– Креб, дай мне взглянуть на твой зуб, – попросила его Иза.
– Ерунда. Обычная зубная боль. Немного побаливает, и все. Что, я не могу потерпеть небольшую боль? Думаешь, я не знаю, что такое боль, женщина? Подумаешь, немного болит зуб!… – отрезал Креб.
– Ладно, Креб, – склонив голову, ответила Иза.
Но он тотчас заговорил примиряюще:
– Иза, я знаю, ты только хотела помочь.
– Если ты мне дашь на него посмотреть, я буду знать, что предложить тебе. Как я могу сделать это, если ты не разрешаешь мне даже на него взглянуть?
– Чего на него смотреть? – продолжал он препираться. – Такой же гнилой зуб, как все остальные. Завари-ка лучше чай из коры белой ивы, – промычал Креб, после чего сел на постель и уставился в пустоту.
Кивнув, Иза отправилась готовить чай.
– Женщина! – не дождавшись, крикнул ей Креб. – Где твой ивовый чай? Почему так долго его несешь? Не могу размышлять. Не могу даже сосредоточиться.
Иза поспешно схватила костяную чашку, знаком велев Эйле следовать за ней.
– Я уже несу, но не уверена, что отвар ивы тебе поможет. Дай мне лучше взглянуть на зуб, Креб.
– Так и быть. Ладно. Смотри. – Он открыл рот и указал на больной зуб.
– Видишь, как глубоко уходит черная дырка, Эйла? Десна опухла, в ней накопился гной. Боюсь, зуб придется вырвать, Креб.
– Вырвать! Ты же сказала, что просто хочешь на него взглянуть, чтобы дать мне что-нибудь от боли. Разве ты говорила, что будешь его вырывать? Ладно, дай мне что-нибудь от боли, женщина!
– Хорошо, Креб, – согласилась Иза. – Вот твой ивовый чай.
Эйла с изумлением наблюдала за развитием событий.
– Кажется, ты сказала, что ивовый чай мне не слишком поможет?
– Ни он и никакой другой. Можешь попробовать пожевать сладкий тростник, он может немного ослабить боль. Хотя лично я сомневаюсь.
– Тоже мне целительница! Не может справиться с зубной болью.
– Я могла бы попробовать выжечь боль, – будто невзначай бросила Иза.
Креб вздрогнул.
– Давай рогоз, – ответил он.
На следующее утро лицо у Креба опухло и отекло, отчего его внешность приобрела еще более жуткий вид. От бессонной ночи глаз покраснел.
– Иза, – простонал он, – сделай что-нибудь с этим зубом.
– Дал бы мне вчера его удалить, сегодня боли уже не было бы. – И Иза пошла, мешать варящуюся в чаше ячменную кашу, которая слегка попыхивала.
– Женщина! Неужто у тебя нет сердца? Я не спал всю ночь!
– Знаю. И мне не давал.
– Ну сделай же что-нибудь! – взорвался он.
– Хорошо, Креб, – ответила Иза. – Но вырывать зуб нельзя, пока не спадет опухоль.
– И больше ты ничего не можешь придумать? Только вырывать?
– Можно попробовать еще одно средство, но я не уверена, что смогу сохранить зуб, – сочувственно произнесла она. – Эйла, принеси-ка мне вон тот пакет с обожженными щепками от дерева, в которое попала молния прошлым летом. Мы вскроем десну и попробуем уменьшить опухоль, а зуб потом все равно придется убрать. К тому же, может, удастся выжечь боль.
Указания, которые Иза давала Эйле, заставили Креба содрогнуться, но, тем не менее, он покорился судьбе: что может быть хуже зубной боли?
Иза порылась в пакете со щепками и выбрала из них две.
– Эйла, раскали конец одной из них. Он должен быть черным, как уголь, но еще достаточно прочным, чтобы не сломаться. Сгреби тлеющий уголь из костра и держи над ним щепку. Но для начала я хочу, чтобы ты посмотрела, как я буду вскрывать десну. Раздвинь его губы.
Эйла сделала, как ей велели, и продолжала смотреть в открытый рот Креба, полный испорченных зубов.
– Мы проткнем десну острой щепкой между зубами, чтобы пошла кровь. – И Иза подтвердила свои слова действием.
Креб стиснул кулак, но не издал ни звука.
– Теперь, пока эта щепка намокает, пойди прокали другую.
