— Он очень сердился вчера ночью.
— Да? Когда именно?
— Около двенадцати часов. Я проснулся и услышал их голоса. Они здорово шумели в столь поздний час.
— Что они говорили?
— Я не расслышал.
— Ты не встал, чтобы послушать?
— Я хотел это сделать, но мне было лень.
— Это была настоящая ссора?
— Несомненно.
— Кто сердился сильнее — дядя Мэтт или мама?
— Дядя Мэтт. Насчет налогов и денег. Он хочет жить на Нормандских островах или где-то еще, чтобы сэкономить деньги. «На Нормандских островах? — сказала мама. — Дорогой, ты в своем уме? Как я буду жить в такой глуши?» Тогда дядя Мэтт рассердился всерьез и сказал, что не собирается уезжать на Багамы только для того, чтобы ублажить се. Тогда мама сказала....
— Тимми, ты все же подслушивал!
— Ну, только минуту или две. Мне захотелось что-нибудь съесть, и по дороге вниз, на кухню... Мама сказала: «По крайней мере на Багамах я могла бы немного развлечься». Дядя Мэтт сказал: «Ты только об этом и думаешь, верно? А я буду развлекаться на Нормандских островах! — Он был очень сердит. —Тебе придется смириться с этим или расстаться со мной».
— Что произошло потом?
— Мне пришлось убежать, потому что мама вышла из комнаты, и я едва успел вовремя скрыться.
— Куда она направилась?
— О, всего лишь в свободную комнату.
— Женатые люди не должны спать в разных комнатах, — заметила Люси. — Я слышала, как повар сказал миссис Пирс, что по этому признаку можно судить, счастливый брак или нет.
— Думаю, миссис Пирс недовольна, что ей придется убирать две кровати вместо одной... Смотри, мама идет. У дяди Мэтта по-прежнему сердитый вид.
Они молча смотрели в окно.
— Тимми, думаешь...
— Да?
— Если бы мама и Дядя Мэтт развелись... я лишь предполагаю...
— И папа вернулся бы из Китая...
— Из Тибета.
— Это было бы замечательно... хотя мне нравится дядя Мэтт...
— Да, он хороший.
— Может быть, мы смогли бы видеть его иногда после развода.
— Может быть, и смогли бы.
Они улыбнулись друг другу.
— Я уверен, — твердо произнес Тимоти, — все закончится хорошо.
— Да, но сколько еще времени мы будем ждать возвращения папы? — печально спросила Люси. — Иногда мне кажется, что всегда.
Тимоти не ответил сестре. Они молча стояли у окна; «роллс-ройс» отъехал от дома начал свое восемнадцатимильное путешествие по извилистой дороге до Лондона.
IX
Спустя некоторое время Мэттью Моррисон произнес:
— Я сожалею о вчерашней ночи.
Выговорить это стоило ему немалых усилий. Мэттью был гордым человеком и не любил извиняться — тем более когда чувствовал, что первым это следует сделать не ему.
— Да? — сухо произнесла Лайза. Он отметил, что в это утро она выглядела превосходно; апрельская погода была переменчивой, но Лайза надела под пальто эффектное весеннее платье, словно не сомневалась в том, что зима закончилась и лето уже близко. Короткое платье позволяло Мэтту видеть длинные красивые ноги жены.
— Ты ужасный водитель, Мэтт, — сказала Лайза. — Совсем не смотришь на дорогу. Лучше бы ты нанял шофера.
Но Мэтт предпочитал обходиться без шоферов. Ему было пятьдесят пять, он успел привыкнуть к удобствам, которые можно купить за деньги, но не желал сидеть в своем автомобиле в качестве пассажира. Он также втайне боялся «напускать на себя важность» и «играть чуждую ему роль». Результатом был снобизм наизнанку, желание сохранить простые привычки, приобретенные давным-давно, в ту пору, когда он карабкался от должности конторского мальчика на побегушках к посту председателя правления индустриальной империи. Теперь он владел большим домом, в котором чувствовал себя немного дискомфортно, держал первоклассного повара, презиравшего простую английскую кухню,, любимую Мэттом, и имел красивую, воспитанную жену, чьи вкусы не мог разделять. Втайне он ненавидел свой дом («этот огромный старый сарай» — так мысленно, называл его Мэтт), шедевры повара («эти чертовы французские штучки») и даже свою жену, которую считал испорченной и вздорной, однако Мэтт сознавал, как трудно ему было бы отказаться от всего этого. Ему, возможно, хотелось бы верить в то, что в душе он остался простым парнем, которому не изменил успех, но он был достаточно честен с самим собой и знал, что в действительности он изменился; Мэтт с огорчением признавался себе в любви к привилегиям, дарованным богатством и положением. Но он не афишировал эту свою слабость. Он знал, что говорили о «сделавших себя людях», открыто наслаждавшихся своим богатством, и боялся презрительного ярлыка «нувориш».
