Ты убил человека, а виновата я? — произнесла Рени ледяным тоном, но Энтони не удостоил ее ответа.
— В общем, ты заварила кашу, тебе и расхлебывать, — решительно сказал он и бросил быстрый взгляд на часы. — Избавься от тела. Я не желаю иметь к этому никакого отношения.
— Черт тебя возьми, Энтони! — воскликнула Рени. — Как, скажи на милость, я смогу это сделать? Не забывай — речь идет не о какой-то безымянной шлюхе. Тасмин была вполне приличной женщиной, у нее была хорошая работа, было много друзей, к тому же она воспитывала ребенка… Нет, не может она просто исчезнуть, чтобы ее никто не хватился. Ее будут искать и в конце концов найдут. А когда это произойдет, у тебя будут крупные неприятности!
Энтони повернулся к ней и прищурился. Его глаза холодно сверкнули.
— У меня будут неприятности? — переспросил он. — Так ты, значит, действительно считаешь, что ответственность за все это лежит на мне?
— А на ком же?
— Эта тварь вела себя как самая настоящая сумасшедшая, — едва не заорал он, — вот и получила по заслугам!
— Ну конечно, — усмехнулась Рени. — А ты, стало быть, ни при чем, так?
— Да что тебе не нравится? — рявкнул Энтони, багровея от гнева.
— Ты был слишком груб с ней. Это сразу видно!
— Ты просто издеваешься надо мной! — взорвался Энтони. — Твоя чертова Тасмин была просто помешана на сексе, на извращенном сексе!
— Ты взрослый мужчина, Энтони, неужели ты не мог сдержаться и не убивать ее?
— Вот что я тебе скажу, Рени, — проговорил Энтони, который пришел в еще большую ярость из-за того, что ему приходилось оправдываться. — Эта тварь, эта так называемая приличная женщина хотела, чтобы я лизал ей между ног! Но я никогда, слышишь, никогда не опускался до этого!
— В оральном сексе нет ничего унизительного, это совершенно нормально, — сказала Рени, глядя на него почти с ненавистью.
— Может быть, для тебя это действительно нормально, — отрезал Энтони. — Да только тогда ты сама — ненормальная!
— Значит, из-за этого ты сломал ей шею? Из-за своих замшелых представлений о том, как должен вести себя настоящий мужчина?
— Сколько раз тебе повторять — она набросилась на меня без всякой причины!.. — взвился Энтони, гадая, какого черта он оправдывается. — Мне пришлось защищаться. В твоей девчонке около шести футов роста, к тому же она сильна, как лошадь. Короче говоря, Рени, ты должна позаботиться об этом, как я в свое время позаботился о твоих проблемах. Я ведь помог тебе бежать из Колумбии, помнишь?
Да, Рени очень хорошо помнила то время. Энтони действительно помог ей покинуть страну, а заодно и прикарманил половину спрятанных Оскаром денег. И потом, когда они со Сьюзи собирали средства, чтобы построить «Кавендиш», он влез в их компанию, объявив себя негласным участником партнерства. Никаких бумаг, никаких налогов — только ежемесячные выплаты наличными.
— Хорошо, я позабочусь об этом, — сказала Рени ровным голосом. — Я все сделаю, и мы будем в расчете, о’кей?
— Да что это на тебя нашло? — удивился Энтони. — Ты какая-то не такая… Неужели из-за этой шлюхи?
— Тасмин была красивой современной женщиной, а ты ее убил. Неужели тебе ее не жалко?
— Что ты заладила одно и то же?! — воскликнул он. — Твоя Тасмин была просто помешанной на сексе психопаткой!
— Я так не считаю, — отрезала Рени.
— Ну да! — усмехнулся Энтони. — Дай тебе волю, так ты лизалась бы с ней сутки напролет!
— Ты, как всегда, любезен, Энтони, — холодно заметила Рени. — Любезен и тактичен.
— Я веду себя так, как считаю нужным, — огрызнулся он. — Короче говоря, не забудь, что ты мне обязана. Разберись с этим, обратись к своим друзьям, но чтобы все было шито-крыто. А мне здесь делать нечего.
* * *
Оставив Рени наедине с безжизненным телом Тасмин, Энтони быстро вышел из бунгало. Никакого раскаяния он не испытывал. Рени и в самом деле была его должницей, и теперь у нее появился шанс расплатиться.
Гриль отвез его в аэропорт в одной из машин отеля. У Энтони еще оставались в Вегасе кое-какие дела, но он понимал, что мешкать не следует. Пока к делу не подключилась полиция — а в том, что рано или поздно это произойдет, у него не было никаких сомнений, — ему необходимо было покинуть город.
Когда его самолет оторвался от земли и взял курс на Нью-Йорк, Энтони позвонил жене.
— Ну, как дела? — мрачно спросил он, когда Ирма взяла трубку.
— Где ты, Энтони? — спросила она. — Когда вернешься домой?
— Я скажу, когда буду знать, — ответил он и после паузы добавил: — Ты что, по мне соскучилась?
У Ирмы сердце замерло в груди. Подобные вопросы были настолько не в характере ее мужа, что она просто не знала, что и подумать.
— Д-да, — ответила она после едва заметного замешательства, которое, однако, не укрылось от Энтони. Ему показалось, что ее голос звучит недостаточно искренне, и, после того как Ирма повесила трубку, он невольно задумался, как проводит свои дни его жена. Их дети были в Майами с Франческой и гувернанткой, все работы по дому исполняли нанятые им слуги. Чем же, в таком случае, занимается Ирма с утра и до вечера?
Наверное, шатается по магазинам и тратит его деньги на всякое барахло, решил он. Или ходит на массаж, на маникюр или на какие-то другие косметические процедуры. Типичное женское времяпрепровождение — на что-то более полезное или интеллектуальное Ирма просто не способна.
На одно очень короткое мгновение ему даже стало ее жалко. Ирма, по крайней мере, была нормальной женщиной и никогда не требовала от него никакой извращенной любви. Да пусть бы только попробовала — он бы мигом объяснил ей, как должна вести себя порядочная женщина — жена и мать.
Потом Энтони позвонил Эммануэль.
— Как поживаешь, детка? — игриво осведомился он, рисуя в своем воображении гибкое загорелое тело и полные чувственные губы любовницы. И зачем ему только понадобилась черномазая Тасмин, когда у него есть такая красавица?
— Все отлично, пупсик. Я только что закончила сниматься для обложки «Круд Ойл», — радостно сообщила Эммануэль. — Круто, правда?
— Вот как? — проговорил Энтони. Ему никогда не нравилось, что его Эммануэль позирует для журналов, так что каждый неудачник может любоваться ее роскошным телом. — А что на тебе было надето?
— О, на мне были о-очень короткие шортики, как у Дейзи Дьюк[5], и лифчик с блестками, ужасно сексуальный! — томно объяснила Эммануэль. — Я уверена — когда ты увидишь снимки, тебе понравится.