Эйла стремглав помчалась к костру и сделала то, что просила Иза. Женщина взяла у нее палочку, оглядела ее критически и, кивнув, велела Эйле вновь держать губы Креба. Целительница вставила горячую щепку в полость зуба. Креб дернулся, и Эйла, услышав шипение, увидела, как из большой дырки зуба пошел пар.
– Готово. Теперь подождем и посмотрим, не пройдет ли боль. Если нет, то зуб придется вырвать, – прокомментировала Иза, смазывая десну порошком из сушеной герани и нарда. – Жаль, у меня нет поганок, они хорошо помогают в таких случаях. Иногда ими убивают нерв, после чего вытаскивают его. Тогда не нужно удалять зуб. Лучше использовать свежие грибы, но неплохо действуют и сушеные. Собирать их нужно в конце лета. Если мне они попадутся на будущий год, я покажу их тебе.
– Ну как, зуб еще болит? – спросила Иза на следующий день.
– Уже лучше, Иза, – уверил ее Креб.
– Но он еще болит? Креб, если боль до конца не прошла, он раздуется снова, – убеждала его Иза.
– Да… пожалуй, еще болит, – признался он, – но уже не так сильно. Правда, уже меньше. Может, подождем еще денек, а? Я обратился за помощью к духам. Я просил Урсуса уничтожить плохой дух, вызвавший боль.
– Разве ты первый раз просил Урсуса избавить тебя от боли? Думаю, Урсус хочет, чтобы ты расстался с зубом прежде, чем он остановит боль.
– Тебе ли знать Великого Урсуса, женщина? – раздраженно сказал Креб.
– Эта женщина не имела права так говорить. Этой женщине неведомы пути духов, – склонив голову, ответила Иза и, взглянув на брата, добавила: – Но любая целительница знает, что такое зубная боль. Она не прекратится, пока не вырвешь зуб, – уверенно заключила она.
Креб повернулся спиной и поковылял к своей постели. Сел на нее и закрыл глаз.
– Иза! – позвал он немного спустя.
– Да, Креб?
– Ты права. Урсус хочет, чтобы я расстался с зубом. Давай вытаскивай его.
Иза засуетилась вокруг Креба и протянула ему чашку:
– Возьми, Креб, выпей. Это уменьшит боль. Эйла, там рядом с пакетом с щепками лежит небольшой колышек и длинный кусок сухожилия. Тащи их сюда.
– Откуда ты знала, раз уже успела подготовить свое снадобье?
– Я знаю Мог-ура. Трудно расстаться с зубом, но, если того захочет Урсус, Мог-ур повинуется. Это не самая большая жертва, которую он принес Урсусу. Тяжело жить с сильным тотемом, но, не будь ты его не достоин, Урсус не избрал бы тебя.
Кивнув, Креб выпил напиток. «Он из того же растения, которое помогает мужчинам обратиться к своей памяти, – подумал он. – Но кажется, Иза его кипятила. Это скорее отвар, чем настой. Его можно использовать по-разному. Чем он круче заварен, тем сильнее действует. Дурман – это истинный дар Урсуса». Креб начал ощущать дурманящее действие травы.
Иза вновь велела Эйле держать Кребу рот, а сама осторожно поместила острый деревянный колышек к основанию больного зуба. Резко ударила по нему камнем, чтобы раскачать зуб. Креб подскочил, но боль оказалась не столь сильной, как он ожидал. Затем Иза обвязала зуб одним концом сухожилия, а второй попросила Эйлу прикрепить к шесту, вбитому в землю, он служил частью рамки, на которой сушились травы.
– Теперь отклоняй его голову назад, Эйла, пока не натянется шнур! – приказала Иза девочке, после чего резко дернула за сухожилие. – Есть! – Она держала в руке сухожилие, на котором болтался коренной зуб.
Целительница посыпала ранку сушеным корнем герани, пропитала маленький кусочек кроличьей кожи обеззараживающим раствором и дала ему подержать во рту.
– Возьми свой зуб. – Иза протянула болтающийся на веревочке коренной зуб все еще не пришедшему в себя Мог-уру. – Дело сделано.
Он сжал его в руке, а когда лег в постель, бросил на землю.
– Подарок для Урсуса, – пробормотал он заплетающимся языком.