— Я не люблю шоферов,—внезапно сказал он.— В наше время держать шофера — это играть на публику. Ты знаешь, что я этого не терплю.
— О нет,—возразила Лайза. — Ты хочешь казаться «простым человеком» и похоронить себя в глухом уголке Нормандских островов после ранней отставки.
— Послушай, Лайза...
— Какой смысл экономить деньги на налогах, если их будет не на что тратить?
— Мы не обязаны проводить весь год на Нормандских островах.
— Я не понимаю, что ты имеешь против Багам. Там райский климат; ты сможешь купаться, вести «простую жизнь».
— Это слишком далеко от Англии.
— О, Мэтт, это нелепость! Сейчас не существует далеких мест!
— Если ты думаешь, что я собираюсь стать одним из тех, кто полжизни проводит в самолетах...
— Чем плохи самолеты, если они тебе по карману? «Игра на публику»? Какой ты лицемер, Мэтт!
— Ты меня не понимаешь, — Мэтт упрямо поджал губы.
— После того, как ты уйдешь в июне в отставку, мы могли бы устроить себе приличный отдых, прежде чем ты решишь где-то обосноваться. Почему не съездить снова в Испанию?
— Июнь в Испании — очень жаркий месяц, и я не выношу тамошней кухни. Я бы предпочел провести время у моря где-нибудь в Англии.
— Господи, — сказала Лайза, — сейчас ты заявишь, что хочешь присоединиться к Джейн и Бенедикту в Колвине.
На лице Мэтта появилось удивленное выражение.
— Они уже там?
— Еще нет, но Бенедикт снимает коттедж в Колвине на все летние каникулы. Разве я не говорила тебе о моей вчерашней беседе с Джейн?
— Ты говорила только о своем желании жить на Багамах. Мы могли бы погостить у них пару недель в июне.
— Ты, верно, смеешься.
— Насколько велик коттедж?
— О, это ужасная маленькая хибара, очень тесная. Мэтт, ты шутишь.
— Мне нравится эта часть уэльского побережья. Уолтеру повезло, что его имение расположено на полуострове Говер.
— Неудивительно, что ты испытал разочарование, когда Эван Колвин бросил Николу и умчался в Африку!
— Он ее не бросил, — Мэтт с щемящей сердце грустью подумал о дочери. — Они не были помолвлены.
— Никола проявила чрезмерную сдержанность, — сказала Лайза. — Она абсолютно не умеет обращаться с мужчинами.
— Во всяком случае, она — порядочная девушка, которая не желает путем ухищрений и уловок тащить мужчину в церковь!
— Откуда такая уверенность? Ты почти не видишь ее.
— Кто в этом виноват? — закричал Мэтт, забыв про дорогу. Автомобиль вильнул в сторону, Лайза закричала.
— Ради бога, будь осторожен! Мэтт, если ты не можешь ехать аккуратно, я выйду и поймаю такси — мои нервы на пределе.
Мэтт промолчал. Он чуть сильнее сжал руль и уставился на дорогу. Не раскрывая ртов, они доехали до салона, расположенного в Найтсбридже, где Лайзу ждал парикмахер.
— Желаю удачного дня, — сказал Мэтт, когда жена вышла из машины. — Увидимся вечером.
— Спасибо.
Она ушла. Провожая ее взглядом, Мэтт подумал о своей первой жене, матери Николы, умершей десять лет тому назад. В эту минуту отчаяния он спросил себя, как он мог после столь счастливого брака так ошибиться в выборе второй жены?
X
В Колвин-Корте Гвайнет впервые после таинственной болезни позволила себе физическую нагрузку. Она отправилась на прогулку с Тристаном Пуулом по тропинке, которая вела, петляя, к скалам, где стояли развалины старого замка Колвин. Добравшись до каменных стен, Гвайнет села отдохнуть на землю и с интересом прислушалась к биению своего сердца.
