Клан был довольно малочисленным, поэтому, как ни хотел Бруд держаться от девчонки подальше, иногда ему все же приходилось давать ей указания. Она нарочито не торопилась их исполнять. Если никого поблизости не было, девочка, скорчив рожу, поднимала на него глаза и наслаждалась тем, как он борется со своим внутренним демоном. Когда же кто-то находился рядом, в особенности Бран, Эйла вела себя крайне осторожно. Она не испытывала желания навлечь на себя гнев вождя; тем не менее с наступлением лета разрасталась и ее явная вражда с Брудом.
Однажды, поймав на себе взгляд невыразимой ненависти, Эйла сделала вывод, что избрала верную тактику. В его глазах она встретила враждебность жесточайшего начала, действие которого было сродни физическому удару. Бруд полностью винил ее за то, что оказался в теперешнем положении. Не будь этой девчонки, над ним не висела бы угроза смертельного проклятия. Хоть он и старался сохранять самообладание, его раздражала ее бьющая через край радость жизни. Было совершенно очевидно, что ее поведение нарушает все установленные правила. Но почему этого не видели другие мужчины? Почему они ее не могли проучить? Он ненавидел ее с каждым днем все больше, но ничем не выказывал своего чувства в присутствии Брана.
Вражда между Брудом и Эйлой хоть и приобрела подспудный характер, но ожесточилась еще сильнее, и поведение Эйлы вопреки ее ожиданиям стало достоянием Клана. Соплеменники одного не могли взять в толк: почему Бран не положит этому конец. Мужчины, восприняв негласное указание вождя, ни во что не вмешивались и даже не препятствовали Эйле себя вести более вольно, чем следовало, однако подобное положение дел не устраивало ни мужчин, ни женщин.
Бран не одобрял поведения девочки, он видел все ее якобы незаметные проделки и с болью наблюдал, как терпит это Бруд. Бунт и дерзость никому не сходили с рук, тем более женщинам. Ему нестерпимо было видеть, как девчонка бросает вызов мужчине. Такого еще не позволяла себе ни одна женщина Клана. Они были довольны своим положением и не кривили душой – это было их естественное состояние. Внутренне они ощущали, что нужны Клану. Мужчины не смогли бы освоить их ремесло, так же как женщины не сумели бы научиться охотиться. Для этого у них не было родовой памяти. Зачем женщине было бороться против своего положения – ведь это все равно, что бороться против естественных потребностей? Если бы Бран судил только по действиям, он бы решил, что Эйла – мужчина, несмотря на то, что она овладела некоторыми женскими навыками и даже проявила склонность к магии Изы.
Чем больше это беспокоило Брана, тем больше он старался ни во что не вмешиваться, потому что видел, какую борьбу ведет сам с собой Бруд. Дерзость Эйлы помогала молодому охотнику учиться искусству властвовать собой, столь необходимому будущему вождю. Бран прежде серьезно подумывал о новом преемнике, но, когда речь заходила о сыне его женщины, у него пробуждалось сочувствие. Бруд был бесстрашным в охоте, и Бран гордился его храбростью. Если бы Бруду удалось избавиться от своего единственного недостатка, из него вышел бы хороший вождь.
Эйла не сознавала до конца, какое напряжение создалось вокруг. Тем летом она была счастлива, как никогда. Пользуясь предоставленной ей некоторой свободой, она в свое удовольствие бродила по лесу, собирала травы и упражнялась в стрельбе из пращи. Она не уклонялась от каждодневных обязанностей – этого ей не позволяли, – но одна из них заключалась в сборе растений, и это давало девочке повод лишний раз улизнуть из пещеры. Хотя теплое лето благотворно сказалось на здоровье Изы, прежние силы к ней так и не вернулись. Иза и Креб беспокоились о девочке. Как-то раз целительница, решив, что дальше так продолжаться не может, собралась пойти за травами вместе с Эйлой, чтобы поговорить с ней с глазу на глаз.
– Уба, пошли, мать ждет. – Эйла подняла малышку и надежно привязала к себе.
Они спустились с холма, перебрались через ручей и двинулись по тропинке, протоптанной стадами животных и людьми. Когда они вышли на луг, Эйла не долго думая кинулась к высоким желтым цветам, похожим на астры.
