Но я кое-что упустила из виду. Ведь мой приказ требовал: а) чтобы один мужчина с винтовкой всегда находился при машине; б) чтобы время от времени наши мужчины оба отходили от машины.
Поскольку это невозможно, я внесла поправку: когда мужчины уходят по естественной надобности, мы, женщины, запираемся в машине. Откуда мне было знать: может быть, на этой планете самый страшный из зверей не опаснее Алисиной бегемошки, а может быть… В общем, поскольку точно ничего известно не было, я просто обязана была исходить из того, что за каждым кустом прячется по меньшей мере тигр.
Да что там: могло оказаться, что сам кустик — хищник.
Я на лету, не успевая переводить дыхание, усваивала то, о чем большинство людей и не подозревает: «неограниченная» власть командира — это не свобода, это смирительная рубашка. Командир не может действовать, как ему хочется, — не может никогда, потому что каждую минуту, днем и ночью, отвечает за своих подчиненных.
Он не имеет права рисковать сам, если есть хоть малейшая возможность избежать риска. Его жизнь не принадлежит ему, она принадлежит его подразделению.
Когда мне навязали капитанство, я решила, что мы не двинемся с места, пока не переоборудуем Аю Плутишку таким образом, чтобы все мы четверо могли спать в безопасности и комфорте, не опасаясь, как бы не затекли ноги.
ШЕЛЬМА об этом не думала; КАПИТАН ХИЛЬДА БЕРРОУЗ подумала об этом немедленно. Капитан Зебби думал об этом во время нашей первой стоянки, но позволил себя уговорить.
Я знала, что смогу переустроить машину так, чтобы мы все могли спать за запертыми дверьми. Но на это потребуется время, старание и физическая сила, а я только что отдала приказ, по которому один или оба наших носителя физической силы будут отвлекаться от дела — сколько раз в сутки? Нас ведь четверо. И в таком деле человека не поторопишь. Я с содроганием представила себе, как могут подвести даже самые безотказные рефлексы, если над тобой стоит человек с ружьем — хотя бы и любимый человек с ружьем.
Что же делать?
Отменить приказ?
Нет!
Отмени приказ, если нашелся более удачный вариант решения проблемы. Но пока его нет, не отменяй. Местечко было славное, и тем не менее где-то поблизости мог притаиться этот самый бантф. Или бука. Или бяка. Или буджум. Особенно буджум. Вот пойдет Зебби по своим делам, отойдет чуть подальше, чем необходимо по соображениям удобства и приличия, и все: «без слуху и духу внезапно пропал»[43].
А именно Зебби доставлял мне хлопоты — Зебби, который вроде бы и не думал перечить новому капитану.
— Капитан Хильда, милая, ну не нужен мне провожатый, честное слово. Я пойду с винтовкой и буду охранять себя сам. Бояться совершенно нечего. Оружие будет на боевом взводе. Обещаю.
— Зебби, я не прошу, я приказываю.
— Но я не хочу, чтобы девочки оставались без охраны!
— Первый пилот!
— Да, капитан.
— Я не девочка. Я на одиннадцать лет старше вас.
— Я просто хотел сказать…
— Отставить!
У бедняжки покраснели уши, но он умолк. Я сказала:
— Астронавигатор!
— А? Да-да, капитан-тетя.
— Вы умеете стрелять из винтовки?
— Да, конечно, папа заставил меня выучиться. Только я не люблю винтовку, я предпочитаю свой дробовичок.
— Возьмите винтовку первого пилота и встаньте на охрану лагеря.
— Я бы все-таки лучше с дробовиком.
— Отставить, выполняйте приказание.
Дити, обескураженная, подошла к Зебби, тот отдал ей ружье, не говоря ни слова, с каменным лицом.
— Второй пилот, — сказала я своему мужу, — возьмите винтовку и пистолет, идите с первым пилотом и охраняйте его, пока он будет делать то, что ему нужно.
Зебби сглотнул.
— Шельма — виноват, капитан Шельма. В этом нет нужды. Мне уже расхотелось. Кончим этот разговор.
— Первый пилот, прошу воздержаться от употребления моего прозвища, пока я являюсь вашим командиром. Второй пилот, выполняйте приказание. Оставайтесь с первым пилотом и охраняйте его столько времени, сколько будет необходимо для достижения цели вылазки.