— Надеюсь, эта прогулка не окажется для меня слишком утомительной, — сказала девушка спустя мгновение.
Пуул ей не ответил. Он стоял в нескольких футах от края утеса; фалды его белого пиджака развевались по ветру.
— Тристан!
Он с улыбкой повернулся.
— Извини. Что ты сказала?
— Ты считаешь, что такая прогулка мне по силам? Мое сердце бьется учащенно.
— С тобой все будет в порядке. Только отдохни немного.
Гвайнет откинулась на траву, положила руки под голову и дала волю своему воображению. После ее слов об учащенном сердцебиении Тристан мог опуститься рядом с ней на колени, проверить своими длинными пальцами, как бьется ее сердце, и...
— У тебя очень живое воображение, Гвайнет, — произнес Тристан Пуул.
Она резко приподнялась, села. Ее щеки пылали. На мгновение она потеряла дар речи.
Но он не смеялся над ней. Далекий, отчужденный, он по-прежнему стоял и смотрел на море.
— Почему ты так сказал? — неуверенно спросила она.
— А разве, — он повернулся к ней, —. это не так?
Она растерялась. В смятении попыталась Сменить тему, но изобретательность покинула ее.
— Фантазии, — сказал Пуул, — не приносят такого удовлетворения, как реальность. Ты никогда об этом не задумывалась, Гвайнет?
Все мысли вылетели из головы Гвайнет. Она раскрыла рот, чтобы заговорить, но не смогла ничего произнести.
— Почему ты боишься реальности, Гвайнет?
— Я ее не боюсь, — громко сказала дрожащая девушка. Она боролась с желанием броситься назад к дому и запереться в комфортной безопасности своей комнаты.
— Но ты предпочитаешь жить в выдуманном мире, — вздохнул Пуул. Кажется, он с самого начала знал, что девушка слишком невротична для того, чтобы представлять для него интерес. Какая жалость, какая трата времени! Но работать с дефектным материалом бессмысленно. Все внутренние тревоги Гвайнет в конечном счете обернутся против него, и она не сможет принять то, что он способен предложить ей. Она видела в нем только доктора; любая другая его роль толкнула бы девушку в придуманный ею мир, прочь от любого иного мира, который он мог бы ей открыть.
Беспокойно осматриваясь по сторонам, она увидела над берегом коттедж шофера и торопливо произнесла:
— Кузен папы, Бенедикт, приедет сюда в июне — папа говорил тебе об этом? Он очень образованный, но несовременный, лет на тридцать отстал от жизни; Джейн, его жена, тоже немного старомодная, хотя вполне хорошенькая. Ну, не такая красивая, как Лайза, ее сестра. Та по-настоящему эффектна. Я хотела бы быть такой, как Лайза. Она замужем за миллионером — ты слышал о Мэттью Моррисоне, промышленнике?
Пуул смотрел на волны, обрушивающиеся на берег.
— Наверно, да.
Он бросил пристальный взгляд на Гвайнет.
— Значит, у миссис Бенедикт Шоу есть зять-миллионер?
— Да, сестра Джейн...
— Как, ты сказала, ее зовут?
— Лайза.
— Лайза, — повторил Пуул. — Лайза Моррисон. Звучит красиво.
— О, она столь же прекрасна, как и ее имя, — оживленно подхватила Гвайнет, радуясь возможности переключить внимание Пуула с себя на кого-то другого. — Она очень обаятельная.
— Да? — Тристан Пуул снова повернулся к морю и добавил, обращаясь больше к себе, нежели к Гвайнет: — Это весьма интересно...
I
Наступил июнь. В Кембридже река петляла мимо колледжей и зеленых прямоугольных лугов. Студенты разъехались, город опустел. Атмосфера старины, подчеркнутая древними зданиями, стала еще заметней. В маленьком доме на окраине Джейн торопливо собирала вещи, стараясь не поддаваться панике.
— Я уверена, что что-нибудь обязательно забуду,— сказала она Бенедикту. — Я отменила доставку молока и газет? Не помню, что я сделала, а что — нет. Скорей бы мы покончили со сборами и оказались в Колвине!
— Поскольку утром газет не было, — сказал Бенедикт, — и мы остались без молока, думаю, ты отменила их доставку. Как ты поступишь с котом?
— О, Марбл поедет с нами! Я не могу бросить его!
— Моя дорогая Джейн, он убежит от тебя, если ты повезешь его в Уэльс. Ты знаешь, как ведут себя коты! Они находят дорогу домой, если их вырывают из привычного окружения.
