Глава 21
Ладно, ладно, давай не о смысле жизни, больше вообще ни о чём таком
лучше вот о том, как в подвальном баре со стробоскопом под потолком пахнет липкой самбукой и табаком
в пятницу народу всегда битком
и красивые, пьяные и не мы выбегают курить, он в ботинках, она на цыпочках, босиком
у неё в руке босоножка со сломанным каблуком
он хохочет так, что едва не давится кадыком…
Вера Полозкова
Получив отпор, Ариэль притих, окопавшись в своём логове и вынашивая коварные планы по сведению со мной счётов и скорейшему подавлению бунта на корабле. Некоторое время он не никак не проявлялся и не смущал свирепым ликом умы подчинённых. Воцарился штиль, мы дрейфовали в неясном направлении, влекомые подводными течениями, а я посвятил рабочее время расширению познаний в буддизме и других восточных учениях, рассчитывая впечатлить Майю и оказаться чуть менее беспомощным оппонентом при новой встрече. Но вот затишье нарушилось, и на пороге нарисовалась знойная крокодилица.
– Приветик, чудесно выглядишь! – слащаво пропела Кимберли.
– Харе Кришна, – отозвался я.
– Спешу напомнить о сегодняшней встрече с Ариэлем, – запнувшись, продолжила она. – Все подробности в электронке.
– Благодарю, – сложив ладони, поклонился я. – Ступай с миром, сестра.
Однако Кимберли не уходила, и я с благодушной улыбкой созерцал, как наша офис-менеджер силится собраться с мыслями.
– Мы приближаемся к судьбоносному рубежу! В преддверии конференции настало время отбросить… – она снова запнулась, – отбросить разногласия и, сомкнув ряды, встретить грядущее испытание. – Брови сдвинулись, голос окреп и напряжённо подрагивал от опасения упустить что-либо из вызубренной тирады. – Для каждого в отдельности и всей компании в целом предстоящая конференция обещает стать поворотным событием на нашем пути!
– Все пути одинаковы и ведут в никуда, – кротко молвил я, дав отзвучать эху прочувственного воззвания. – Любой из них всего лишь путь, один из бесконечного множества, и ничто не мешает оставить его, если в нём нет сердца.
Закончив формулировать эту сентенцию, выуженную из винегрета, создавшегося в ходе спешного ликбеза в сфере оккультных наук, я отвернулся и отрешённо уставился в экран. Кимберли поошивалась за спиной, тужась придумать ответную реплику, но так и не сумела ничем разродиться. Открыв электронную почту, я ехидно отклонил назначенную по всем правилам офисного этикета встречу. И тут же на месте ретировавшейся секретарши возник наш несравненный командор.
– Рад видеть тебя в добром здравии! – он старательно растянул мясистую физиономию в благожелательном оскале. – Передай, пожалуйста, материалы, чтобы я мог непосредственно ознакомиться с ними перед встречей.
Я молча разглядывал его, развалившись в кресле.
– Понимаю, что не уделил должного внимания… – с трудом выдавил Ариэль изменившимся голосом. – Погорячился… не вник… при нашей тогдашней… – бестолково лопотал Арик, вытирая взмокший лоб. Искажённая мимика кричала о том, что публичное покаяние даётся ему нелегко. – Но теперь, накануне конференции, – приободрился он, миновав сложный участок, – мы должны перешагнуть через былые… эм… распри ради общего блага, ради будущего компании и воплощения нашей мечты.
Забавно, этот поц думает пронять меня новой тактикой канцелярских прибамбасов. Что ж, я в долгу не останусь и учтиво попотчую плодами его собственной закваски, щедро сдобренными непальской приправой.
– Конференция – мираж. Нет её и никогда не было. Глупая, тщетная, а главное, бессмысленная суета. Дым, тлен… тень на стене пещеры.
Минотавр озадаченно насупился.
– Ну как же! Платон, миф о пещере… No comprende, amigo?[67]
– Чего!?
– Чего-чего… – передразнил я. – Как-то ты сдал… в апокрифы не заглядываешь… Миф… О… Пещере… Чё тут неясного?
– Илья!? – всплеснул руками Ариэль.
– Ладно-ладно, не кипятись. Сейчас я всё популярно рассую по полочкам. Значица… твой закадычный враг, Платон Платоныч… возможно, пребывая в алкогольном изумлении (история умалчивает)… эм… утверждал, что все люди сидят в пещере, задом к выходу и не могут повернуться. За их спинами другие люди носят разную утварь… ну там… вазы, амфоры, мраморные статУи… Древняя Греция, сам понимаешь. Так вот, прикованные рабы с рождения видят перед собой лишь тени, а потому уверены, что это и есть мир. Мы – рабы, томящиеся в заточении собственных чувств и эмоций, и твоя конференция лишь крохотный завиток… зыбкий блик на стене, плод болезненного воображения.