Клан был свидетелем того, как Креб приходил в себя после операции, проведенной Изой с помощью Эйлы. Поскольку рана у него быстро заживала, все лишний раз убедились, что присутствие девушки благотворно воспринималось духами. После этого к ее помощи относиться стали с большим доверием. За прошедшую зиму она научилась лечить ожоги, порезы, ушибы, обморожения, простуды, боль в животе и множество других распространенных мелких недугов.
Со временем больные стали обращаться с небольшими жалобами к Эйле так же охотно, как и к Изе. Все видели, что девочка собирала для Изы травы и что целительница обучала ее своей магии. Эйла вскоре прижилась в Клане, и соплеменники даже пришли к выводу, что хоть она и родилась для Других, но в один прекрасный день станет их целительницей.
Стояла самая холодная пора, едва минул день зимнего солнцестояния, и еще далеко было до первых признаков весны, когда у Овры начались родовые схватки.
– Еще слишком рано, – сказала Иза Эйле. – Она даже не доносила ребенка до весны и совсем недавно ощутила его шевеление. Боюсь, роды пройдут неудачно. Как бы ребенок не родился мертвым.
– Овра так хотела ребенка, Иза. Она так обрадовалась, когда узнала, что беременна. Неужели ничего нельзя сделать? – спросила Эйла.
– Мы сделаем все, что сможем, но порой мы бываем бессильны, Эйла, – ответила целительница.
Начало родов Овры взбудоражило весь Клан. Женщины старались поддержать роженицу духом, мужчины с нетерпением ждали поблизости. Землетрясение унесло с собой жизни нескольких членов Клана, и нужно было восполнить потери. Поначалу каждый лишний рот доставлял лишние хлопоты мужчинам и женщинам, но зато, когда те становились старыми, малыши вырастали и заботились об их пропитании. Продолжение рода было превыше всего, поэтому так высоко ценилась каждая человеческая жизнь. Люди были нужны друг другу, поэтому их волновало то, что женщина Гува может потерять ребенка.
Но Гув беспокоился за нее больше, чем за ребенка, и готов был на все, лишь бы помочь ей. Он не мог вынести ее мучений, тем более что надежд на благополучный исход почти не было. Она мечтала иметь ребенка, среди женщин она единственная оставалась без детей. Даже целительница, несмотря на свой возраст, стала матерью. Овра, узнав о беременности, не помнила себя от радости, теперь же Гув подумывал о том, как облегчить ее горе.
Друк, как никто другой, понимал молодого человека. Когда-то он испытывал подобные чувства к его матери, хотя у нее роды прошли нормально. Теперь же он вполне довольствовался новой семьей, к которой уже привык. И надеялся, что Ворна заинтересует его инструментальное ремесло. Забавляла Друка и маленькая Оуна, в особенности сейчас, когда ее отняли от груди и она старательно изображала взрослую. Когда Друк с Агой заключили союз, Оуна была совсем крохой, и Друку казалось, что она живет с ними едва ли не с рождения.
Пока Иза готовила необходимые средства помощи, Эбра с Укой сопереживали роженице. Ука, которая очень тревожилась за свою дочь, сочувственно сжимала ей руку. Ога отправилась готовить вечернюю еду Брану, Гроду и Бруду, Гува пригласили поесть с ними. Ика вызвалась было помочь, но, поскольку Гув от предложения отказался, ее помощь не потребовалась. Гув и думать не мог о еде, но Аба, в конце концов, уговорила его немного перекусить, когда тот пришел к их очагу.
Ога, нервничавшая из-за Овры, уже пожалела, что отказалась от помощи Ики. Подавая чаши с горячим супом, она вдруг споткнулась. Кипящая масса ошпарила плечо и руку Брану.
– Аааааах! – вскрикнул он и, стиснув зубы, скорчился от боли.
Все обернулись и затаили дыхание. Молчание нарушил Бруд:
– Ога! Вот недотепа! – Он не мог вынести того, что это случилось по вине его женщины.
– Эйла, поди помоги ему, я не могу сейчас отойти, – попросила Иза.
Бруд чуть было не накинулся на Огу с кулаками.
– Нет, Бруд, – жестом остановил его Бран. Жирный горячий суп продолжал распекать кожу, и вождю стоило больших усилий не показать, как ему больно. – Она нечаянно. Кулаками делу не поможешь.
Ога вся съежилась у ног Бруда, трясясь от страха и унижения.
Эйле прежде не приходилось лечить вождя, и она не на шутку испугалась. Ринулась к очагу Креба, схватила деревянную чашу и помчалась к выходу из пещеры. Набрала снега и поспешила к вождю.
