Рамси впал в отчаяние. Ему и так уже грозило наказание за то, что он вовремя не вернулся домой. Если он проторчит здесь всю ночь, то отец вообще, спустит с него шкуру. Страх перед призраками был силён, но страх прогневить отца оказался в разы сильнее. Призраков он так и не увидел, а отец ожидал его дома, и не стоило испытывать его терпение. Рамси неимоверным усилием воли заставил себя подняться, и, превозмогая боль в изувеченной ноге, всхлипывая и глотая слёзы, потащился домой. Когда он добрался до дома, то подняв на отца заплаканные глаза, рассказал ему, что произошло. Он хотел, чтобы отец пожалел его и утешил. Но он только окинул его уничижительным взглядом, и сказал, что он сам себя наказал. Всё равно, впрочем, одарив парой крепких затрещин и оплеух.
Сейчас Рамси с горечью признал, что именно эти слова, как нельзя лучше подходят к нынешним обстоятельствам. Сам себя наказал. Так и было. Честно говоря, когда отец отослал его в интернат, то Рамси вздохнул с облегчением, думая, что ему больше не придётся проходить через весь это кошмар, в котором он провёл всё детство. А теперь он сам всё испортил. Гнев отца пугал его намного больше призраков, психолога и психбольницы. Так же как и шесть лет назад. Пожалуй, сильнее своего отца он давно уже никого и ничего не боялся. Что ж — он сумел закалить его характер.
Завтра наступит пятница, и первая неделя октября подойдёт к концу. Завтра к нему приедет отец, а это значит, что его выдернули с любимой работы, что так же прибавило Рамси дополнительных баллов по шкале его ярости.
****
Уроки прошли для него, будто в тумане, и, вернувшись после обеда в свою комнату, он сразу же повалился на кровать. Теон пытался, кажется, его подбодрить, но его слова пролетали мимо ушей. А сам он после вчерашнего звонка отца, оповестившего его о своём приезде, не произнёс и слова. Ему даже музыку слушать не хотелось, настолько у него было паршивое настроение. Можно взять наушники, и притвориться, что ничего не слышишь, как он обычно и делал, желая отгородиться от внешнего вида. Это очень удобно, когда не хочешь ни с кем разговаривать, но, при этом можешь слышать, что говорят другие. Но ему лень было вставать и искать плеер. Он зарылся лицом в подушку и полностью погрузился в мрачный мир своего детства. Часовая стрелка неумолимо двигалась вперёд, и замерла на отметке пять. Ни утруждая себя, ни стуком, ни приветствием в комнату вошёл Русе Болтон. Казалось, температура воздуха в помещении снизилась градусов на десять. Болтон-старший бегло осмотрел комнату и скользнул безразличным взглядом светло-серых глаз по Теону, разбиравшему на столе тетради, которые ему понадобятся завтра.
— Выйди, мне надо поговорить с сыном, — приказал он, словно Теон был здесь привратником или слугой.
Теона покоробило такое пренебрежительное отношение к себе, но он не подал вида, и поджав губы, молча, покинул помещение. Рамси услышав голос отца, вскочил с кровати, и поправил смятую одежду. Когда Теон вышел, он так и стоял навытяжку, ожидая своего приговора.
— Достукался, дурачок. Хочешь в психушку отправиться? — отец в упор посмотрел на него, ожидая объяснений.
— Нет, папа. Я просто так ему про голоса сказал. Просто пошутил, — залепетал Рамси, неуверенно оправдываясь.
— Значит, пошутил, — склонив голову к плечу, задумался Русе.
— Да. Прости, я так больше не буду, — Рамси виновато опустил голову вниз.
Русе отвесил ему добротный подзатыльник.
— Я всё уладил. Я не дам тебе, ублюдку, подпортить мне репутацию. Не хватало ещё, чтобы люди говорили, что у Русе Болтона сын-психопат, — всё так же хладнокровно сообщил отец.
Рамси стоял перед ним, закрыв глаза, и не смел, поднять голову. Он и так его разозлил, но знал, что в школе отец не станет избивать его по полной программе. Слишком уж он гордиться своей безупречной репутацией полковника вооруженных сил.
— Я что-то не слышу благодарности. Посмотри на меня! — он схватил сына двумя пальцами за подбородок, вынудив того, поднять голову. Рамси посмотрел ему в лицо, но тут, же отвёл глаза в сторону.
— Спасибо, папа. Я тебе очень благодарен, — чётко произнёс он, надеясь, что удача его не покинет, и отец поскорее вернётся домой.