Ариэль впал в ступор, лихорадочно силясь нарыть достойный аргумент из эллинского наследия.
– Пора дать решительный бой нелепой и порочной суетности! – взвыл я. – Покончить единым махом. Настало время порвать цепи, скинуть оковы и узреть подлинный свет! Я верю в тебя, Арик! Ты, как начальник и предводитель всего чего ни попадя, выведешь нас на стезю истины! К свету, к радости, к надежде!
Шеф угрюмо набычился.
– Мы любим тебя, Арик! – безумно завопил я, вскакивая на стол. – Ура-а-а!!!
* * *
После встречи с Майей, я пребывал в приподнятом настроении, не ходил, а буквально парил, не касаясь земли. Новое чувство крепло, обволакивая облаком невидимого света и даря свежие краски, остроту и лёгкость, вместе с некой наполненностью. Я вновь открыл в себе способность радоваться простым вещам, и меня переполняло счастье. То самое счастье, о котором говорила она.
Всё стало чётче, сочнее, выпуклей, объёмней, будто спала пелена, причём не только с глаз, а со всех душевных и телесных ощущений. Я стал бережней относиться к внешним и внутренним впечатлениям, прислушиваясь к себе и к тому, что нашёптывал окружающий мир, и от этого, даже мелкие переживания пронизывались спокойной, стойкой радостью и целостностью того непререкаемого смысла, который не нуждается ни в определении, ни в доказательствах.
Однако неурядицы, сыплющиеся непрерывным потоком, вовлечённость в офисную возню и остальные составляющие рутинной, давно приевшейся бытовухи, постепенно накапливаясь, как клочья пыли под старым диваном, замутняя кристальную чистоту новообретённого состояния. Всё чаще посещали мысли о Майе, с сопутствующей им тоской скорого расставания… Хоть мы и давно поняли, что не можем быть вместе, я считал её единственным душевно близким человеком, единственным существом моей крови, единственной, кто чувствовал и переживал так же остро и глубоко. И теперь, встретив после долгой разлуки, оттаяв в её лучах, я должен вновь потерять её.
* * *
Вопреки напоминаниям, Стив так и не прислал запись, что лишний раз подтверждало подозрения в вероломстве. И всё же, в голове не укладывалось внезапное преображение эдакого рубахи-парня в ушлого махинатора, который одним манёвром подмял под себя Тамагочи, добыл должность и заодно развёл меня. Откуда это неуёмное рвение к продвижению по служебной лестнице процессов, над которыми он с готовностью потешался на совместных обедах? Как не крути, сформировавшееся мнение о Стиве требовало переоценки.
Нельзя не признать, что он провернул ловкую комбинацию, заняв желанную позицию и навьючив основную часть работы на Тима, продолжавшего корячиться не покладая рук, но уже без прежнего рвения. Таскать для Стива каштаны из огня ему не улыбалось, самолюбие было задето, честолюбивые планы рухнули, но он не подавал виду, с подкисшей миной корча из себя командного игрока. Следовало быть осмотрительным: терять ему нечего, и, вздумай он поквитаться, поддержки ждать неоткуда, а на Стива теперь рассчитывать не приходится.
Близилось Рождество, давно превратившееся в праздник потребления, с повальным обострением шопингового зуда. Невзрачная офисная обстановка навевала уныние. Несмотря на кураж войны с начальником, ситуация оставалась безрадостной. Заигравшись, я ухитрился настроить против себя всех. Ариэля, одержимо несущегося за заветной мечтой, для него это уже давно не погоня, а снежный ком, который настиг, поглотил и влечёт всё дальше и дальше, не давая ни остановиться, ни даже оглянуться. Тамагочи, и без того забитого и презираемого, отважившегося на рискованный, но решительный шаг. Тамагочи, поставившего на кон всё, и проигравшего вчистую, с позором и унижением. А ведь не будь меня, ничего подобного бы с ним не приключилось… Кимберли, в общем-то нормальную женщину, беззлобную и бесхитростную, но со своей придурью, пришедшейся мне не по вкусу. Джошуа, постоянно подворачивающегося под горячую руку… Возможно и эпизод со Стивом, меркантильно использовавшим моё положение под предлогом бескорыстной помощи, тоже не возник на ровном месте. Точно во вражьем тылу: полагаться практически не на кого, брать в расчёт Таню-Марину, с которой, по чистой случайности, я ещё не успел испоганить отношения, было смешно, оставалась лишь Ирис.