– Это девясил, Эйла, – прокомментировала Иза, – обычно растет на открытых участках. Видишь, листья у него овальные и заостренные по концам, темно-зеленые с одной стороны и блеклые – с другой. – Иза стала на колени, чтобы показать цветок. – Жилки у него толстые и мясистые. – Для наглядности Иза разорвала листок.
– Да, мама, вижу.
– Используются корни растения. Оно многолетнее, но лучше собирать его на второй год поздно летом или осенью, когда корни однородные и твердые. Берут пригоршню измельченного корня на половину небольшой костяной чашки воды и заваривают. Охлаждают и пьют до двух чашек в день. Настой очищает легкие от слизи и очень полезен при кровохарканье. Он также выгоняет из тела воду и способствует потению. – Выкопав палкой корень, Иза села на землю и, бурно жестикулируя, продолжила: – Корень нужно высушить и измельчить в порошок. – После этого она выкопала еще несколько корешков и бросила их в корзинку.
Одолев еще один холм, Иза вновь остановилась. Уба, уютно свернувшись в гнездышке, уже спала.
– Видишь тот маленький желтоватый с фиолетовой серединкой цветок, что формой смахивает на воронку? – Иза показала на другое растение, которое было не больше фута высотой.
Эйла коснулась его:
– Это?
– Да. Это белена. Очень полезна для целительных нужд, но есть ее нельзя. Она очень ядовита.
– А какую часть у нее используют? Корень?
– Почти все. Корни, листья, семена. Листья у растения крупнее цветов и растут один над другим вокруг стебля. Обрати внимание, Эйла. Листья бледно-зеленые, на концах похожи на пики. Гляди, какие чудные ворсинки посредине. – Иза коснулась ворсинок, и Эйла пристально стала их рассматривать. Тогда Иза сорвала листок и помяла в руке. – Чувствуешь запах?
Эйла принюхалась: лист издавал сильный пьянящий аромат.
– Он улетучивается при высушивании. Чуть позже на растении появится много маленьких коричневых семян. – Иза выкопала похожий на картофель сморщенный корень в коричневой кожуре, под которой виднелась белоснежная мякоть. – Разные части используются для разных целей, но все они хорошо помогают при боли. Его заваривают и пьют как чай или делают примочки. Отвар расслабляет мышцы, успокаивает и погружает в сон.
Эйла, собрав несколько растений, подошла к растущему по соседству алтею и сорвала с высоких стеблей розовые, красные, белые и желтые цветки.
– Алтей хорошо успокаивает, помогает при простуде, заживляет маленькие ранки и царапины. Нектар цветков снимает боль, но действует усыпляюще. Корень заживляет раны. Я лечила им тебя, Эйла.
Нащупав на бедре четыре параллельных шрама, девочка неожиданно представила себе, что бы с ней было, если бы не Иза.
Некоторое время они шли молча, наслаждаясь теплым солнцем и обществом друг друга. Однако глаза Изы все время изучали местность. Уже заколосившаяся трава в поле высотой им по грудь слегка волновалась под легким ветерком. Вдруг Иза что-то увидела и стала пробираться к участку ржаных колосьев, у которых были темно-фиолетовые семена.
– Гляди, Эйла. – Целительница указала на один из стеблей. – Вот так рожь не должна расти, это болезненные семена, но нам повезло, что мы их нашли. Это называется спорынья. Понюхай их.
– Жуткий запах, напоминает испорченную рыбу.
– Но эти болезненные семена обладают магической силой, которая в особенности нужна беременным женщинам. Они помогают ей быстрее разродиться. Они способствуют сжатию и могут остановить схватки. И могут даже избавить женщину от ребенка, что бывает нужно, когда женщина еще кормит грудью или когда прошлая беременность протекала с осложнениями. Женщине нельзя рожать одного ребенка за другим. Для нее это вредно – может пропасть молоко и некому будет кормить ее младенца. Дети часто умирают в возрасте до года, и матерям необходимо заботиться о тех, кто уже выжил и имеет возможность вырасти. Спорынья – только одно из растений, которые могут избавить женщину от нежелательной беременности. Она также хорошо помогает и после родов: выгоняет старую кровь и возвращает родильным органам первоначальное состояние. Вкус у нее не столь противный, как запах, но, если ее использовать с толком, она очень может пригодиться.
