Интуиция подсказывала Адаму, что расположившаяся напротив стая стервятников видит его растерянность и готова посмеяться над ним.
– Одна неделя, – проговорил он с уверенностью, которой не ощущал.
– Очень хорошо, – подобно школьному учителю одобрил его ответ Слэттери. “Умница, Адам. Садись”. – Отлично.
Роксбург шепнул что-то на ухо соседу, и через мгновение суровые лица свиты прокурора озарились улыбками. Их веселье Адам проигнорировал.
Судья черкнул в блокноте несколько строк, вырвал листок и передал Джефферсону. Благоговейно приняв бумажку обеими руками, тот стремительно вышел из кабинета. Слэттери обвел взглядом сидевшую справа от него рать, повернулся к Адаму:
– Есть еще один момент, мистер Холл, который я хотел бы обсудить. Как вам известно, приговор должен быть приведен в исполнение через двадцать два дня. Так вот, суду необходимо знать, не предстоит ли ему рассмотреть в течение этого времени еще какие-то ходатайства мистера Кэйхолла. Понимаю, вопрос мой несколько необычен, но ведь и ситуация сложилась далеко не рядовая. Честно говоря, я в первый раз сталкиваюсь со столь запущенным делом и очень надеюсь на ваше сотрудничество.
Другими словами, подумал Адам, судья рассчитывает на то, что очередной отсрочки не будет. Вопрос Слэттери действительно выходил за рамки канонов судопроизводства и являлся, по сути, ударом ниже пояса. Сэм имел конституционное право подать апелляцию, поэтому его адвокат не мог связывать себя никакими обещаниями на этот счет. Адам решил до конца оставаться вежливым.
– Я не могу пока ответить, ваша честь. Во всяком случае, здесь и сейчас. Может быть, через неделю.
– Апелляции, безусловно, уже пишутся, – бросил Роксбург, и его марионетки согласно закивали.
– Видите ли, мистер Роксбург, я не обязан обсуждать свои планы с вами. Равно как и с членами федерального суда.
– Ну конечно, – добродушно прогудел Макаллистер, неспособный, по-видимому, посидеть спокойно и пяти минут.
Внимание Адама привлек расположившийся справа от Роксбурга юрист с серо-стальными глазами, довольно молодой, но уже седовласый мужчина, гладковыбритый и одетый подчеркнуто элегантно. Макаллистер явно благоволил к нему, то и дело склонялся в его сторону, как бы выслушивая ценный совет. Среди сотни газетных вырезок, имевшихся в архиве Адама, в одной шла речь о неком специалисте из аппарата генерального прокурора, известном как Доктор Смерть, чей безжалостный ум привык доводить до завершения все принятые к производству дела со смертными приговорами. Называлось в вырезке и его имя: Моррис. Адам смутно припомнил: представляя своих людей, Роксбург произнес что-то похожее. Звали Доктора Смерть Моррис Хэнри.
– Что ж, в таком случае поторопитесь, – недовольно заметил Слэттери. – Меня не соблазняет мысль работать сутки напролет, когда начнется ваша круговерть.
– Понимаю, сэр, – с насмешливым сочувствием откликнулся Адам.
Судья смерил его проницательным взглядом и тут же занялся перекладыванием бумаг.
– Итак, джентльмены, рекомендую не отходить далеко от телефонов. Не позже утра понедельника я сообщу вам о своем решении. На сегодня у меня все.
Находившийся ближе остальных к двери, Адам встал.
– Желаю успехов, ваша честь. – Он кивнул Слэттери и вышел, стараясь не вслушиваться в шепот за спиной.
Секретарша проводила Адама заученной улыбкой. Уже в коридоре его настиг приятный мужской голос:
– Мистер Холл, не могли бы вы уделить мне минутку? – Это был Макаллистер.
Рядом с губернатором стояли двое его присных.
– Вам ее хватит?
– Хорошо, пусть будет пять.
Адам выразительно посмотрел на его спутников:
– Наедине. И естественно, без протокола.
– Разумеется. – Губернатор указал на двойные двери. Оба ступили в маленький неосвещенный зал. Руки Макаллистера были свободны: кейс в последний момент успел взять помощник. Сунув их в карманы, губернатор прислонился к стене. Отлично сшитый костюм, модный галстук, белоснежная рубашка – он знал толк в одежде. Приближаясь к четвертому десятку, Макаллистер и старел красиво, лишь на висках поблескивала благородная седина.
