После этого лейтенант Уайтейкер отбросил всякую официальность и превратился в высшей степени приятного и обходительного молодого человека.
— Послушайте, — предложил он, — почему бы нам не присесть где-нибудь и не выкурить по сигарете?
— Я не курю.
— Ну… тогда вы просто посидите со мной.
Они направились к каменным ступенькам, которые вели на лужайку для сушки белья, и сели там. Солнце пригревало; вскоре к ним присоединилась Мораг. Лейтенант поинтересовался, чем они с капитаном Сомерзилем занимались до его приезда, и Джудит рассказала ему о прогулке на Хейтор, о виде, который открывается с вершины; объяснила, что намеревается до поры до времени пожить с Бидди в Аппер-Бикли, и, пока говорила все это, поняла, что теперь у дяди Боба не будет ни времени, ни возможности обременять себя заботами о ее будущем. Придется самой о себе подумать.
Ровно через пятнадцать минут Боб появился снова, на этот раз — вместе с Бидди. Лейтенант Уайтейкер затушил сигарету, расторопно вскочил на ноги и направился пожать Бидди руку. У Бидди был слегка растерянный вид, но она уже долгое время прожила замужем за офицером ВМС и научилась по-философски стойко переносить непредвиденные расставания. Что касается дяди Боба, то в форме, «при исполнении», он казался недосягаемым и всесильным, не то чтобы совсем чужим, но каким-то отстраненным, как будто мыслями был уже где-то далеко, целиком поглощенный другой своей жизнью — службой.
Лейтенант Уайтейкер принял у него багаж и уложил все на заднее сиденье машины. Дядя Боб обернулся и обнял жену.
— До свидания, любимая. Они поцеловались.
— Постарайся увидеться с Недом. Передай ему привет,
— Обязательно.
Теперь настала очередь Джудит.
— До свидания.
— До свидания, дядя Боб. Они крепко обнялись,
— Береги себя, — наказал он ей на прощание; она с улыбкой пообещала.
Лейтенант Уайтейкер ждал, держа дверцу открытой для Боба. Тот уселся на переднее место, дверь захлопнулась, лейтенант Уайтейкер обошел машину спереди и сел за руль.
— Пока!
Машина выехала через ворота и скрылась. Боб Сомервиль уехал. Бидди с Джудит перестали махать вслед. Они слушали шум мотора, пока он совершенно не стих, и потом повернулись друг к Другу.
— Как ты? — спросила Джудит.
— Отвратительно. — Бидди удалось выдавить из себя кривую улыбку. — Иногда у меня возникает желание уничтожить весь военно-морской флот. Бедняга! Носится, как угорелый, взад-вперед, перехватит наспех бутерброд с ветчиной, и вся еда. Но он-то, миленький, рад без памяти. Такая честь! Такое престижное назначение. И я тоже очень за него рада. Жаль только, что все произошло так быстро и что Скапа-Флоу так далеко, на другом конце страны. Я спросила его, нельзя ли мне поехать с ним, но он сказал, что об этом не может быть и речи. Так что придется мне сидеть тут. — Она глянула на Джудит, — Он сказал, ты собираешься остаться ненадолго.
— Ты не против?
— Знаю, это звучит глупо, но сейчас я бы просто не пережила, если б мне пришлось остаться совсем одной. Такое счастье, что здесь будешь ты. О Боже мой… — Она затрясла головой, пытаясь удержать слезы. — Что это на меня вдруг нашло…
— Ну-ну… — Джудит взяла ее под руку, — пойдем, вскипятим чайку, заварим покрепче…
Впоследствии Джудит всегда считала то августовское воскресенье и отъезд дяди Боба реальным началом войны. События последующей недели: мобилизация флотских, призыв запасников, нападение немцев на Польшу и объявление о начале военных действий в речи мистера Чемберлена — все это осталось у нее в памяти всего-навсего как заключительные формальные штрихи, предваряющие первую вспышку ожесточенной битвы, которой суждено было длиться без малого шесть лет.
«Аппер-Бикли, Южный Девон.
13 сентября 1939 г.
Дорогая Диана!