Полностью отделаться от процессов так и не удалось. Их метастазы стремительно разрастались. Все заражены и зомбированы. Деться некуда. Если Ариэлю можно было нахамить, и он улепётывал с поля брани, не в силах стерпеть прилюдного глумления, то с Джошуа дело обстояло значительно хуже. Мне не удавалось вывести его из зоны комфорта. Как я ни измывался, ничего не действовало, точнее, он просто не уходил, продолжая увиваться за мной и в любой ситуации находя до омерзения вежливый ответ. Это было невыносимо, и я часами ломал голову, гадая, как отделаться от этого субъекта.
На время заседаний по процессам я повадился эвакуироваться в комнату Геннадия. Он был немногословен, в интригах участия не принимал и не особо интересовался перипетиями копошения в нашей песочнице, порой забавлявшими его, но не более. Работы, дававшей возможность заниматься любимым ремеслом, Геннадию хватало с лихвой. Дочка, внучка да любимый паяльник обеспечивали комфорт и счастье этого немолодого и сдержанного человека.
– Что, снова удрал? – бросил он, когда я в очередной раз ввалился в комнату с лэптопом под мышкой.
– Ох, да… у меня уже перехлестнуло ватерлинию.
Сам Геннадий был привлечён к процессам только на ранних стадиях, и то исключительно для галочки. Посетив несколько лекций, он тихо самоустранился, что никого не удивило, и даже непреклонный Джошуа не осмелился поднимать шум по этому поводу.
– Я лишь наблюдаю со стороны, но такого маразма не доводилось видеть со времён застоя. – Геннадий отложил инструмент и выключил лампу увеличительного стекла. – Смахивает на махровый совок, замешанный на японщине.
– Вы о брежневском периоде, да?
– Вот-вот, я же говорю – попахивает расцветом застоя, убого скрещённым с… – Он горько усмехнулся, затем снял и задумчиво протёр очки. – Да что там… всё одно к одному: те же ухватки, та же пустопорожняя болтология…
– А мне это всё больше напоминает сектантство. Культовые церемонии, обряды, табель о рангах, специфический лексикон…
– Эх… Лодыри и лоботрясы всегда изыщут способ покрыть нерадивость каким-либо пустобрёхством. Будь то совок семидесятых, будь то Япония, будь то сегодняшняя Америка. Когда люди не желают работать, найдётся множество организационных мероприятий, позволяющих отлынивать от непосредственных обязанностей. Главное – благовидный предлог…
– Меня только разочаровывает, что на это повёлся Ариэль. Он всё-таки человек действия, а не балабол.
– Ну, ты ж понимаешь, – протянул Геннадий, водружая очки на переносицу и давая понять, что беседа окончена, – у него не было выбора.
Безусловно, он был прав. Всё это затевалось неспроста и, несмотря на личную неприязнь, причина введения процессов была мне ясна. Чтобы выйти на рынок с продуктом в сфере медицинского оборудования, необходимо получить разрешение FDA[68]. Министерство здравоохранения, как и другие ведомства сертификации, не имеет ни средств, ни возможности оценить каждое поступающее на рассмотрение лекарство или аппарат, и потому, вместо того чтоб делать своё дело, занимаются преимущественно прикрытием задницы от всевозможных судебных исков.
Для этой цели учреждена тучная туча всяческих государственных и отраслевых стандартов, одним из коих является наша методика управления процессами. Предполагается, что если разработка ведётся по узаконенной схеме, то всё о'кей. Таким образом, FDA проверяет не изделие или его функциональность, а исправность соблюдения бюрократических процедур. Именно для этой цели Харви инициировал внедрение процессов, и Ариэль был не в силах воспротивиться, как бы те ни стояли ему поперёк горла.
Тем временем абсурд приобрёл дополнительное измерение. Посоветовавшись с Джошуа, Ариэль пришёл к заключению, что работники слишком много едят, точнее, тратят чересчур много времени на приём пищи. Объединившись в мозговом штурме, они ринулись в схватку со скрытым тунеядством и расточительством человеко-часов, взяв в подкрепление доблестного Тамагочи, вообще не ходившего обедать, втихаря подъедая что-то из герметичного контейнера.
Спустя неделю споров, пересудов и уймы потраченного времени, в урочные и сверхурочные часы, лучшие умы компании родили регламент поочерёдного отбытия сотрудников на перерыв, долженствовавший обеспечить непрерывность рабочего процесса и кардинально сократить количество обедо-часов. Подразумевалось, что в отсутствие общения мы будем жрать гораздо проворней. Продолжительность перерыва отныне стала строго нормированной, и каждый должен был заблаговременно записываться, чтобы застолбить определённую смену.