(Если Зебби имел в виду запор — эмоциональное напряжение иногда дает такой эффект, — то позже я выполнила бы свои обязанности «офицера медслужбы», причем прекрасно обошлась бы без четырех дюжих молодцов, удерживающих Зебби по рукам и ногам. Власть командира почти никогда не требует грубой силы. Странно, но факт — хотя ума не приложу, откуда я это узнала.)
Когда мужчины отошли достаточно далеко, я сказала:
— Дити, могу я научиться стрелять из этой винтовки?
— Знаешь, я не хочу с тобой разговаривать. Ты унизила моего мужа… а мы ему стольким обязаны.
— Астронавигатор!
Дити вытаращила глаза.
— Слушай, да ты с ума сошла!
— Астронавигатор.
— Да, капитан.
— Вам надлежит воздерживаться от высказываний личного свойства, адресованных мне или относящихся ко мне, в период моего пребывания на посту командира. Примите приказ к исполнению и занесите его в судовой журнал.
На лице Дити появилось выражение отрешенности от мира.
— Есть, капитан. Ая Плутишка!
— Привет, Дити!
— Режим судового журнала. Капитан приказал астронавигатору воздерживаться от высказываний личного свойства, адресованных ей или относящихся к ней, в период ее пребывания на посту командира. Я принимаю приказ к сведению и исполнению. Дата, время и бинго-код записи. Говорю тебе три раза.
— Дити, слышу тебя три раза.
— Спи дальше, Ая.
— Поняла, конец связи.
Дити повернулась ко мне, лицо и голос у нее были уже нормальные.
— Капитан, я могу научить вас стрелять так, что вас не будет сбивать с ног. Но научиться хорошо стрелять из винтовки — дело долгое. Мой дробовик не дает такой отдачи… и не требует долгого обучения.
— Я думала, дробовик труднее.
— Смотря когда. Дробовик хорош для неожиданных целей в воздухе. Тут требуется умение. Но если цель неподвижная и в пределах дальности, то это вроде садового шланга. Дробь разлетается конусом. Так легко, что даже неинтересно.
— Ничего, мне подойдет. Ну, так как это делается? В какую мишень будем стрелять?
— Тут нужен большой лист бумаги — показать, как разлетается дробь. Но капитан, вы отдаете себе отчет, что будет, если я выстрелю?
— Что?
— Сюда сломя голову прибегут двое мужчин — один из них будет одеваться на ходу. Не думаю, что ему это понравится.
— То есть ты хочешь сказать, что мне не следует сердить Зебби во второй раз за десять минут.
— А может, это будет папа. Скорее всего, они там оба делают свои дела — по очереди. Если стрелять, то лучше к их возвращению иметь труп для отчета, а то кто-нибудь из них выйдет из себя. Может, и оба.
— Оба! Какой ужас. Спасибо, Дити, я об этом не подумала.
— Кроме того, капитан приказал мне охранять лагерь. Я не могу охранять лагерь и обучать стрельбе одновременно.
(Шельма, ты хоть что-нибудь можешь делать как надо?)
— Ну конечно, не можешь! Дити, как я скверно начала! Все раздражены, один всерьез обиделся. А то и двое.
— Интересует ли капитана мое мнение?
— Дити, неужели ты больше не будешь называть меня тетей Хильдой, а? — Я не заплакала: я научилась не плакать. Но мне очень хотелось. — Да, интересует.
— Капитан тетя Хильда, без этого звания мне будет трудно все время помнить, что ты действительно капитан. Поскольку ты приказала мне воздерживаться от высказываний личного свойства, мне нужен был второй приказ, а то я не посмела бы высказать свое мнение.
— Неужели оно такое неблагоприятное? Ладно, нечего меня щадить, давай говори.
— Капитан вела себя очень неплохо.
— Неплохо?! Дити, не ври Хильде, ты никогда не врала.
— И сейчас не вру. Капитан, по-моему, ты начала прилично.
— Но ты же сказала, что я сошла с ума!
— Я была не права. Я поняла, что была не права, когда записывала в судовой журнал твой приказ. Я тебе надерзила гораздо хуже, чем Зебадии, когда он был капитаном, — он ведь велел мне припомнить все, что я ему наговорила… и по меньшей мере дважды ему следовало бы надавать мне по морде, — Дити невесело усмехнулась, — просто Зебадия не смог бы ударить женщину, даже и не беременную. Капитан — капитан тетя Хильда, милая, Зебадия на нас не кричал, а следовало бы. Он передал тебе под командование банду бесстыжих индивидуалистов: ни у кого ни малейшего представления о дисциплине. У меня-то точно не было. Но теперь есть.
