Я оцениваю прожитые дни, хотя еще не рассказал об этом доктору Муну. Большие числа — хорошие дни, маленькие — плохие. Сегодня я ставлю «единицу»: сначала стычка с Тео, потом отсутствие девушки с рекламной продукцией в супермаркете. (В свою защиту я должен добавить, что разработал алгоритм, чтобы предсказывать, что она будет рекламировать, и, возможно, не так бы сильно расстроился, если бы сегодня была первая суббота месяца, когда она дает пробовать что-то из овощей. Но сегодня, черт побери, должно было быть что-то сладкое!) С тех пор как мы приехали домой, я не выходил из комнаты. Зарылся в одеяло, а сверху накинул еще одно, тяжелое. Включил на плеере «Я застрелил шерифа» и слушал эту песню до 16.30, пока не подошло время «Блюстителей порядка». Мне пришлось спуститься в гостиную, где стоял телевизор.
Показывают восемьдесят вторую серию, одну из пяти моих самых любимых. В ней расследуется дело об отсутствии на рабочем месте Рианны, одного из криминалистов, выезжающих на место преступления. Оказывается, ее взял в заложники человек, обезумевший от горя после недавней смерти жены. Рианна оставляет подсказки для остальных членов команды. Эти подсказки и выведут полицию к тому месту, где удерживают заложницу.
Как и следовало ожидать, я распутал преступление задолго до того, как догадались остальные криминалисты.
Причина, по которой мне нравится эта серия, заключается в том, что полиция действует неправильно. Похититель вытаскивает Рианну на ужин, и она оставляет под тарелкой купон из своего любимого магазина одежды. Коллеги-криминалисты находят его, но им нужно доказать, что купон принадлежит именно Рианне. Полиция исследует купон на наличие отпечатков пальцев, используя сначала реактив на мелкие частицы, а потом нингидрин, тогда как в действительности нингидрин следует использовать первым. Это реактив на наличие аминокислот, а потом уже используется реактив на мелкие частицы, реагирующий на жиры. Если сначала использовать реактив на мелкие частицы, как полиция в этой серии, то пористая поверхность будет разрушена и проведение реакции на наличие аминокислот станет невозможным. Когда я заметил ошибку, то написал создателям сериала. Они прислали ответ и футболку с логотипом. Футболка уже давно на меня мала, но я продолжаю хранить ее в своем ящике.
После просмотра фильма мой день явно улучшился с «единицы» до «троечки».
— Привет! — говорит мама, заглядывая в гостиную. — Как дела?
— Нормально, — отвечаю я.
Она присаживается рядом со мной на диван. Наши ноги соприкасаются. Мама единственный человек, чье близкое присутствие я могу выносить. Если бы ко мне подсел кто-то другой, я бы уже отодвинулся на несколько сантиметров.
— Видишь, Джейкоб, — говорит она, — ты как-то пережил этот день и без рекламной продукции.
В такие минуты я рад, что не смотрю людям в глаза. Если бы смотрел, они бы умерли на месте от презрения, которое сквозит в моем взгляде. Конечно, пережил. Но какой ценой?
— Поучительный момент, — объясняет мама и похлопывает меня по руке. — Это я просто так.
— «Вообще-то, дорогая, — бормочу я, — мне на это наплевать».[4]
Мама вздыхает.
— Ужин в шесть, Ретт, — говорит она, хотя мы всегда ужинаем в шесть. И зовут меня Джейкоб.
В разное время средства массовой информации посмертно приписывали отдельным известным личностям синдром Аспергера. Вот несколько примеров:
1. Вольфганг Амадей Моцарт
2. Альберт Эйнштейн
3. Энди Уорхол
4. Джейн Остин
5. Томас Джефферсон
Я на 99 % уверен, что ни у одного из них не случалось припадка в продуктовом магазине, они не переворачивали полку с соусами и маринадами.
Ужин оказался мучительным испытанием. Мама пыталась завязать разговор, хотя ни я, ни Тео не были расположены его поддерживать. Она только что получила новую порцию писем от «Берлингтон Фри Пресс». Иногда она читает нам их вслух за ужином, а мы отпускаем некорректные комментарии, которые мама ни за что на свете не опубликует в своей колонке добрых советов.