Простите, что не написала вам раньше, но столько всего происходило, времени на письмо как-то не оставалось. Ужасно неприятно было покидать всех вас в такой спешке, не имея возможности попрощаться с каждым, но я знала, что вы все поймете.
(Тут Джудит скрестила пальцы и подвела под памятную свою небылицу счастливое окончание.)
Тетя Бидди действительно сильно хворала, и я рада была, что приехала; у нее был сильный грипп, но теперь ей уже гораздо лучше.
(Уф-ф!..)
Не считая того, что началась война (и, в каком-то смысле, это даже к лучшему — после того, что все мы пережили за две последние кошмарные недели), у меня есть для вас масса новостей. Первая новость: я решила отказаться от путешествия в Сингапур. Причины, которые привели меня к этому решению, слишком многообразны и труднообъяснимы, но суть состоит в том, что я почувствовала себя просто неспособной удрать на Восток и преспокойно наслаждаться жизнью в то время, как здесь мои соотечественники готовятся сражаться с врагом. Я знаю, мое пребывание в Англии совершенно ничего не меняет и ни капельки не поможет, но, по крайней мере, душа будет у меня на месте. Самое трудное было — сообшцть родителям. Первым делом я отменила свой рейс, потом послала им телеграмму. Ответ пришел почти сразу (в голове не умещается, как возможна подобная скорость!) — многие страницы и все об одном: родители умоляли меня изменить решение, но я знала, что дядя Боб поддерживает меня, и не отступилась. Я написала им очень длинное письмо, где изложила все свои доводы, и очень надеюсь, что они поймут, каково нынче в Англии и какие чувства владеют сейчас людьми. Как каждый закатывает рукава, готовясь к самому худшему. Надеюсь, вы не сочтете меня отъявленной эгоисткой. Так, вероятно, думает моя мама, но она разочарована, можете себе представить, каково ей — ждала, предвкушала наше воссоединение, а я разбила все ее надежды.
Как бы то ни было, я остаюсь.
Другая новость: дядя Боб отправился в Скапа-Флоу, чтобы принять пост капитана инженерных войск в штабе командующего флотом метрополии. Он был экстренно определен на эту должность и срочно отправился к новому месту службы, и, конечно, все мы в восторге от его нового назначения, несмотря на то что теперь страшно по нему скучаем. Естественно, Бидди не может поехать туда и быть вместе с ним, ей придется остаться здесь. Я какое-то время поживу с ней.
Думаю, в скором времени она начнет работать в Красном Кресте или вступит в добровольческое женское подразделение, но пока дел и так хватает, самим надо держаться на плаву. Миссис Лзпфорд, ежедневно приходившая к тете Бидди кухарка, покидает нас, она намеревается пойти поваром на какую-то фабрику близ Эксетера — говорит, что это ее долг. Зато миссис Дэгг, которая убирает в доме, пока что не собирается уходить. Ее муж работает на ферме, и она решила, что первейший ее долг, ее главная трудовая повинность в военное время — следить за тем, чтобы он всегда был хорошенько накормлен!
Что касается меня, то я еще до отъезда дяди Боба решила, что должна освоить машинопись и стенографию. Сперва я недоумевала, где мне этому выучиться: место у нас тут достаточно глухое, однако все утряслось. У Бидди есть подруга, мисс Лэнг, государственная служащая на пенсии, поселившаяся в Бави-Трейси. На днях она приезжала в гости, и после бриджа мы разговорились; я рассказала ей о своих планах, и она пообещала, что будет меня учить. Она явно дело знает, и я не сомневаюсь, что выучусь в два счета. Все равно что заниматься с домашним учителем! Набью руку, добьюсь приличного темпа, и тогда, наверно, пойду служить. Скажем, в женскую вспомогательную службу военно-морских сия. Пусть хотя бы из-за формы — она у них такая нарядная!
Очень надеюсь, что у вас все здоровы. Я так по всем вам скучаю! Интересно, справилась ли Мэри со светомаскировочными шторами. Я занималась этим у Бидди, времени ушло — целая неделя, это притом, что дом — крошечный по сравнению с Нанчерроу. Я очень расстраивалась, что пришлось уехать так внезапно, и пожалуйста, передайте от меня привет полковнику, Мэри, Неттлбедам, Лавди, тете Лавинии и всем-всем.