— А у меня вот не знаю, есть ли, — удрученно сказала я.
— Это значит подчиняться приказам, которые тебе не нравятся и вызывают сопротивление, — подчиняться беспрекословно. Иначе — прямая дорога в пасть смерти. Зебадия нас туда бы не отправил, конечно… но вот дал же он себя уговорить устроить испытание моей новой программы «назад». Он говорил мне, что это бесполезный риск; мне следовало согласиться, действительно ведь бесполезный. А я не пожелала с ним разговаривать, да и ты была хороша, а папа уж и вовсе. Да… Наверное, у Зебадии не слишком большой опыт командира.
— Почему, Дити? Он же капитан по званию.
— Ну и что, он мог и не быть в командирской должности. Он много летал в одиночку — на истребителях. Безусловно, он должен был налетать какое-то время и в больших экипажах, иначе ему не присвоили бы квалификацию летчика-командира. Но командовал ли он на самом деле? Из его рассказов это никак не вытекает… с другой стороны, он говорил, что до последней войны командирами аэрокосмических экипажей часто бывали майоры, но теперь для этого надо быть подполковником, а майоров назначают вторыми пилотами. Это он объяснял, почему он так любит одноместные истребители. Тетя Хильда — капитан, — по-моему, командовать для Зебадии было такое же новое занятие, как для тебя. Это как секс или материнство: пока сама не испытаешь, не поймешь. — Она неожиданно улыбнулась. — Так что не обижайся на Зебадию за его ошибки, хорошо?
— Какие такие ошибки? Он столько раз спасал нам жизнь. Я не виню его — теперь — даже за то, что ему захотелось отдохнуть от обязанностей командира. Дити, это трудная работа, труднее просто не бывает, даже если ты пальцем не пошевельнула. Я и не подозревала. Я, пожалуй, сегодня не засну.
— Мы будем тебя охранять.
— Нет.
— Будем.
— Отставить!
— Виновата, капитан.
— Так что же Зебби делал неправильно?
— Ну… он никогда не разносил. Ты вот, например, сразу же объяснила нам, кто теперь босс. Ты не позволила нам спорить, прикрикнула, и все. Как это мне ни горько, но, по-моему, у тебя больше способностей к командованию людьми, чем у Зебадии.
— Дити, не говори глупостей!
— Это не глупости. Наполеон был невысокого роста.
— Что ж у меня, комплекс Наполеона? Ничего себе!
— Капитан, я вынуждена проигнорировать эти слова, потому что согласно приказу, который я по вашему требованию занесла в судовой журнал, мне несдобровать, если не проигнорирую. Впрочем, если проигнорирую, тоже.
— Ну-ну… Кажется, я знаю, как уберечься от комплекса Наполеона. Дити, ты будешь моим заместителем.
— Но ведь у нас папа заместитель командира.
— Был. Теперь уже нет. А ты как астронавигатор безусловно имеешь право замещать капитана, можешь спросить у Зебби. Только в частном порядке: мое решение обсуждению не подлежит. Просто прими к исполнению.
— Я… Есть, капитан.
— Теперь тебе вменяется в обязанность давать мне совет всякий раз, когда тебе кажется, что я вот-вот совершу серьезную ошибку. А также когда я об этом попрошу.
— Многого ли стоит мой совет? Вон какого дурака я сваляла несколько минут назад.
— Это было до того, как тебя назначили заместителем командира. Быть в должности — совсем другое дело, Дити.
Дити моргнула и притихла, как будто к чему-то прислушиваясь. Потом сказала:
— Да, пожалуй. Да. Я чувствую. Как странно.
— Погоди, станешь капитаном, будет в десять раз страннее.
— Не стану. Папа ни за что не согласится, Зебадия не согласится, я не соглашусь — три голоса против.
— Я тоже отказывалась, пока была хоть малейшая возможность отказываться. Ладно, не думай об этом пока. Командовать буду я, ты будешь давать рекомендации.