– Как Сэм? – В его голосе прозвучало искреннее участие. Адам отвел взгляд в сторону:
– О, он чувствует себя великолепно. Обязательно сообщу ему о вашем участии. Сэма оно тронет.
– Я слышал, у него возникли проблемы со здоровьем.
– Здоровьем? Вы же готовитесь убить его. При чем здесь здоровье?
– Так, не более чем слух.
– Он вас ненавидит, губернатор. Здоровье у Сэма действительно пошаливает, но на три недели его хватит.
– Ненависть – обычное для Сэма состояние, вы же знаете.
– О чем вы хотели поговорить?
– Хотел просто познакомиться. Уверен, мы с вами найдем общий язык.
– Послушайте, губернатор, подписанный мной контракт с клиентом категорически запрещает мне всякое общение с вами. Вынужден повторить: Сэм вас ненавидит. Это вашими стараниями он оказался на Скамье. Во всем он винит только вас. Стоит ему узнать о нашем разговоре, и контракт будет расторгнут.
– Неужели дед выставит внука за дверь?
– Да. Убежден. Так что если завтра в газете я прочту о нашей беседе, то просто вернусь в Чикаго. Вы останетесь ни с чем, казнь придется отложить, поскольку осужденный потеряет адвоката.
– Где вы об этом вычитали?
– Не стоит так поступать, губернатор. В ваших интересах хранить молчание.
– Даю вам слово. Но как тогда нам обсудить тему милосердия?
– Не знаю. Я пока не готов.
Искусством мимики Макаллистер владел в совершенстве. Мягкая улыбка на его лице либо присутствовала, либо по крайней мере легко угадывалась.
– Однако вы думали об этом, не правда ли?
– Думал. О прощении, губернатор, мечтает каждый приговоренный, поэтому вы не в состоянии его гарантировать. Помилуете одного, и к вашему кабинету выстроится очередь. Звонками и письмами вас примутся изводить родственники, из кожи вон начнут лезть адвокаты. Мы оба знаем, что это невозможно.
– Я не уверен, что он должен умереть.
Макаллистер опустил голову, казалось, в нем происходит какая-то борьба, казалось, годы смягчили его решимость во что бы то ни стало покарать Сэма. Адам уже раскрыл рот, но, внезапно осознав смысл услышанного, не проронил ни звука. Повисла долгая пауза.
– Я тоже в этом не уверен, – наконец негромко сказал Холл.
– Он много успел вам поведать?
– О чем?
– О взрыве офиса Крамера.
– Сэм утверждает, что рассказал мне все.
– Но у вас есть сомнения?
– Да.
– Как и у меня.
– Почему?
– По целому ряду причин. Джереми Доган всегда был отъявленным лжецом. Перспектива оказаться в тюремной камере пугала его больше смерти. Налоговики неплохо постарались, и Джереми не сомневался, что чернокожие сокамерники будут насиловать его день и ночь, день и ночь. Ведь одно время он являлся великим магом Клана. Конспиратор из Догана вышел изрядный, но тонкостей судопроизводства он не знал. Я считаю, кто-то, скорее всего человек из ФБР, убедил его дать показания против Кэйхолла, чтобы Сэм попал за решетку. Провалится обвинительное заключение – значит, провалится и сделка. Свидетель из Джереми получился на редкость красноречивый. Присяжные ловили каждое его слово.
– То есть он лгал?
– Не знаю. Наверное.
– О чем?
– Вы не спрашивали Сэма, был ли у него сообщник? Адам на секунду задумался.
– Не могу ответить. Беседы с клиентом – информация конфиденциальная.
– Конечно, конечно. Очень многие жители штата втайне надеются, что Сэма не казнят. – Макаллистер смотрел на Адама в упор.
– Вы из их числа?
– Не знаю. А если Сэм не планировал убивать Марвина Крамера и его сыновей? Да, он находился на месте взрыва. Но план мог разработать другой.
– В таком случае вина Сэма меньше, чем принято думать.
– Согласен. Невиновным его не назовешь, однако и смерти он тогда не заслуживает. Вот что меня беспокоит, мистер Холл. Или, с вашего позволения, Адам?
– Пожалуйста.
– Вряд ли Сэм говорил вам что-то о сообщнике.
– Без комментариев. Может быть, позже.