Да, кстати: письмо с результатами моих университетских экзаменов наверняка пришлют к вам в Нанчерроу, а может быть, мисс Катто позвонит вам и сообщит об этом. В любом случае, когда поступят новости, не будете ли вы добры, если вас не затруднит, переслать результаты мне… или же пусто Лавди мне позвонит. Мне очень не терпится узнать. Пускай это и не имеет особого значения. Теперь уж я вряд ли когда-нибудь попаду в университет.
Как всегда, с наилучшими пожеланиями,
Джудит».
Не прошло и двух недель, как в Аппер-Бикли прибыл ответ на это письмо. Вместе с остальной корреспонденцией он вывалился из почтового ящика на половик — огромный, пухлый конверт, надписанный детскими каракулями Лавди, которые, наряду с ее безнадежной безграмотностью, на протяжении нескольких лет приводили в отчаяние мисс Катто. Джудит удивилась: ни разу не получала она писем от Лавди, да та и не писала сроду ничего, кроме коротеньких записок с выражением благодарности за гостеприимство, которые после визита в гости принято слать хозяевам. Джудит прошла с письмом в гостиную, забралась с ногами в угол дивана и разрезала тяжелый конверт.
Внутри оказались результаты ее вступительных экзаменов и внушительная кипа сложенных листочков дорогой почтовой бумаги, какой пользовались в Нанчерроу. Первым делом она с чрезвычайной осторожностью, словно в руках у нее было нечто взрывоопасное, развернула экзаменационную ведомость и взглянула на результаты. Поначалу она не могла поверить своим глазам, но уже в следующую секунду на нее нахлынули чувства иного рода: облегчение, буйная радость, удовлетворение. Будь рядом с ней кто-нибудь из ее сверстников, она вскочила бы на ноги и пошла в пляс от восторга, но лишь для самой себя казалось довольно глупо устраивать такое представление, Бидди же поехала в Бави-Трейси делать прическу; поэтому Джудит удовольствовалась тем, что еще раз прочла результаты, затем отложила их в сторону и принялась за многословное послание от Лавди.
Дорогая Джудит!
«Нанчерроу, 22 сентября.
С огромной радостью получили твое письмо, и оно до сих пор лежит на мамином письменном столе, но ты сама знаешь: для нее письма писать — острый нож; короче, она попросила меня ответить тебе. Охотно беру на себя эту повинность, тем более что за окном льет как из ведра и заняться все равно больше нечем.
Прежде всего, вот твои результаты. Пришло письмо, и я просто не могла не вскрыть его, хоть оно и было адресовано тебе; я зачитала его вслух за завтраком, и все — мама, папчик и Мэри — кричали тебе «браво!». Ты умница. Все эти зачеты и даже два «отлично». Мисс Катто от радости за тебя пустится отплясывать фанданго. Пусть ты и не будешь учиться в университете — зато теперь, когда придет твой аттестат, ты сможешь вставить его в рамку и повесить в уборной или в другом подходящем для этого месте.
Ты молодец, что не поехала в Сингапур. Не знаю, смогла бы я проявить такую же твердость и отказаться от всех тех удовольствий, которые тебя там ждали. Надеюсь, твоя мама простила тебя — ужасно знать, что на тебя сердятся. И какие потрясающие новости о твоем дяде! Должно быть, он невероятно умный, ответственный и знает, свое дело как никто другой, раз ему поручили эту работу. Надо будет найти Скапа-Флоу в атласе. Это ведь чуть ли не за Полярным Кругом. Надеюсь, он не забыл запастись шерстяным бельем.
У нас много нового. Ушел Палмер — поступил в Легкую пехоту герцога Корнуолльского. Джанет и Песта все никак не могут решить, куда им податься, хотя их вовсе не призывали на службу. Джанет подумывает о том, чтобы пойти в санитарки, а Песта вроде собирается куда-то на производство оружия, боеприпасов и военного снаряжения: говорит, что судна за больными выносить — это не по ней. Как бы там ни было, думаю, что в скором времени они нас покинут. Неттлбеды остаются незыблемы, слава Богу, они не в том возрасте, чтобы идти воевать. Хетти тоже пока с нами. Она страстно мечтает пойти в армию и франтить в хаки, но ей ведь всего семнадцать (не подходит по возрасту), а миссис Неттлбед без устали твердит ей, что такую глупышку, как она, нельзя пускать в общество развязной солдатни. По-моему, миссис Неттлбед чересчур к ней сурова, просто без Хетти ей самой придется скоблить кастрюли.
