Вэрри погладил пушистую голову, посоветовал не слушать выживших из ума сплетниц и торопливо сменил тему, отметив для себя, что у Миры конечно же есть заветное желание. То самое – научиться видеть. Он усердно запрятал мысль поглубже и спросил с самым настоящим, ведь девочку не обмануть, интересом: много ли таких записей у арагни? Оказывается, она вязала узелки на всех караванных тропах дабби Амира. И в узелках не только пути, но и памятные события. Впрочем, теперь она захватила с собой лишь пять пучков, ведущих через Красную степь и еще этот, способный помочь добраться до самой столицы Вендира. А за перевалом на подозрительно пустом торговом тракте, почти у Брусничанки, арагни встретила Старого медведя и старосту Тофея и еще довольно много бороев, сердитых и собравшихся всерьез идти и спасать кузнеца, а с ним и задержавшегося дольше ожидаемого Вэрри. Ее узнали, накормили, снабдили припасами и с наивным усердием описали дорогу до края болота. Само собой, отпускать ее туда никто не собирался, только разве уследишь за маленькой, но настырной, снавью? Мира выслушала пояснения и просмотрела маршруты в сознаниях, навязала своих странных узелков на подаренном Тофеем кожаном шнурке для волос. И со свойственной ей убежденностью в своей удаче доверилась Тирру и Нориму.
– Дома про твой отъезд много ли знают?
– Я Тарсену успела намекнуть, а вот Ронг меня наверняка убьет за кражу Тирра, – поежилась Мира. – Пойми, я правильно поступила, там всем не до нас теперь. Ни до кого, точнее! Захра и Рила с лета стали совсем важные, третья при них неотлучно Бьер, а разговоры во дворце идут исключительно про детей. А уж каковы теперь подарки министру, сам догадайся. Риле требуется мальчик, прочие настаивают на девочках. Амир буквально летает от счастья, ничего кругом не замечая. Кормчий от верфей не отходит, под осень заложили четырехмачтовый барк. Да, в довершение сказанного: наша Деяна теперь живет в столице. Ее мама Захра очень решительно выдала замуж – никто толком не успел возразить или опомниться. Еще и кормчий поспособствовал. За магистра, а еще и адмирала с синей лентой, он учит капитанов и содержит с недавних пор почетный клуб в своем особняке у главной пристани. Не какой-нибудь трактир, а настоящий Княжеский капитанский клуб. Деяна очень гордится мужем и так смешно у него спрашивает, можно ли ей ехать или плыть, когда беда и люди снавь зовут! Во всем его слушается.
– Дожили… Надеюсь, ты не про лорда Тиссэ?
– Не надейся, – сердито запыхтела Мира, еще плотнее кутаясь в куртку. – Тепло-то как, ну до чего ты умный, и отвар заготовил, и очень хорошо его настоял. Спасибо. Что еще на островах? Джами тоже какая-то подозрительно важная стала перед отъездом в Амит, и с нами не собралась. В общем, мне теперь очень-очень без тебя там скучно, все заняты! Я так обрадовалась шипению Тирра, что сразу сбежала. Отнеси меня в шатер и уложи спать, были бы глаза, слипались бы.
– И сказку рассказать? – фыркнул айри. – Хоть поешь немного сперва.
– Завтра, – замотала головой Мира. – Обязательно. А сегодня просто посиди рядом, мне так будет спокойнее и лучше. Ну не спорь, ты же обещал исполнять мои заветные желания! Я и так ем много и веду себя хорошо, даже отдыхаю. Честное слово.
– Не верю, но спорить сегодня не стану.
– Вот и умница, – заулыбалась Мира, зевнула и добавила сонно: – хороший дракон.
Вэрри тяжело вздохнул. Видимо, в Брусничанке его ждет таки вдвойне страшная зима, и никуда не сбежишь уже, болота позади непроходимы. Он наивно полагал, что малышка Мира тиха, к драконам почтительна и не решится изводить его, пусть и беззлобно. Напрасно! А уж вдвоем со старостой…
Он обреченно пожал плечами, принимая неизбежное, укутал мгновенно заснувшую девочку поверх куртки в плащ, посидел несколько минут, вслушиваясь в ее спокойное дыхание, и выбрался из шатра. Рядом перефыркивались Норим и Актам, униженно и явно напоказ выпрашивая у важного Лой’ти, сидящего на хозяйских вьюках, хоть один финик. Тирр тем временем без спроса рылся в запасах брата, его хвост торчал из мешков и дергался с растущим воодушевлением. Повеселевшие Орланы восторженно смотрели новое для них представление и посмеивались. «Мужской» шатер, проехавший все болото во вьюках Актама, с трудом вмещал двоих, теперь была очередь отдыха для Поленя и Грая, – имя последнего айри услышал мельком и совсем недавно. Сам Вэрри устроил ложе у корней дуба, презирая сырость и холод. В конце концов, запасная одежда теплая и чистая, а осенняя погода для выносливых по своей природе драконов не страшна. Да и не хотелось ему теснить измотанных подземельем, бледных и слабых пленников.