– Она такая же, как белена, – может быть и ядовитой, и целебной, – отозвалась Эйла.
– Так часто бывает. Как правило, все ядовитые растения при разумном использовании очень целебны.
На обратном пути Эйла остановилась и показала на сине-фиолетовые цветы около фута высотой.
– Это иссоп. Кажется, из него получается хороший чай от кашля, да?
– Да, и к тому же он придает чаю приятный аромат. Почему бы тебе не прихватить его с собой?
Эйла вырвала несколько растений с корнем, а по дороге стала обрывать с них листочки.
– Эйла, от этих корней на следующий год выросли бы новые цветки. Если вырывать цветы с корнем, следующим летом они больше не вырастут. Если не собираешься использовать корни, лучше обдирать со стеблей одни листочки.
– Я об этом не подумала, – с раскаянием произнесла Эйла. – Больше так делать не буду.
– Даже когда используешь корни, никогда не выдергивай их все до одного: пусть на следующий год они принесут новые цветы.
Они подошли к ручью, и в болотистом месте Иза показала Эйле еще одно растение.
– Это сладкий тростник. Он очень напоминает ирис, но по свойствам совсем не похож на него. Отваренный корень хорош от ожогов, иногда его жуют от зубной боли, но его нельзя давать беременным. Они могут потерять ребенка, правда, когда я давала его пить с этой целью одной женщине, этого не произошло. Хорошо помогает работе кишечника. Видишь, как отличаются эти растения.
Они остановились отдохнуть под сенью широколистного клена. Эйла сорвала листок, свернула его в кулек и зачерпнула воды из ручья. И из этой самодельной чашки дала Изе напиться.
– Эйла, – начала Иза, – тебе следует выполнять все, что велит Бруд. Он мужчина, это его право тобой командовать.
– Я делаю все, что он говорит, – оправдываясь, ответила она.
Иза покачала головой:
– Но делаешь не так, как надо. Ты делаешь это с вызовом, досаждаешь ему. Когда-нибудь ты об этом пожалеешь. Придет день, и Бруд станет вождем. Тебе придется делать все, что скажут тебе мужчины, – любой из них. Ты – будущая женщина, у тебя не будет выбора.
– По какому праву мужчины командуют женщинами? Чем они нас лучше? Они даже не могут родить ребенка! – запальчиво прожестикулировала она.
– Так уж сложилось. Клан всегда жил по таким законам. А ты теперь принадлежишь Клану, Эйла. Ты моя дочь. И должна вести себя как положено девочке из Клана.
Эйла виновато понурила голову. Иза права: она дерзила Бруду. Что только было бы с Эйлой, если бы ее не нашла Иза? А если бы Бран не позволил ей взять девочку с собой? А Креб не принял в Клан? Эйла взглянула на женщину – единственную мать, которую она помнила. Иза была уже в годах. Тело ее увяло. Кожа на некогда мускулистых руках обвисла, волосы поседели. Креб с самого начала казался Эйле старым, и Эйла не замечала в нем особых перемен. Иза же не на шутку ее беспокоила, однако целительница всякий раз отмахивалась от нее, когда речь заходила о здоровье.
– Ты права, Иза, – сказала девочка. – Я нехорошо себя веду с Брудом. Отныне я буду стараться ему услужить.
Малышка, которую несла Эйла, сморщилась и открыла глазки. И, сделав жест, обозначавший «хочу есть», она запустила пухленький кулачок себе в рот.
– Уже поздно, – сказала Иза, взглянув на небо, – и Уба голодная. Нам пора возвращаться.
«Жаль, что Иза не может со мной ходить в лес чаще, – размышляла Эйла на обратном пути. – Мы могли бы больше времени проводить вместе, к тому же она мне так много всего рассказывает».
Хотя Эйла дала себе зарок ублажать Бруда, на деле это оказалось не так-то просто осуществить. У нее вошло в привычку не обращать на него внимания. Поскольку она не торопилась выполнять его приказания, он обычно обращался к кому-то еще или делал сам. Ее не пугали его тяжелые взгляды, она чувствовала себя защищенной от его гнева. Хотя она прекратила ему досаждать, дерзость в обращении с ним для нее стала привычной. Слишком долго она позволяла себе таращить на него глаза или не замечать того, что он от нее хочет, вместо того чтобы скромно склонять голову и откликаться по первому требованию. Желание дерзить ему у нее возникало внезапно. Но гораздо страшнее была ее бессознательная ненависть к Бруду. Он чувствовал, что она потеряла к нему уважение. На самом же деле она попросту избавилась от страха.