— Вот так. А теперь собирайся, дома нам предстоит серьёзный разговор. Не беспокойся, потом снова вернёшься в интернат, дома ты мне не нужен, — пояснил Русе, с удовольствием наблюдая, как побледнел его сын.
— Папа, но я, же попросил прощения, пожалуйста… — умолял его Рамси.
Но Русе его перебил:
— Ты что же забыл правила? Каждый проступок влечёт наказание. Научись отвечать за свои дела, а то, я смотрю, ты совсем тут расслабился, — покачал головой отец. — Вы тут ещё и курите! — Русе заметил на подоконнике пепельницу полную бычков.
У Рамси совсем вылетело из головы убрать её, да и к тому же, табачный дым напрочь пропитал пространство комнаты, и было сразу ясно, что здесь курят.
— Это не я. Это Теон. Я даже и не пробовал ни разу, — не моргнув глазом, соврал Рамси, не хватало ему ещё и за это получить.
— Ну-ну… — насмешливо кивнул Русе. — Собирайся. А я раз уж приехал, пойду, пообщаюсь с твоим классным руководителем. Поторапливайся. Поезд через два часа, — закончив раздавать указания, Болтон-старший покинул комнату.
Рамси обречённо сел на кровать. Дверь снова отворилась, и вошёл Теон. Он, видимо ждал в коридоре, пока его отец уйдёт. Рамси надеялся, что он хотя бы не подслушивал.
— Твой отец какой-то злой. Даже со мной не поздоровался и выпер за дверь, — возмутился он.
Рамси лишь кивнул в ответ. Отец не считал за людей ни детей, ни женщин, да он и мужчин далеко не всех считал за людей. Его расположения было невероятно сложно добиться. Рамси так и не смог. Хотя, по мнению отца, он ещё не вышел из категории детей, но и потом вряд ли что-то измениться.
— Что он сказал? — видимо Теон не подслушивал, раз задал этот вопрос. Это хотя бы порадовало Рамси, не хотелось, чтобы он слышал, как он жалко оправдывается перед отцом.
— Сказал, что всё уладил, — вяло ответил Рамси, мысли его были заняты другим вопросом.
— Наверное, испепелил Человека взглядом, — пошутил Теон.
— Ага, — невесело согласился Рамси.
— Не обижайся, но твой отец реально жуткий мужик.
— Ты просто его плохо знаешь. На самом деле… он намного более жуткий, чем ты думаешь.
Теон улыбнулся, думая, что это шутка, но Рамси оставался серьёзен.
— Я уезжаю домой на выходные, — сообщил он.
— Повезло тебе, — порадовался за него Теон. Он бы с удовольствием навестил свою семью, но у него в школе оставалась масса дел на выходные.
— Не думаю, — вздохнул Рамси.
— Тогда до понедельника, — попрощался Теон.
— Ага, до понедельника.
****
Дорога в поезде оказалась утомительной. Затянувшееся молчание тяготило. Рамси с облегчением пересел подальше от отца, когда появилось свободное место. Обычно, если они куда-то вместе ехали на общественном транспорте, то всегда так делали. А в машине Рамси предпочитал сидеть сзади. Отец тоже не горел желанием с ним общаться и читал купленную на вокзале газету. Рамси угрюмо смотрел в окно на проплывающие мимо сосны. Тилль Линдеманн в его плеере повествовал о том, как тяжело быть ангелом, а так же о моряке, сгинувшем в холодном тумане. Домой отец и сын прибыли поздней ночью, и Рамси сразу же отправился спать в свою комнату.
========== Глава 14 ==========
Утром отец разбудил его и велел как следует прибраться дома. Сам же отбыл в город по делам, сообщив, что вернётся вечером. Рамси послушно выполнил его наказ. Большую часть дня он потратил на уборку, чтобы отцу не к чему было придраться. Он надеялся, что его старания в наведении порядка не пропадут даром, и это хотя бы немного смягчат его гнев. Ближе к вечеру он собирался навестить своих старых приятелей, таких же поклонников рок-музыки, как и он. В хорошей компании время пролетело быстро, и домой он вернулся только к одиннадцати вечера. Отец уже ожидал его. Рамси только, что успел переодеться и спуститься вниз, как Болтон-старший позвал его в гостиную.
— Я, кажется, не разрешал тебе никуда уходить. Может быть, ты плохо слова понимаешь? Ничего, у меня есть более действенный способ научить тебя послушанию, — размеренно произнёс Русе.