Вытащив руку из кармана, губернатор протянул Адаму визитную карточку.
– На обороте два телефона, служебный и домашний. Обе линии защищены от прослушивания, не сомневайтесь. Иногда я приплачиваю репортерам, Адам, такова уж работа, но вы можете мне доверять.
Адам скользнул взглядом по двум строчкам цифр.
– Было бы трудно прожить жизнь, зная, что не спас от смерти того, кто ее не заслуживал, – сказал Макаллистер и направился к двери. – Позвоните обязательно, только не откладывайте звонок до последнего. Ситуация накаляется. Сейчас мне звонят человек двадцать в день.
Блеснув белозубой улыбкой, губернатор вышел из темного зала.
Адам опустился на стоявший у стены стул, поднес к глазам визитку из плотной бумаги с золотым обрезом. Человек двадцать в день. Что это означает? Кто они – союзники или противники?
Очень многие жители штата втайне надеются, что Сэма не казнят, сказал губернатор. Он что, вступает в предвыборную борьбу?
ГЛАВА 24
Улыбка секретарши казалась чуточку принужденной. Идя по коридору, Адам почти физически ощущал сгустившуюся вокруг него тяжелую атмосферу. Голоса коллег едва пробивались сквозь вязкий воздух.
В Мемфис нагрянули гости. Из Чикаго. Вообще-то такие визиты считались рутиной, по большей части целью их вовсе не было проведение строгих инспекций. Обычно старшие партнеры приезжали, чтобы встретиться с серьезным клиентом или поприсутствовать на ежегодном собрании сотрудников. Во всяком случае, ни разу еще при высоком госте никого не уволили, не подвергли хотя бы критике. И все же после его отъезда люди с облегчением переводили дух.
Адам открыл дверь своего кабинета и лицом к лицу столкнулся с Гарнером Гудмэном. Гарнер встревоженно мерил шагами ковер и ненароком очутился у самой двери, когда она вдруг распахнулась. Холл в изумлении пожал Гудмэну руку.
– Проходи, проходи. – Партнер даже не улыбнулся.
– Что вы здесь делаете? – Опустив кейс на пол, Адам приблизился к столу. Мужчины впервые посмотрели друг другу в глаза.
Гудмэн провел ладонью по бородке, выверенным движением поправил бабочку.
– Проблема не терпит отлагательства. Боюсь, у меня дурные новости.
– Какие?
– Сначала сядь. Нам потребуется время.
– Спасибо, я прекрасно себя чувствую. Что происходит? Новости должны быть весьма неприятными, если выслушать их предлагают сидя.
– Все началось сегодня утром, в девять, – сказал Гарнер, теребя галстук. – Как тебе, наверное, известно, в комиссию по кадровому составу входят пятнадцать человек, причем далеко не преклонного возраста. Комиссия разбита на несколько групп: отбора, найма, дисциплинарную, разрешения споров и так далее. Есть и такая, что занимается вопросами увольнения. Сегодня утром она собралась в полном составе. Угадай, кто дирижировал?
– Дэниел Розен?
– Собственной персоной. Он уже десять дней подряд обрабатывает ее членов, понимаешь?
Адам опустился на стул, Гудмэн сел напротив.
– В группе семь человек. Сегодня утром Розен назначил им встречу, пришли пятеро, так что кворум был обеспечен.
Ни меня, ни кого-то еще в известность он не поставил. Заседания группы, по вполне понятным причинам, являются закрытыми, поэтому Розен не обязан приглашать посторонних.
– В том числе и меня?
– Совершенно верно. Ты и стал предметом разговора, который длился менее часа. Колоду Розен перетасовал, конечно, заранее, но суть вопроса изложил очень обстоятельно. Не забывай, ведь он тридцать лет оттачивал мастерство в залах суда. Заседания группы строго протоколируются, на случай предъявления иска, вот он и решил подстраховаться. Прежде всего Розен обвинил тебя в обмане при устройстве на работу, затем перешел к конфликту интересов, а через пять минут его вообще понесло. Бросил на стол десяток статей, где речь шла о тебе и Сэме, о деде и внуке. Доводы Розена сводились к тому, что ты поставил фирму в неловкое положение. Он хорошо подготовился. Думаю, мы его недооценили.
– Члены группы голосовали?
– Четыре голоса за твое увольнение, один – против.
– Скоты!