НАГЛЯДНЫЙ ПРИМЕР 4
Дорогая тетушка Эм!
Моя свекровь продолжает упорно готовить ростбиф каждый раз, когда мы с мужем приезжаем к ней в гости, хотя прекрасно знает, что я вегетарианка. Как мне поступить в следующий приезд?
Злюка из Южного Роялтона
Дорогая Злюка!
Плюнь на нее, а нос держи морковкой.
Иногда письма, которые получает мама, на самом деле грустные. Например, история женщины, от которой ушел муж, а она не знала, как сообщить об этом детям. Или письмо матери, умирающей от рака молочной железы. Женщина написала письмо своей дочери-малышке, чтобы та прочла, когда вырастет. В письме говорилось о том, как жалко, что она не сможет увидеть дочь на выпускном балу в школе, не сможет присутствовать на ее свадьбе, порадоваться первому внучонку. Основная масса вопросов приходила от кучки болванов, которые поступили не так, как надо было. «Как мне вернуть мужа теперь, когда я поняла, что не следовало его обманывать?» Постараться быть честной, дамочка! «Как вернуть друга, если ты нанес ему обиду, оскорбил?» А не нужно было оскорблять! Клянусь, временами мне даже не верится, что мама получает деньги за то, что объясняет очевидные вещи.
Сегодня за ужином она держит письмо от девочки-подростка. Я вижу по фиолетовым чернилам и сердечкам (вместо точек), нарисованным над буквой «е» в слове «тетушка». «Дорогая тетушка Эм, — пишет девочка, и как всегда я представляю себе не мою собственную маму, а сухонькую старушку с пучком на голове, в уютных туфлях. — Мне нравится один мальчик, но у него уже есть подружка. Я знаю, что и я ему нравлюся…»
— Господи, неужели вас разучили правильно писать?
— Нас не учат, — отвечаю я. — Говорят, чтобы мы использовали функцию проверки орфографии.
Тео отрывает взгляд от тарелки и что-то ворчит о виноградном соке.
— «…я знаю, что и я ему нравлюсь, — исправляет мама, — он провожает меня домой после школы, мы целыми часами болтаем по телефону, а вчера я не смогла удержаться и поцеловала его а он мне ответил…» Боже, научите эту девочку расставлять запятые!
Потом мама хмурится, глядя на этот отрывной листок.
— «Он говорит, что мы не можем встречаться, но можем остаться друзьями к обоюдной выгоде. Как считаете, мне согласиться? Искренне ваша, Сердечная подружка из Берлингтона».
Мама смотрит на меня.
— Неужели все дружат ради выгоды?
Я непонимающе смотрю в ответ.
— Тео? — спрашивает она.
— Это так говорят, — бормочет он.
— Что значит к «обоюдной выгоде»?
Щеки у Тео становятся пунцовыми.
— Посмотри в Интернете.
— Нет, ты мне объясни.
— Когда парень и девушка не встречаются, но иногда вместе спят, ясно?
Мама обдумывает услышанное.
— Ты хочешь сказать… занимаются сексом?
— И этим тоже…
— А что потом?
— Не знаю! — отрезает Тео. — Думаю, просто перестают замечать друг друга.
Мама от удивления даже рот открыла.
— Это самое унизительное предложение, о котором я слышала. Эта бедная девочка не только должна сказать ему «убирайся», но и проколоть шины на его автомобиле и… — Внезапно она пристально смотрит на Тео. — Ты же не делал девочкам подобных предложений? Или делал?
Тео закатывает глаза.
— Почему ты, как остальные матери, просто не спросишь меня, курю ли я травку?
— А ты куришь травку? — спрашивает мама.
— Нет!
— А подружки к обоюдной выгоде?
Тео резко отодвигает стул и одним плавным движением выскальзывает из-за стола.
— Да. У меня тысячи подружек. Вон толпятся у входной двери, неужели не заметила?
Он бросает тарелку в раковину и убегает наверх.
Мама тянется за ручкой, которую воткнула в хвост (она всегда собирает волосы в хвост, потому что знает: я терпеть не могу, когда волосы ниспадают с плеч) и начинает писать ответ.
— Джейкоб, — просит она, — будь умницей, убери со стола. Уберешь?