— Я хотел с друзьями повидаться. Я всё сделал, как ты сказал, — сдержанно ответил Рамси. Он поднял взгляд на отца — он не сделал ничего плохого.
— Я сказал, чтобы ты ждал меня дома. Ты наказан, или забыл об этом? — Болтон-старший, конечно же, нашёл повод для придирок.
— Да какая разница! Всё равно ты всегда не доволен! — взорвался Рамси.
— Да ты я смотрю, осмелел, — холодно заметил отец, и, приблизившись к нему, схватил за шиворот.
— Рубашку снимай. Лицом к стене, — приказал Русе.
— Не надо, — прошептал Рамси, и помотал головой. Он прекрасно знал, что за этим последует.
— Будешь пререкаться, получишь вдвойне, — лениво пояснил Русе.
Рамси непослушными пальцами начал расстёгивать пуговицы старой домашней рубашки. Отец удалился в свою спальню, выбирать орудие наказания. Рамси знал, что у него в платяном шкафу целый отдел посвящён разного вида и фасона ремням. Каждый из них он уже испробовал на своей шкуре. Русе вернулся, держа в руках широкий армейский ремень с медной пряжкой.
— Ну, что же, получи, то, что заслужил, — замахнувшись, сказал он.
Вначале боль была терпимой, жгучие удары оставляли красные следы на коже, и Рамси просто молчал, стиснув зубы. И если бы на этом всё закончилось, он бы стерпел. Но с каждым новым кругом на его спине буквально не оставалось живого места. Красно-бордовые отметины превращались в синяки и кровоточащие ссадины. Багровые вспышки боли накатывали тёмными волнами, и эту мучительную пытку уже сложно было вынести, и он больше не мог сдержать слёзы.
— Хватит, пожалуйста, я больше не буду! — умолял Рамси. За тот месяц, что он провёл в школе, он успел отвыкнуть боли, и самое главное от унизительного чувства беспомощности. Теперь ему было плохо вдвойне.
— Что-то не слышу раскаяния, — Русе был хладнокровен.
Удар за ударом, в конце концов, Рамси просто перестал осознавать, где заканчивается один и начинается другой. Он наплевал на остатки своей гордости, больше не было сил сдерживать эмоции и он вопил во весь голос.
— Прости! Прости меня! Я исправлюсь! — всхлипывал он.
Русе был неумолим.
— Я сам знаю, когда будет достаточно.
В конце концов, у Рамси всё поплыло перед глазами, и он рухнул на колени. Тогда отец прекратил истязать его. Он посмотрел в его зарёванное лицо, и чуть помедлив, произнёс:
— Всё. Убирайся с моих глаз. Вывел меня, уродец.
Рамси нетвёрдой походкой побрёл в свою комнату. У него кружилась голова, и болело всё тело. Он мечтал только о том, чтобы добраться до кровати. Ему было противно, от того как отец его унизил и растоптал. Снова. Еле-еле добравшись до постели, он абсолютно опустошённый рухнул на неё, и упал лицом в подушку. По крайней мере, здесь его слёз никто не увидит.
Всё воскресение Рамси провалялся в постели, лишь два раза вставал попить воды, а в остальное время гонял по кругу безрадостные мысли. Один раз спустился на кухню, но есть совсем не хотелось, и он только напрасно проделал этот путь. У него до сих пор кружилась голова, а каждое движение отдавалось тупой болью. Он чувствовал себя разбитым как физический, так и духовно. Он не знал, кого ненавидит больше — себя или отца.
Глупо надеется, что изменится что-то в его жизни. Самым страшным в отцовских методах воспитания были не боль и унижение, а неотвратимость и непредсказуемость наказания. В детстве он оставался послушным и кротким, но и тогда отец не был с ним добр. Многие годы назад он пытался бороться и бунтовать. Но это не сработало. Рамси с горечь признал, что придётся играть по правилам, установленным его отцом. Он был хорошим, был плохим, но ничего не работало. Как бы он себя не вёл, всё заканчивалось одинаково. В итоге он чувствовал себя сломанным героем давних детских сказок, заплутавшим в лабиринте страхов и ложных надежд. У него больше не осталось сил на сопротивление. Он жил так, как мог запуганный и сломленный, с растраченными нервами и поломанной психикой, и слабо понимал, что такое хорошо и плохо.
