– Нет, – отвечали те, – мы будем ждать.
Матери, отправившиеся вместе с Дарком, тосковали по дочерям и сыновьям, которые остались и, казалось, были обречены на верную гибель. Прошло много дней и ночей, но Мог-ур не возвращался. Людей охватило смятение: не следовало ли им отправиться вслед за Дарком. И вот однажды Клан увидел, как к нему приближается какой-то зверь, которого не пугает вид горящего костра. Люди оторопели и насторожились. Такого животного им еще не приходилось видеть. Однако, когда тот подошел ближе, они узнали в нем своего Мог-ура. На нем была медвежья шкура. Он, наконец, вернулся, чтобы рассказать людям о том, что поведал ему Урсус, Дух Великого Пещерного Медведя.
От Урсуса люди научились жить в пещерах, носить звериные шкуры, охотиться, летом собирать и запасать пищу на зиму. Они навсегда запомнили то, что сказал им Урсус: как бы Ледяная Гора ни старалась изгнать их из-под родного крова, сколько холода и снега ни напускала она на людей Клана, они ни за что не сдвинулись с места, ни за что не свернули со своего пути.
В конце концов, Ледяная Гора отступила. Она отчаялась и перестала сражаться с Солнцем. За это на нее рассердилась Грозовая Туча и перестала ей помогать. Ледяная Гора покинула чужие земли и вернулась к себе на север, а вместе с ней ушел и сильный холод. Одержав победу, Солнце, ликуя, преследовало ее до самого севера. Не имея возможности скрыться от него, Ледяная Гора потерпела полное поражение. И долгие-долгие годы на земле не наступала зима, а стояло сплошное длинное лето.
Однако Зернистый Снег, тоскуя по своему потерянному ребенку, совсем ослаб. Тогда Пушистый Снег, чтобы завести новое дитя, обратился за помощью к Духу Грозовой Тучи. Та сжалилась над своим братом и решила помочь Пушистому Снегу набрать силу и закрыла собой Солнце. Тем временем Пушистый Снег стал разбрасывать свои духовные частицы, которые поглощал Зернистый Снег. Так родилась новая Ледяная Гора. Но люди помнили, чему научил их Урсус. Ледяной Горе никогда не удастся прогнать их из родного жилища.
Что же случилось с Дарком и теми, кто ушел с ним? Одни говорят, что эти люди стали добычей волков и львов, другие утверждают, что они нашли себе пристанище на дне глубоких вод. Третьи сказывают, что они достигли земли Солнца, но их посягательство на чужие земли привело небесное светило в ярость, и оно спустило на людей огненный шар, который их уничтожил. Отступники погибли, не оставив после себя никакого следа».
– Вот видишь, Ворн. – Эйла услышала, как Ага после легенды о Дарке в очередной раз наставляет своего сына. – Ты должен всегда слушать, что тебе говорят мать и Друк, а также Бран и Мог-ур. Нельзя покидать Клан, иначе можно погибнуть.
– Креб, – Эйла подсела к старику, – а что, если Дарк и его люди нашли другое место? Он исчез, но никто не видел, что он умер. Ведь он мог выжить?
– Верно, никто не видел, что он умер, но очень трудно охотиться, когда вас всего двое или трое. Если летом им и посчастливилось бы подстрелить несколько малых зверюшек, то без крупной добычи прожить зиму едва ли возможно. А до земли Солнца нужно идти не один год, а значит, пережить много зим. Тотемам тоже нужно жилище. Они даже могут покинуть бездомных людей. А кто хочет, чтобы его покинул тотем?
Эйла невольно схватилась за амулет.
– Но меня не покинул тотем, даже когда мне негде было жить.
– Потому что он тебя испытывал. И в конце концов он нашел для тебя жилище, ведь так? Пещерный Лев очень сильный тотем, Эйла. Он избрал тебя и, возможно, будет защищать всю жизнь, но тотему лучше, когда он живет в пещере. Если ты к нему обратишься, он тебе поможет. Он может подсказать тебе, как лучше поступить.
– А как я об этом узнаю, Креб? – спросила Эйла. – Я же никогда не видела Духа Пещерного Льва. Как понять, что тотем хочет что-то сказать?
– Увидеть ты его никогда не сможешь, потому что он часть твоего существа. И все же он говорит с тобой. Тебе только нужно научиться его понимать. Если ты решила что-то сделать, он тебе будет помогать в этом. Он подаст тебе знак, если ты сделаешь правильный выбор.