— В таком случае, капитан, я рекомендую позволить нам охранять тебя на ночлеге. Когда мы поедим и снова начнем обследование, то рекомендую даже в случае скорого обнаружения британской колонии воздержаться от контакта, а вместо этого найти такой же пустынный уголок, как этот, на линии восхода и там как следует отоспаться. Нам, членам экипажа, хватит и восьми часов, а капитан пускай поспит и все двенадцать.
— Рекомендация принята к сведению. Это хорошая рекомендация. Но мы поступим иначе: мы будем спать здесь. — Я объяснила Дити, что предполагаю сделать. — Когда машина будет переустроена, мы поедим. Если будет еще светло, искупаемся. Если нет, искупаемся утром.
— Я бы предпочла поесть наскоро, зато искупаться… раз ты говоришь, что я смогу лечь спать с мужем. Когда я напугана, от меня плохо пахнет, а сегодня я все время так боялась…
— Купаться в холодной воде после еды? Да ты что, Дити!
— Хорошо. Останусь без ужина. Только бы выкупаться.
— Астронавигатор, мы поступим так, как я сказала.
— Есть, капитан. Но от меня так воняет.
— От нас от всех будет вонять к тому времени, когда мы управимся с перекладкой багажа, и может статься, что придется ужинать всухомятку и без света, потому что все, что мы не выбросим, надо будет держать тут же внутри, а двери запереть и свет ни в коем случае не зажигать. — Я наклонила голову набок и прислушалась. — Ты ничего не слышишь, Дити?
Это вернулись наши мужчины, значительно повеселевшие. Зебби нес винтовку Джейкоба, на боку у него красовался Джейкобов пистолет. Он объявил мне с бодрой улыбкой:
— Капитан, я, кажется, был не совсем в норме, так вот, «Пищеварительные Пилюли Картера» сделали свое дело. Теперь все наладилось.
— Очень рада.
— Но знаешь, еще бы немного, и… — признался мой муж. — Хильда — капитан Хильда, любовь моя — из-за твоего замысловатого графика со мной чуть не приключилась детская неприятность.
— По-моему, из-за выяснения отношений у нас пропало гораздо больше времени, чем из-за моего графика. И если уж на то пошло, Джейкоб, то лучше бы мне пришлось прибирать последствия твоей «детской неприятности», чем хоронить тебя.
— Но…
— Все, хватит!
— Пап, она знает, что говорит, — выразительно сказала Дити.
Джейкоб умолк, удивленный. И обиженный, я почувствовала, что обиженный. Зебби с интересом взглянул на меня, уже без улыбки. Не сказав ни слова, он повернулся к Дити и протянул руку за своей винтовкой:
— Отдавай-ка, милая.
Дити отстранилась:
— Капитан не освобождал меня от дежурства.
— Ах вот как! Хорошо, будем действовать по уставу. — Зебби обратился ко мне. — Капитан, я полностью одобряю вашу доктрину непрерывной караульной службы: я не уделял этому должного внимания. Позвольте мне сменить часового. Я буду стоять на страже, пока вы трое ужинаете.
— А потом я, а Зеб поест, — добавил Джейкоб. — Мы уже все распланировали. Когда ужин? Я, по-моему, съем неощипанного страуса. Хильда, радость моя… ты у нас капитан, но ты ведь по-прежнему кок, правда? Или Дити кок?
Принятие решений! Хотела бы я знать, каково приходится командиру большого корабля?
— Я внесла изменения в штатное расписание. Дити остается астронавигатором, но является также и моим заместителем. В мое отсутствие она берет на себя командование. В моем присутствии приказы Дити — это мои приказы, она будет отдавать их во исполнение моей воли. Ни она, ни я не будем коками. Что касается медслужбы… — (Ну хорошо, Шельма: кроме тебя, никто тут не ассистировал хирургам, как ни крути, а ты единственный кандидат. А может, не единственный? Гм…) — Зебби, включает ли квалификация первого пилота медицинскую подготовку?
— Включает. Элементарную. Как не дать человеку умереть до появления хирурга.
— Ты назначаешься офицером медслужбы. Я буду ассистентом офицера медслужбы, когда тебе понадоблюсь, — если у меня не окажется более неотложных дел.
— Капитан, можно мне сказать?
— Пожалуйста, первый пилот.
— Иногда просто ничего не остается, как дать человеку умереть, потому что действительно есть более неотложные дела, совершенно неотложные, — сурово сказал Зебби. — Я видел такое. Ни к чему волноваться заранее и раскаиваться потом. Надо делать то, что надо.