– Меня послала Иза, она не может сейчас бросить Овру, – начала она, преклонив колени. – Не позволит ли вождь этой девочке оказать ему помощь?
Бран кивнул. Он не слишком одобрял то, что Эйлу обучают магии растений, но сейчас у него не было выбора. Дрожа, она приложила комок снега к багровому ожогу, чувствуя, как при этом расслабляются мышцы Брана. После этого вновь убежала, отыскала сушеную мяту и залила ее горячей водой. Когда листья намокли, она остудила настой в чаше со снегом и вернулась к больному. Рукой нанесла средство на обожженные места, ощущая, как вождю постепенно становится легче. Было еще очень больно, но уже терпимо. Бран одобрительно кивнул, и у девочки слегка отлегло от сердца.
«Кажется, ей неплохо дается магия Изы, – подумал Бран, – и она научилась себя вести, как полагается женщине. Видать, ей просто требовалось немного повзрослеть. Случись что с Изой до того, как подрастет Уба, мы можем остаться без целительницы. Все-таки Иза мудро поступила, что начала обучать Эйлу».
Вскоре Эбра сообщила вождю, что у Овры родился мертвый мальчик. Он кивнул и разочарованно покачал головой. «И ко всему еще мальчик, – подумал он. – Овра, вероятно, вне себя от горя. Все знают, как она хотела ребенка. Надеюсь, у нее еще будет такая возможность. Кто бы мог подумать, что тотем Бобра окажется таким строптивым?» Несмотря на то что вождь был глубоко потрясен известием, он не проронил ни слова, дабы о трагедии никто не упоминал. Однако Овра оценила его сочувствие, когда несколько дней спустя он зашел к ней и сказал, чтобы она набиралась сил, не важно, сколько для этого потребуется времени. Хотя мужчины нередко собирались у очага Брана, сам он к ним почти не хаживал, а Женщин удостаивал вниманием и того реже. Овра была тронута его заботой, но ничто не могло заглушить ее боль.
Иза настаивала, чтобы Эйла продолжила лечение Брана. Когда же ожог стал заживать, Клан проникся к девочке еще большим доверием. Эйла почувствовала себя свободнее в присутствии вождя, ведь, в конце концов, он был такой же человек, как все.
Глава 12
С завершением зимы пришел конец сонному ритму жизни Клана. Оживала природа, а вместе с ней и деятельность людей. Не то чтобы весь период холодов люди пребывали в зимней спячке, но жизнь их текла более вяло. Они больше ели, больше спали, обрастая слоем жира, предохранявшего их от холода. С приходом тепла к людям возвращалась былая энергия, и они не могли дождаться, когда, наконец, вырвутся из заточения.
Из кореньев сушеного ясменника – травы, напоминающей рожь, и порошка богатого железом желтокорня Иза готовила бодрящий напиток, который был необходим и детям, и взрослым. Полный свежих сил, Клан вырвался из пещеры навстречу весне.
Третья зима, проведенная в новой пещере, оказалась для Клана не слишком трудной. За это время умер во время родов только сын Овры, а членом Клана он не считался. Дочка Изы подросла, и ей требовалось уже меньше внимания; зимние страдания Креба были не более тяжелыми, чем обычно. Ага и Ика вновь забеременели, и, поскольку первые роды у них прошли благополучно, Клан рассчитывал на скорое прибавление. Сбор молодых побегов, кореньев и почек шел полным ходом, мужчины готовились к первой охоте. Намечалось весеннее пиршество в честь духов, пробудивших новую жизнь, и защитных тотемов Клана – им воздавалась благодарность за прошедшую зиму и выражалась надежда, что следующая пройдет столь же благополучно.
У Эйлы имелась своя причина благодарить тотем. Зима пошла ей на пользу. Хотя ее ненависть к Бруду лишь усилилась, Эйла научилась с этим справляться. Да и его сковывали определенные рамки, переступить которые он не мог. Изучая целительную магию, Эйла начала питать к ней искренний интерес. Чем больше она узнавала, тем больше хотела еще узнать. Теперь, когда она научилась разбираться в лечебных растениях, их поиск привлекал не только как повод уединиться, но и сам по себе. Пока свистели ветры и завывала вьюга, она терпеливо ждала. Но едва появились первые признаки потепления, как терпение ее иссякло. Грядущую весну она предвкушала как новый жизненный этап: ей предстояло научиться охоте.