И только ее и видели, мою маму, защитницу растерявшихся, мать Терезу для тупиц. Пошла спасать автора письма. Интересно, что сказали бы ее преданные читатели, если бы узнали, что в действительности тетушка Эм имеет двух сыновей: одного — чуть не психопата, другого — социально неадаптированного.
Я бы хотел иметь друзей к обоюдной выгоде, хотя никогда и не признаюсь в этом маме.
Я бы хотел иметь друзей. Точка.
В прошлом году на день рождения мама преподнесла мне самый невероятный подарок: приемник, который ловит полицейскую частоту. Он улавливает частоты, которые обычное радио не может уловить, — частоты, принадлежащие федеральному правительству в высокочастотном и ультравысокочастотном диапазонах, над диапазоном УКВ. Эти частоты используют полиция, пожарники и спасательные службы. Я всегда знаю, куда дорожный патруль посылает автомобили-пескометы еще задолго до их появления на дороге. Я слушаю специальные штормовые предупреждения, когда надвигается северо-восточный циклон. Но в основном я прослушиваю звонки в полицию и службу спасения, потому что даже в таком маленьком городке, как Таунсенд, случаются преступления.
Только со Дня благодарения я побывал на двух местах преступлений. Первое — взлом ювелирного магазина. Я поехал на велосипеде по адресу, который услышал по радио, и увидел нескольких полицейских, которые копошились перед входом в магазин в поисках улик. Там я впервые увидел, как на снег распыляли воск, чтобы получить отпечаток ступни, — вот повезло! Второе место преступления в действительности таковым не оказалось. Полиция прибыла к дому мальчика, который ходит со мной в одну школу, — по моему мнению, он полное ничтожество. Его мать позвонила в 911, но, когда прибыла полиция, уже стояла у входной двери. Из носа у нее все текла и текла кровь, однако она заявила, что не желает выдвигать обвинения против собственного мужа.
Сегодня вечером я только натянул пижаму, когда услышал по радио код, не похожий ни на один из ранее слышанных, а слышал я немало:
10–52 СРОЧНО ТРЕБУЕТСЯ МАШИНА «СКОРОЙ ПОМОЩИ»
10–50 АВТОМОБИЛЬНАЯ АВАРИЯ
10–13 ПРИСУТСТВУЕТ И СЛУШАЕТ ГРАЖДАНСКОЕ НАСЕЛЕНИЕ
10–40 ЛОЖНАЯ ТРЕВОГА, ВСЕ ЧИСТО
10–54 КРУПНЫЙ РОГАТЫЙ СКОТ НА АВТОСТРАДЕ
Однако прямо сейчас я слышу:
10–100
Что означает: «труп».
Вряд ли я когда-нибудь раньше так быстро одевался. Хватаю тетрадь для записей, хотя и исписанную, — просто не хочу терять времени даром — и царапаю на листке адрес, который повторяют по радио. Потом на цыпочках спускаюсь вниз. Если повезет, мама уже спит и даже не узнает, что я выходил из дому.
На улице собачий холод и почти пятисантиметровый слой снега. Я так оживился, услышав о преступлении, что забыл надеть сапоги вместо кроссовок. Мой горный велосипед каждый раз заносит на поворотах.
Указанный адрес — на автотрассе штата. Я знаю, что приехал куда нужно, потому что вижу четыре полицейские машины с включенными мигалками. Тут же находится деревянный столб с развевающейся на ветру полицейской лентой (желтой, а не оранжевой). И видна цепочка следов. Брошенная машина, «понтиак», стоит, припорошенная снегом, у обочины дороги.
Я достаю тетрадь и записываю: «Автомобиль брошен по меньшей мере двенадцать часов назад, до снегопада».
Я прячусь в ближайших кустах, когда подъезжает еще одна полицейская машина. Этот автомобиль не имеет отличительных знаков — обычная машина, если не считать полицейской мигалки, которая магнитом крепится к крыше. Из машины выходит высокий рыжий мужчина. На нем черное пальто и тяжелые сапоги. На одной руке лейкопластырь.
Все эти подробности я тоже заношу в тетрадку.
— Капитан, — приветствует его вышедший из-за деревьев полицейский. Он в форме, зимних ботинках и перчатках. — Извините, что пришлось вас побеспокоить.