Отец отсутствовал весь день, вернулся лишь вечером. Зайдя к нему в комнату, он окинул его бесстрастным взглядом и сухо поинтересовался:
— Ты почему всё ещё здесь? Пора бы тебе уже отправиться в школу.
— Мне плохо, я с кровати-то встать не могу, — стараясь не повышать голос, произнёс Рамси. Он думал, что отец над ним просто издевается, или он правда считает, что ничуть не переусердствовал вчера. Но озвучить это вслух не решился.
— Так уж и быть позвоню в твою школу, и скажу, что ты приболел. Сам же до этого довёл. Нормальные дети слова понимают, а тебя же надо лупить как собаку, чтобы ты слушался, — недовольно посмотрев на него, сжалился Русе. Он как всегда считал себя правым.
У Рамси не было ни сил, ни желания возражать, да к тому же он знал, что бывает за дерзость и неповиновение. Он порадовался, что хотя бы имеет возможность отлежаться и прийти в себя. Он ненавидел отца всей душой, так же сильно, как и боялся.
Во вторник утром, он спустился на кухню, чтобы поесть. Так как два прошлых дня у него и крошки во рту не было, то он думал, что голова у него кружится просто от голода. В среду вечером отец сам сопроводил его на поезд. Весь путь обратно его мучили воспоминания обо всех его старых ранах. Память услужливо разворачивала перед ним те, или иные страницы.
Рамси было пять лет, когда умерла его мать. Она, хоть и не любила его, но, всё же, оглядываясь назад, он понимал, что время, когда он жил с ней, казалось скорее хорошим, чем плохим. Он смутно помнил раннее детство, но в основном оно состояло из одиночества и отчуждённости. Мать почти не замечала его. Она вела разгульный образ жизни и пьяные компании являлись не редкостью в их доме. Ссоры и скандалы среди них оказывались обычным делом. Мать была пьяна большую часть времени, что он помнил. Она любила накатить прямо с утра, и сидела в кресле со стаканом в руках, мечтательным взором уставившись в пустоту. В такие моменты ей хотелось излить душу, и она с упоением повествовала о своей прежней жизни. Она была родом из небольшого городка, и приехала в столицу пару лет назад, лелея надежды поступить в театральную академию и стать всемирно известной актрисой. С детства она грезила о большой сцене и блеске софитов, а особенно о своём лице, украшающем театральные и киноафиши. Но, как обычно и происходит, конкурс оказался слишком велик, и она провалила вступительные экзамены. Однако, она не отчаялась, готовилась к поступлению в следующем году. А до той поры, работала официанткой в кафе среднего достатка. Она ни за что не желала возвращаться в маленький и тесный мирок провинциального городка.
Однажды на одном из корпоративных вечеров для сотрудников вооружённых сил, она повстречала молодого статного майора. «Он был красив и богат как лорд», — любила повторять она. Их роман завертелся с головокружительной скоростью. Кавалер оказался галантным и щедрым. Она, будучи молодой и наивной сельской девчонкой, которой едва исполнилось восемнадцать лет, тешила себя надеждами о замужестве. Вскоре она забеременела, и с радостью сообщила об этом своему возлюбленному. Однако, ожидаемого предложения не последовало. Он разбил в пух и прах ее романтические мечты, сказав, что раз у неё недоставало ума предохраняться, то это только её проблемы. Посмеявшись над ней, сообщил, что и не думал жениться на глупой сельской девке. А что она намерена делать с ребёнком, ему было абсолютно всё равно. Он швырнул деньги на аборт буквально ей в лицо, сказав, что если она всё же решит рожать, то своего ублюдка будет содержать сама, от него же не дождётся ни гроша. Её сказочный принц оказался вовсе не принцем, а хладнокровным и жестоким чудовищем.
Первые несколько недель она просто пребывала в шоке от всего этого. Затем, безуспешно пыталась поговорить с ним, но его телефон молчал, а адреса она не знала. Раньше он сам приходил к ней, либо они встречались на нейтральной территории. Через общих знакомых она выяснила, где он живёт. И явилась к нему на порог, с уже заметным животом. Она, наделась, что он одумается. Но это его не разжалобило. Он лишь презрительно оглядел её, бывшую ранее стройной, фигуру. Она умоляла её выслушать, пыталась убедить, что их ждёт прекрасное будущее, клялась ему в своей любви и верности. Он обозвал её жалкой идиоткой, и, залепив звонкую пощечину, выставил за дверь. Напоследок, сказал, чтобы она ни смела более, приближаться к его дому.