– Знаю. Я видел Розена в разных переделках, он может быть дьявольски убедительным. Он привык добиваться своего. По судам давно не ходит, вот и устраивает склоки в фирме. Но через шесть месяцев его у нас не будет.
– Довольно слабое утешение.
– Зато остается надежда. Около одиннадцати часов дня до меня дошли кое-какие слухи. К счастью, Эммит Уайкофф оказался рядом. Мы двинулись в кабинет Розена. Разговор велся на повышенных тонах, выражений никто не выбирал. Затем Эммит сел на телефон. Подвожу итог: комиссия по кадрам соберется завтра в восемь утра, чтобы рассмотреть вопрос о твоем увольнении. Тебе нужно ехать.
– В восемь утра!
– Да. Люди они все занятые. У кого-то на девять назначена встреча в суде, кто-то не может отложить разговор с клиентом. Нам повезет, если будет кворум.
– Кворум – это сколько?
– Две трети, десять человек. Придут меньше – жди неприятностей.
– Что вы называете неприятностями?
– Дополнительные хлопоты. Если утром не наберется кворума, то ты получишь право требовать через тридцать дней нового рассмотрения.
– Через тридцать дней Сэм будет мертв.
– Может, и нет. В любом случае имеет смысл присутствовать. Девять человек дали мне с Эммитом обещание прийти.
– А как насчет тех четверых, что голосовали против? Гудмэн ухмыльнулся:
– Сам подумай. Уж о них-то Розен позаботится. Адам громко хлопнул по столу руками.
– Я ухожу, черт бы их побрал!
– Успокойся. Ты не можешь уйти. Тебя уволят.
– Тогда зачем бороться? Сукины дети!
– Слушай, Адам…
– Сукины дети!!!
Гудмэн поднялся со стула, сделал шаг к окну, проверил, не сбилась ли набок бабочка, раздельно продолжил фразу:
– Слушай, Адам, все пройдет отлично. Так считает Эммит, так считаю я. За тебя вся фирма. Мы верим в твой успех, и, честное слово, фирме очень на пользу поднятая прессой шумиха. Чикагские газеты опубликовали несколько превосходных очерков.
– Надо же – за меня вся фирма!
– Успокойся и слушай. Завтра мы выстоим. Все формулировки беру на себя. Уайкофф уже начал выкручивать людям руки. У него есть помощники.
– Розен тоже не идиот, мистер Гудмэн. Его устроит только победа. Его не волнует, что будет со мной, с Сэмом, вами или кем-то еще. Он горит желанием выиграть. Готов поклясться: он и сейчас накачивает мускулы.
– Ну так померяемся с ним хитростью. Войдешь завтра в зал с кровавой раной на плече. Пусть нападающий выглядит диким вепрем. Скажу по секрету, Адам, у Розена очень мало друзей.
Адам подошел к окну, раздвинул шторки жалюзи. Улицу внизу заполняли потоки пешеходов: шестой час вечера. В кассе взаимопомощи у него лежали почти пять тысяч долларов. Этих денег могло хватить примерно на шесть месяцев. За короткое время подыскать достойную замену годовой зарплате в шестьдесят две тысячи будет непросто. Но поскольку Адам никогда особо не переживал по поводу своих финансов, угроза голода или отсутствия крыши над головой не испугала его и сейчас. Куда больше беспокоили Холла три ближайшие недели. Опыт первых десяти дней работы адвокатом убеждал: без помощи ему не обойтись.
– Что меня ждет в самом конце? – нарушая затянувшееся молчание, спросил он.
Гудмэн отступил к соседнему окну, приподнял бровь.
– Тихое сумасшествие. Последние четыре дня ты забудешь о сне. Придется побегать. Суды наши непредсказуемы, непредсказуема вся система. Станешь писать обжалования, зная, что они лишены всякого смысла. За тобой начнет охоту пресса. И самое главное, тебе потребуется почти все свое время отдавать клиенту. Работа предстоит на износ, а вознаграждения ждать не приходится.
– Могу я рассчитывать на какую-то помощь?
– Безусловно. Сам ты не справишься. Накануне казни Мэйнарда Тоула один из наших юристов постоянно сидел в приемной губернатора, другой – в Вашингтоне, а еще двое неотлучно дежурили у Скамьи. К твоим услугам будет вся фирма, все ее ресурсы. В одиночку ты ничего не сделаешь. Здесь нужна команда.