Капитан качает головой.
— Что мы здесь имеем?
— Мужчина совершал пробежку и обнаружил в лесу труп. Парень полуодет, весь в крови.
— Кто, черт возьми, бегает ночью среди зимы?
Продолжая держаться в тени, я иду за ними в лес. Площадка вокруг тела освещается прожекторами, поэтому можно подробно записать улики.
Труп лежит на спине. Глаза открыты. Брюки приспущены до лодыжек, но он в трусах. Костяшки пальцев ярко-красные от крови, равно как ладони, колени и икры. «Молния» на куртке расстегнута, на ноге не хватает одной кроссовки и носка. Снег вокруг розовый.
— Ах, чтоб тебя! — восклицает капитан.
Он опускается на колени, надевает резиновые перчатки, которые достал из кармана, и внимательно осматривает тело.
Я слышу звук шагов двух человек, и в освещенный круг выходит еще один мужчина в сопровождении полицейского в форме. Полицейский бросает взгляд на труп, становится белым как мел, и его рвет.
— Господи Иисусе! — восклицает второй.
— Привет, шеф, — отвечает капитан.
— Самоубийство или убийство?
— Пока не знаю. Хотя похоже на изнасилование.
— Рич, парень с головы до пят в крови лежит здесь в одном исподнем. Ты полагаешь, его изнасиловали, а потом он совершил харакири? — фыркает начальник полиции. — Я знаю, что у меня не такой богатый опыт детективной работы, как у тебя, — ты ведь уже пятнадцать лет работаешь в Таунсенде, но…
Я смотрю на записи в своей тетради. Что предпринял бы доктор Генри Ли? Он бы более внимательно осмотрел повреждения. Он бы разобрался, почему на снегу только кровь от ссадин — эти розовые следы — и нет ни капель, ни брызг. Он бы обратил внимание на следы на снегу. Одни, судя по единственной кроссовке, оставшейся на ноге жертвы, принадлежат погибшему. Другие — бегуну, обнаружившему тело. Он бы задался вопросом: почему после изнасилования жертва все еще в трусах, когда остальные предметы одежды сняты?
Я так замерз, что дрожу. Топаю замерзшими ногами в кроссовках. Потом бросаю взгляд на землю, и внезапно все становится предельно ясным.
— На самом деле, — говорю я, выходя из тени, — вы оба ошибаетесь.
РИЧ
Я не знаю, зачем обманываю себя, откладывая все на выходные. Мною всегда движут лучшие намерения, но что-то постоянно мешает. Например, сегодня я собирался залить на заднем дворе каток для Саши, своей семилетней дочери. Она живет с моей бывшей женой, Ханной, но с пятницы на субботу ночует у меня. Дочь в настоящее время планирует попасть в американскую сборную по фигурному катанию (если не передумает и не станет поющим ветеринаром). Я рассчитывал, что она с радостью поможет мне залить каток, который я соорудил на заднем дворе, размером два на четыре метра. Всю неделю после работы я натягивал брезент, чтобы успеть к пятнице. Я обещал: когда в субботу она проснется, то уже сможет кататься на коньках.
Единственное, чего я не учел, так это то, что на улице будет собачий холод. Как только поднялся ветер, Саша тут же начала хныкать, поэтому я все переиграл и повез ее на ужин в Берлингтон — она страстная поклонница одного заведения, где можно рисовать на скатертях. На обратном пути она заснула в машине, а я продолжал подпевать Ханне Монтане. Заношу дочь наверх, в ее спальню. В берлоге холостяка это царство розового цвета. После развода дом остался за мной, но Ханна почти все из него вывезла. И сейчас для меня странно, забирая Сашу из ее нового дома, видеть, как на моем старом диване разлегся ее отчим.
Дочь ворочается, когда я ее раздеваю и натягиваю ночную рубашку, но потом вздыхает и сворачивается калачиком под одеялом. Я стою и просто смотрю на нее. Чаще всего быть единственным детективом в захудалом городишке означает стать заведомым неудачником. Платят гроши, а дела я расследую настолько скучные, что даже не о чем писать в местной газете. Но я делаю все для того, чтобы Саше, по крайней мере в этом крошечном уголке, было немного безопаснее.
И это придает мне сил.