Время ветров и зимних холодов было не за горами. Эйла не любила пору, когда листья начинали менять окраску, хотя золотая осень и радовала ее взор, а богатые урожаи фруктов и орехов никому из женщин не давали скучать без дела. У нее редко выпадал случай удалиться в свое тайное убежище, чтобы припрятать там кое-что на зиму. Время бежало так быстро, что она не заметила, как подоспела зима.
В один из дней поздней осени она привязала к себе корзинку, прихватила палку для копания и отправилась к своему тайнику, собираясь припасти немного орехов. Добравшись до места, она скинула корзинку и зашла в пещерку за пращой. В ее игрушечном жилище было много домашней утвари и даже старенькая пуховая постель. На деревянной полке, укрепленной на двух скалистых выступах, находились чашка, сделанная из березовой коры, несколько тарелок-ракушек, кремневый нож и камни для колки орехов. Она достала из накрытой плетеной корзины пращу и отправилась к ручью. Напившись воды, Эйла принялась искать камешки.
Девочка сделала несколько пробных выстрелов. «Ворну далеко до меня», – радовалась она всякий раз, попадая в цель. Вскоре ей это занятие наскучило, и она стала собирать в густом кустарнике орехи. Все у нее было хорошо. Иза поправлялась, Уба росла прямо на глазах. У Креба летом боли всегда утихали, и Эйла обожала гулять с ним у ручья. Стрельба из пращи для нее была любимой игрой, и девочка неплохо преуспела в этом. Для нее не составляло труда попасть в шест, скалу или ветку, но ее немного беспокоило то, что она играет с запретным оружием. А самое главное, ее больше не мучил Бруд. Собирая орехи, она думала, что так будет продолжаться всю жизнь.
Порывы ветра срывали с деревьев жухлые листья, и они, медленно кружа, плавно спускались на землю, прикрывая упавшие зрелые орехи. На голых ветках все еще висели спелые фрукты, не собранные для зимних запасов. Золотистые восточные степи колыхались под ветром, словно растревоженное, вспененное море, а виноградные заросли продолжали манить взор сладкими и сочными гроздьями.
Мужчины, как обычно, обсуждали предстоящую охоту – одну из последних этой осенью. Их собрание продолжалось с раннего утра, поэтому Бруда послали попросить кого-нибудь из женщин принести им воды. У входа в пещеру сидела Эйла и мастерила из палочек и обрезков кожи корзинку для сушки винограда.
– Эйла! Принеси воды! – приказал он ей и собрался идти.
Девочка связывала решающий узел, прижимая недоделанную корзину к себе. Если бы Эйла шевельнулась, все сооружение рухнуло бы и пришлось бы начинать все сначала. Нерешительно оглядевшись, нет ли поблизости кого-нибудь из женщин, она вздохнула, медленно встала с места и пошла искать большую корзину для воды.
Молодой человек, взбесившись оттого, что девчонка не торопится идти за водой, порыскал глазами вокруг в поисках женщины, которая проявила бы большее рвение. Но неожиданно передумал. Прищурившись, взглянул на Эйлу.«По какому праву она ведет себя так нагло? Разве я не мужчина? Разве ей не положено подчиняться мне? Насколько я помню, Бран никогда не говорил мне, что я обязан терпеть такое неуважение. Он не наложит на меня смертельное проклятие, если я заставлю ее сделать то, что ей положено. Какой вождь позволит женщине бросать ему вызов?» У Бруда внутри будто что-то перевернулось. Ее дерзость зашла слишком далеко. «Нет, ей это так просто с рук не сойдет! Она будет мне подчиняться!»
В считанные доли секунды он настиг девочку. И не успела она встать, как тяжелый мужской кулак сбил ее с ног. За одно мгновение удивление на ее лице сменилось гневом. Она посмотрела вокруг и увидела наблюдавшего за ними Брана, чей безучастный взор убедил ее, что защиты от него она не дождется. Увидев гневный взгляд Бруда, подогреваемый ее злостью, она не на шутку перепугалась.