– Какой знак?
– Трудно сказать. Обычно это что-нибудь своеобразное. Возможно, это будет камень, которого ты прежде не видела, или корень особой формы, которая для тебя будет иметь особое значение. Тебе подскажут это ум и сердце, но не глаза и уши. Только ты сама в силах понять знак своего тотема, никто другой тебе не поможет в этом. Когда же тебе удастся найти знак тотема, положи его в свой амулет. Он принесет тебе удачу.
– А у тебя есть знаки тотема в амулете, Креб? – спросила девочка, поглядывая на пухлый мешочек, висящий на шее шамана. Ребенок на руках Эйлы начал ворочаться, и она передала его Изе.
– Да, – кивнул он, – например, зуб пещерного медведя, который был мне дан, когда я был еще помощником шамана. Не какой-то расколотый или выбитый из челюсти, а совершенно целый, без каких-либо признаков порчи зуб. Он лежал на камнях у самых моих ног. Это был знак Урсуса, что я сделал правильный выбор.
– А мой тотем подаст мне знак?
– Этого никто тебе не скажет. Возможно, когда ты будешь стоять перед важным выбором, ты об этом узнаешь сама. У тебя теперь есть амулет, поэтому твой тотем всегда сможет найти тебя. Старайся никогда не терять амулет, Эйла. Ты получила его в день, когда узнала свой тотем. В нем содержится частичка твоего духа, по которому он узнает тебя. Без него тотем после своего путешествия не найдет обратной дороги. Он потеряется и будет искать себе пристанище в мире духов. Если ты потеряешь амулет и не найдешь его вскоре, ты умрешь.
Сжимая маленький мешочек, висящий на шее, Эйла невольно содрогнулась. Но больше всего ее интересовало, когда ее тотем подаст ей знак.
– Как ты думаешь, был ли Дарку знак от тотема, когда он отправился искать землю Солнца?
– Этого никто не знает, Эйла. Это всего лишь легенда.
– Мне думается, что Дарк был смелым, раз он решился на поиски нового жилища.
– Возможно, он был смелым, но очень глупым, – ответил Креб. – Он бросил Клан и землю предков и пустился в опасное путешествие. И ради чего? Только затем, чтобы найти что-то новое. Он не мог усидеть на месте. Кое-кто из молодых считает Дарка смелым, но с возрастом начинают думать иначе.
– Думаю, мне он нравится за то, что он не похож на других, – заявила Эйла. – Я люблю эту легенду больше всех.
Увидев, что женщины отправились готовить вечернюю еду, Эйла вскочила и поспешила за ними. Креб покачал ей вслед головой. Стоило ему подумать, что девочка осваивает жизнь Клана, как она тут же говорила или выкидывала нечто такое, что заставляло его лишний раз удивляться. Не то чтобы она делала что-то плохое или неположенное, просто она мыслила и поступала не так, как все. Легенда повествовала о том, как губительны всякие попытки свернуть с проторенной дороги, но Эйла восторгалась лишь историей о безрассудном юноше, жаждущем найти новые пути. «Удастся ли ей когда-нибудь избавиться от этих странных настроений? – спрашивал себя Креб и с восхищением добавлял: – Зато обучается она всему очень быстро».
К семи-восьми годам девочки Клана обычно осваивали все женские занятия. Многие к этому возрасту созревали как женщины и вскоре начинали семейную жизнь. С тех пор как Эйла попала в их Клан, прошло всего два года, а девочка за это время не только научилась искать пищу, но также обрабатывать и заготавливать ее для хранения. Она овладела и другими навыками, если не так хорошо, как старшие более опытные женщины, то, по крайней мере, лучше большинства молодых.
Она умела выделывать кожу, мастерить из шкур накидки, карманы и мешочки всякого назначения. Ловко вырезала ремни по спирали из цельной шкуры. Ее бечевки из звериного ворса, сухожилий, волокнистой коры или кореньев, в зависимости от надобности, были либо тугими и крепкими, либо тонкими и изящными. А корзины, подстилки и сети, сплетенные из травы, корней и коры, были просто загляденье. Ее умение изготовить грубый топорик или ловко расщепить кремень, превратив его в нож или скребок, поражало даже Друка. Эйла искусно вырезала чаши из дерева и полировала их до совершенства. Могла добывать огонь, вращая зажатую меж ладоней заостренную деревянную палку на небольшом куске дерева, пока тлеющие угли не разгорались. Гораздо проще эта утомительная трудная работа выполнялась вдвоем, поскольку было важно, чтобы заостренная палка давила на деревяшку с одинаковой силой. Но самое удивительное оказалось то, что Эйла каким-то чудом постигла целительское искусство Изы.