И всё же, это не мешало находить лазейки, встречаться и продолжать игру в Ариэля, интерес к которой лишь окреп вследствие трапезных реформ. Во время последнего чемпионата Ирис со смешанным чувством поведала о случайно обнаруженном в локальной сети: Арик действительно приступил к воплощению параноидальной идеи фикс. Не осмелившись использовать аппаратуру наблюдения без общего ведома, он поступился замыслом тотальной слежки и установил замаскированные камеры у себя в кабинете. В таком случае юридические осложнения отпадали, при условии, что он сам участвует в записываемых разговорах. Стив попробовал съязвить: мол, теперь мы сможем дистанционно наблюдать за большим боссом, но его никто не поддержал. Собравшихся беспокоила обратная сторона медали: никто не жаждал оказаться невольным участником этого блокбастера. Известие вызвало ажиотаж у всех, кроме Тани-Марины, которая пялилась на меня немигающим взглядом и вдруг, вынырнув из забытья, отжарила ни к селу, ни к городу:
– Нет, всё никак не могу поверить, что у тебя нет телевизора!
* * *
Когда я вошёл в кабинет директора, Ариэль был уже там. Харви предложил садиться и начал в своей дежурной гладкой манере:
– Я пригласил вас, дабы прояснить ситуацию, принявшую нездоровый характер и мешающую полноценно функционировать как тебе – Ариэль, так и тебе – Илья. – Харви по-отечески взглянул на меня, потом на него. – Мне стало известно, что ваши отношения вышли за конструктивные рамки и приобрели характер трений личного толка, тлетворно влияя на социальный климат. Поскольку вы являетесь основополагающими фигурами в осуществлении инженерного развития компании, я счёл своим долгом вмешаться и поспособствовать устранению этой досадной и, в свете предстоящей конференции, несвоевременной помехи. Верю – рациональный диалог между коллегами поможет вернуться в здравое рабочее русло. Итак, хотелось бы услышать ваши соображения.
Покончив с преамбулой, Харви мельком глянул на часы и упёрся в меня вопросительным взглядом. Ба, Арик наябедничал директору! Признаться, не ждал от него скорой капитуляции, тем паче в столь постыдной форме… Вспомнив школьные вызовы к директору, я, не раздумывая, выбрал линию защиты. Загнанный месяцем отборной изгалятины в маловменяемое состояние, Ариэль представлял из себя слабого соперника в состязании на самообладание, которое я собирался ему навязать.
Определившись с тактикой, я повернулся к Минотавру и развёл руками, изображая наивное недоумение. Арик нахмурился, почуяв подвох. Я покосился на Харви, бессильно покачивая ладонями, будто не находя слов.
– Трения? Между мной и Ариэлем? – Я снова повернулся к начальничку. – Арик, неужто между нами могут быть трения? У нас с тобой? Трения? Личного толка? Я ошеломлён… Даже не знаю, разумеется, я мог что-то упустить, но, с моей точки зрения, у нас в высшей степени гармоничные и, я бы не побоялся этого слова, дружеские отношения… мм… взаимопонимание… эм… признаюсь, для меня это просто… просто, как снег на голову.
Я растерянно переводил взгляд с одного босса на другого.
– Конечно, мы к этому ещё непременно вернёмся, а пока сосредоточимся на рабочих аспектах. Случается, что разногласия на профессиональной почве выходят из пропорции, порождая напрасные конфликты.
– Хм… – я подпёр щёку и уставился в пол. – Да-а нет, вроде нет… Как-то не припомню, чтобы что-то выходило из пропорции. Естественно, есть мелкие разногласия, но это нормальная составляющая творческого процесса. К примеру, мы не сошлись во мнениях о расцветке кнопки Start. Но даже над этим я сейчас работаю. Я воспринял критику и работаю, исправляюсь. Не правда ли, Арик?
Харви взглянул на Ариэля, но тот не проронил ни слова.
– Хорошо, тогда вернёмся к личным аспектам, – помедлив, продолжил Харви.
– Извольте. Хотя где-где, а тут уж точно и речи быть не может ни о каких трениях. Напротив, у нас на редкость дружеские взаимоотношения. И… надо отдать должное Ариэлю, это преимущественно его заслуга. – Я обратился к начальнику: – Хочу, чтобы ты знал, как я ценю твоё внимание. Правда, для меня это необычайно важно, и я искренне благодарен за всё, что ты для меня делаешь.