Мэри все трудится над светомаскировочными шторами. Уж она шила-шила… так что в конце концов мама приискала ей в помощницы некую мисс Пенберти. Живет та в Сент-Бериане; каждый день приезжает к нам на велосипеде и шьет; от нее ужасно пахнет потом, и нам ничего не остается, как держать все окна открытыми. Некоторые комнаты все еще не затемнены, и вечером нам даже двери туда не открыть. Скорей бы уж мисс Пенберти все закончила и убралась восвояси.
Мама проводила собрание Красного Креста в большой гостиной, а папчик расставил везде ведра с водой на случай, если мы загоримся. На улице холодает. Когда наступит зима, мы собираемся зачехлить большую гостиную и перебраться в малую. Папчик говорит, что надо беречь топливо и сажать побольше овощей.
Теперь новости о других. Оставила это напоследок, потому что не хочу никого упустить из виду.
Тетя Лавиния жива-здорова, уже понемногу встает и сидит у камина. Ей, бедняжке, не позавидуешь — увидеть еще одну войну! Ведь она уже пережила англо-бурскую и мировую. А теперь еще эта. Слишком много на одну человеческую жизнь.
После твоего отъезда мы все ужасно по тебе скучали; правда, и остальные разъехались почти сразу же. Сначала Джереми, за ним — Руперт, который помчался не куда-нибудь, а в Эдинбург, в какую-то Редфордскую военную часть, куда из Нортгемптона переехали кавалерийские лошади, — надеюсь, их повезли туда на поезде: слишком далекий путь, чтобы преодолеть его своим ходом. Продолжение о Руперте смотри ниже.
Вслед за ним отбыли Эдвард с Гасом. Эдвард сейчас находится на какой-то учебной базе, но где именно, мы не знаем, потому что его обратный адрес — «где-то в Англии». У мамы есть номер какой-то полевой почты, куда она может посылать ему письма до востребования, но она изводится, не зная его точного местопребывания. Уверена, он там отлично проводит время — летает себе да попивает в столовой пиво.
А Гас отправился в Абердин — там располагается штаб «Гордонских горцев». Прощаться с ним было просто невыносимо. Ни по кому из остальных я не плакала, только по нему. Разве не ужасно — только успеешь познакомиться с единственным человеком, в которого можно было бы влюбиться, и из-за какого-то подлого мерзавца Гитлера приходится с ним расставаться. Я залила всю постель слезами, но теперь уже не плачу, потому что получила от него письмо и написала ответ. У меня осталась его фотография (я щелкнула его своим фотоаппаратом), я ее увеличила (стало немного расплывчато, но вообще ничего), вставила в рамку, и теперь снимок стоит у меня возле кровати. Каждый день перед сном я желаю ему доброй ночи, а утром с ним здороваюсь. Даю голову на отсечение, в килте он выглядит бесподобно. Попытаюсь уговорить его, чтобы он прислал мне свою фотографию в форме.
Возвращаюсь к Руперту.
Через три дня после его отъезда Афина внезапно заявила, что тоже едет в Эдинбург, села на поезд и была такова. Можешь себе представить?! Живет в гостинице «Каледонская», по ее словам, громадной и до ужаса викторианской, а в Эдинбурге жуткий холод, но все это, видно, для нее ерунда, потому что время от времени она может видеться с Рупертом. Раз уж холод ей стал нипочем, значит, она в него, точно, влюблена.
Что касается меня, то я сижу на месте и никуда не рвусь. Мама намерена завести уйму кур, они и будут для меня повинностью военного времени. А Уолтер Мадж обещал научить меня водить трактор, тогда я смогу помогать на ферме. Мне, вообще-то, все равно, чем заниматься — паровой котел топить или драить уборные, лишь бы никто не говорил, чтоя должна встать на учет или отправляться куда-нибудь служить.