«Да, Иза была права, – подумал Креб. – Она всему научится, не имея памяти предков».
Эйла резала батат на куски и бросала их в висящий над костром кожаный горшок с кипящей водой. После того как она вырезала из сладких клубней все испорченное, от них почти ничего не осталось. В глубине пещеры, где находилась кладовая, было прохладно и сухо, тем не менее, овощи начали рано сохнуть и портиться. Несколько дней назад Эйла увидела у замерзшего ручья небольшую струйку воды – верный признак того, что лед вот-вот начнет трескаться, – и девочка невольно размечталась о весне. Она никак не могла дождаться, когда появится первая зелень, набухнут почки и когда, надрезав кору кленов, можно будет испить сладкого сока. Его собирали и долго варили в больших кожаных котелках до состояния сиропа или даже сахара. В готовом виде его сохраняли в березовых бочках. Береза тоже давала сок, но не столь сладкий, как клен.
Не только Эйле наскучила долгая зима. С утра уже несколько часов подряд с моря дул теплый ветер. Тающий снег водой стекал по свисавшим над треугольным входом в пещеру длинным сосулькам. Стоило ветру переменить направление, как температура падала, и эти сверкающие ледяные стрелы, разросшиеся за время холодной зимы, вновь замерзали. Однако дувший с моря теплый воздух обращал мысли каждого к грядущей весне.
Женщины за приготовлением пищи вели оживленные разговоры. К концу зимы запасы пропитания истощились, и хозяйки, объединив все, что осталось, стряпали вместе, но ели, за исключением особых случаев, по-прежнему порознь. Зимой всегда устраивалось больше праздничных обедов, чем летом, – нужно было как-то коротать время, – но с приближением весны они становились скуднее и скуднее. Тем не менее, голод Клану не грозил. Время от времени охотникам под прикрытием пурги удавалось подстрелить какого-нибудь маленького зверька или престарелого оленя, и хотя свежего мяса хватало ненадолго, ему всегда были рады. К тому же в Клане еще в достатке имелось вяленое мясо. Женщины беспрестанно рассказывали истории.
«…но ребенок оказался калекой. – Аба повествовала об одной женщине. – Мать унесла его из Клана, как велел ей сделать вождь, но она не могла предать его смерти. Она взобралась высоко на дерево и привязала малыша к одной из верхних веток, куда не могли добраться даже кошки. Когда она его оставила, он заплакал, а к ночи он так проголодался, что завыл, как волк. Никто не мог уснуть. Он кричал и выл день и ночь, а вождь злился на его мать, но, пока ребенок кричал и выл, она знала, что ее ребенок жив.
Когда наступил день наречения, на рассвете мать взобралась на дерево и увидела, что ее ребенок не только жив, но стал нормальным и здоровым. Вождь поначалу был против ее ребенка, но, поскольку тот выжил, нужно было дать ему имя и принять его в Клан. Мальчик вырос и стал вождем и всегда был благодарен матери, что она спрятала его там, где никто не мог достать. Став взрослым и отделившись в свою семью, он продолжал отдавать матери часть своей добычи. За всю жизнь он ни разу пальцем до нее не дотронулся, никогда голоса не повысил, а относился с почтением и уважением», – закончила Аба.
– Разве может ребенок обойтись без пищи первые дни жизни? – спросила Ога, глядя на своего сына Брака, который только что уснул. – И как он мог стать вождем, если его мать не была женщиной вождя или будущего вождя?
Ога гордилась своим здоровым сынишкой, и Бруд был еще больше горд тем, что его женщина так скоро после брачной церемонии родила ему сына. Суета вокруг малыша, которому суждено было продолжить род вождей, не оставляла равнодушным даже несгибаемого Брана.
– А кто стал бы вождем, если бы у тебя не было Брака? – задала, в свою очередь, ей вопрос Овра. – Или у тебя были бы одни дочери? Может, мать мальчика стала женщиной помощника вождя, а может, с вождем что-то случилось. – Молодая женщина немного завидовала Оге. Овра до сих пор не имела детей, несмотря на то, что они с Гувом стали жить вместе гораздо раньше, чем Ога с Брудом.