— Марбл не похож на других котов, — сказала Джейн.
— Ну, если ты думаешь, что я всю дорогу до Уэльса буду терпеть кошачий концерт, который устроит это ужасное животное на заднем сиденье...
— Он будет сидеть в корзине у меня на коленях, —твердо заявила Джейн. — Он будет вести себя безукоризненно.
— Верится с трудом, — сказал Бенедикт, но не стал больше спорить. Он сам подарил год тому назад Марбла жене, когда она увидела белого котенка в окне местной давки, где продавались домашние животные, и с тех пор кот пользовался ее любовью и заботой. Теперь ему было четырнадцать месяцев; он превратился в крупное красивое существо с густой пушистой белой шерстью, злыми розовыми глазами и безжалостными лапами. Бенедикт, изначально не жаловавший кошек, с первого взгляда влюбился в Марбла, но впоследствии стал с двойственным чувством относиться к его присутствию в доме. Он ощущал, что привязанность Джейн к Марблу имеет грустную природу; ему казалось обидным, что Джейн, полная неизрасходованных материнских чувств, тратит их на кота-альбиноса со скверным характером.
— Пойдем, Марбл, сказала Джейн, опуская кота в корзинку. — Нас ждут замечательные каникулы.
Марбл недружелюбно посмотрел на нее. Оказавшись в автомобиле, кот начал выражать свой протест сердитым рычанием.
— Я тебя предупреждал, —;сказал Бенедикт.
— Он успокоится, — попыталась защититься Джейн.
Хм... Мы все взяли?
— Кажется, да... господи, я забыла выбросить остатки хлеба! Одну минуту...
— Я это сделаю, — сказал Бенедикт. — Оставайся лучше с этим зверем. Я не хочу отвечать за него.
Наконец им удалось отправиться в дорогу; Бенедикт, путаясь, как всегда, выбрался из города и направился через центр Англии на запад, к Южному Уэльсу. Кот угомонился, Джейн облегченно вздохнула, и Бенедикт начал напевать себе под нос музыкальную фразу из «Пасторальной симфонии» Бетховена.
— Я уже не думала, что мы когда-нибудь отъедем от дома, — сказала Джейн. — Почему я такая неорганизованная? Как замечательно быть одной из этих энергичных, практичных, деловых женщин, которые сохраняют рассудок в любой ситуации и никогда не теряются.
— Не выношу энергичных, практичных, деловых женщин, — сказал Бенедикт. — Если бы ты не была такой, какая ты есть, мне бы и в голову не пришло жениться на тебе.
Джейн счастливо вздохнула. Она вдруг вспомнила, как Лайза на вечеринке сказала подруге: «Не понимаю, что нашла в нем Джейн!» Лайза не могла понять. И их мать, умершая год назад, — тоже. Джейн, погрузившись в прошлое, услышала ее огорченный вежливый голос: «Джейн, дорогая, тебе не пора сменить прическу? Она не слишком современная... дорогая, по-моему, это платье тебе не идет... Джейн, ты на самом деле очень хорошенькая — если бы ты приложила немного усилий, то стала бы весьма привлекательной... это в твоих силах... Лайза, например...»
— Но я — не Лайза, — сказала Джейн. — Я — это я.
Она вспомнила удивление молодых людей на вечеринках. «Ты — сестра Лайзы? Неужели? О...» А еще были учителя в школе. «Джейн старается, но...» Лайза тоже училась неважно, но все говорили, что это из-за нежелания. И наконец возникла проблема с полнотой. «Как обидно, что ты не похожа на Лайзу — она ест вдвое больше тебя и не поправляется...»
Лайза. Всегда Лайза.
— Ты не можешь любить меня, — заявила она однажды Бенедикту. — Я полная, глупая, всегда ужасно выгляжу, и в сравнении с Лайзой...
— Я не выношу таких женщин, как Лайза, — сказал Бенедикт.
— Но...
— Ты нравишься мне такой, какая ты есть. Если ты попытаешься измениться, я рассержусь.
Он повторил это несколько раз за шесть лет, прошедших со дня их знакомства, но даже сейчас Джейн не смела поверить в то, что он говорил правду. Автомобиль двигался на запад, в сторону Уэльса; Джейн гладила густую шерсть Марбла и думала о том, что сонное урчание кота — хороший аккомпанемент к ее состоянию покоя и умиротворения.