– И все-таки я не могу взять в толк, как калека от рождения мог вдруг стать нормальным и здоровым? – не унималась Ога.
– Думаю, все это придумала женщина, у которой был ребенок калека и которая мечтала, чтобы он стал нормальным, – сказала Иза.
– Но это старинная легенда, Иза. Она пережила не одно поколение. Видать, в те времена бывало всякое, чего теперь быть не может. Разве узнаешь наверняка? – Аба попыталась встать на защиту своей истории.
– Да, в давние времена кое-что было по-другому, но думаю, Ога права. Калека не может вдруг стать нормальным, да и вряд ли какой ребенок выживет несколько дней без пищи и ухода. Но это древняя история. Кто знает, может, в ней есть доля правды, – заметила Иза.
Когда еда была готова, Иза отнесла ее к очагу Креба, а Эйла, подхватив малышку, пошла за ней. После родов Иза похудела, прежняя сила к ней не вернулась, поэтому нянчить Убу приходилось в основном Эйле. Девочек объединяли особые узы привязанности. Уба всюду следовала за Эйлой по пятам, и та, казалось, никогда не тяготилась ее обществом.
После того как все поели, Иза стала кормить Убу, но та вскоре закапризничала. Иза раскашлялась, отчего ребенок стал еще беспокойнее. В конце концов, пришлось отдать ее Эйле.
– Возьми ребенка. Спроси, может, ее покормят Ога или Ага? – раздраженно попросила Иза, заходясь в очередном приступе кашля.
– Тебе нехорошо, Иза? – осведомилась Эйла.
– Просто я слишком стара для такого маленького ребенка. У меня пропало молоко, вот и все. Уба хочет есть. В последний раз ее кормила Ага, но, боюсь, она уже покормила Оуну и у нее осталось мало молока. Ога говорила, что у нее молока больше, чем надо. Отнеси-ка Убу к ней. – Иза чувствовала на себе пристальный взгляд Креба и, когда Эйла ушла, умышленно отвела глаза в другую сторону.
Эйла приближалась к очагу Бруда, склонив, как положено, голову. Она знала, что малейшая оплошность может вызвать его гнев. Несомненно, он не преминет воспользоваться любым поводом, чтобы отругать или ударить ее, а Эйла не хотела, чтобы из-за этого пострадала Уба. Ога охотно согласилась покормить дочь Изы, но все это время Бруд не сводил с них глаз, поэтому женщины не проронили ни слова. Когда девочка насытилась, Эйла отнесла ее к себе и, сидя у стены, долго укачивала на руках, что-то мурлыча себе под нос, пока та не уснула сладким сном. Эйла давно не говорила на своем родном языке, но привычка напевать по-своему, держа на руках ребенка, у нее до сих пор сохранилась.
– Я уже старая женщина, Эйла, поэтому часто ворчу, – сказала Иза, когда та уложила малышку. – Я была слишком стара, когда рожала, у меня уже почти не осталось молока, а Убу еще рано отлучать от груди. Ей не миновал еще даже год хождения, но ничего не поделаешь. Завтра я научу тебя, как готовить пищу для малышей. Я не хочу отдавать Убу другой женщине, тем более что я могу без этого обойтись.
– Отдать Убу другой женщине! Как ты можешь ее отдать, ведь она же наша!
– Эйла, я тоже не хочу ее отдавать, но она должна получать достаточно питания, а я его дать не могу. Не можем же мы ее держать без еды. Ребенок Оги еще мал, поэтому у нее довольно много молока. Когда же Брак подрастет, молока хватит, только чтобы кормить его одного, – пояснила Иза.
– Жаль, что я не могу ее кормить.
– Видишь ли, Эйла, хоть ростом ты уже большая, но еще не стала женщиной. И, по всей видимости, это произойдет не так скоро. Мамами могут стать только женщины, а молоко бывает только у мам. Мы начнем постоянно прикармливать Убу и посмотрим, как пойдут дела. Но прежде я хочу, чтобы ты кое-что узнала. Пища для малышей готовится особым образом. Она должна быть мягкой, потому что молочные зубы не могут все хорошо пережевать. Зерна, перед тем как варить, следует тщательно растолочь, вяленое мясо растереть в порошок и прокипятить в небольшом количестве воды, чтобы образовалась кашица, свежее мясо очистить от грубых прожилок, а овощи измельчить. У нас остались еще желуди?