Айри уже собрался отдохнуть, но его пригласили к огню, ловко соблазнив травяным настоем. Арифа заваривала их удивительно вкусно, а выпив, Вэрри почувствовал себя бодрым и посвежевшим. Ненадолго, глаза вскоре снова начали слипаться, но голова уже не болела, и то приятно. Он уселся, благодарно кивнул протянувшему нагретую кружку Всемилу и благодушно выслушал извинения смущенного младшего. Оказывается, из вьюков достали не только шатер. Орлан обнаружил тетивы и снарядил лук. Настоящий южный, компактный и мощный. Венды обычно пользовались стрелковым оружием в пешем строю, их луки куда тяжелее, крупнее и проще. Он еще в столице на торге год за годом перебирал такие, но был мал, да и не попадалось нужное. Теперь Орлан не смог сдержаться и опробовал в деле свою давнюю мечту. Вполне удачно: зайца подбил, а потом еще пару куропаток. Перечисленного как раз хватило для раздражения аппетита четверым голодным мужчинам. А ведь они благородно выделили мясо ему и до сих пор сидели, глотая слюни, слушая ворчание пустых животов и с трудом сберегая друг от друга «драконий» кусок.
– У нас так много вопросов! Это почти страшнее голода, – поддержал брата Стояр.
– Айри предпочитают кашу, как и снави, – милостиво пояснил Вэрри, усаживаясь возле костра. – Я сыт. Давайте ваши вопросы.
– Мы сперва не поняли, про какое солнышко ты хрипел в болоте, но теперь уж разобрались, – Стояр торопливо поделил мясо и проглотил свой кусок. – М-м, вкусно, но мало… Разве бывают такие молоденькие снави? Полное безобразие, отлупить надо родителей бессовестных: отправить ребенка одного в глухой лес! Как она не заплутала, ведь совсем слепая, бедняжка.
– Этот ребенок мало кого слушается, – усмехнулся Вэрри. – Зовут ее Миратэйя Багдэ, леди Данн Лонтиаз по отцу, а по сестре с недавних пор – княжна Тайрэ. Как она умудряется делать то, что взрослым не под силу, я не знаю. Она необычная. И я очень больно сделаю тому, кто вздумает ее жалеть и звать бедняжкой. Она куда сильнее и толковее вас.
– Редкостное количество князей собралось на этом затопленном болоте! – Восхитился Стояр, оставляя без внимания не слишком серьезные угрозы айри. – Ты тоже чужеземного древнего рода? Медведь невесть кому меч не вручит.
– О, я как раз невесть кто, – охотно разочаровал Орлана айри. – Брожу, сую нос в чужие дела. Иногда довольно успешно, но чаще с перспективой на новые проблемы, накапливающиеся как раз к следующему визиту. Теперь ты спросишь, как можно было вас так ловко украсть?
– Само собой. Проникнуть в Блозь извне в одиночку и без подготовки немыслимо, а уж ходить там, как у себя дома… лошадок смирных слабосильным пленникам выбирать, корм запасать. Ты точно знал, где конюшня, да и нас нашел с первой попытки!
– Я там бывал прежде. Давно, и нашел изменения в планировке незначительными. – Вэрри вздохнул, читая во взгляде недоумение. – Слушай, так не честно! У меня тоже вопросы.
– Как мы там оказались?
– О нет, куда обширнее. Что вообще происходит?
Стояр кивнул, соглашаясь с обобщением. Айри уселся поудобнее, подвинулся к самому огню, глянул неодобрительно на темный холодный занавес дождя, подталкиваемый усилившимся ветром почти к самому кругу травы, высушенной теплом костра. Погонщик туч пришел раньше обычного срока и двигался стремительно.
Вэрри – тогда еще Тоэль – помнил похожую осень, и тогда она очень быстро превратилась в зиму. Он выехал из столицы вендов под реденьким теплым дождиком. Дорогой с неприязнью следил, как фальшивое до последней монетки золото леса ржавеет и облупляется, обнажая черную и нищую наготу ветвей. Возле Блозя его застали первые заморозки и пришлось пробираться наспех, бросив, – а точнее, подарив, – коня. Тогда он был здесь без гриддского скакуна, на местном, не стоящем воспоминаний и сожалений. И пошел в переполненные стынущие топи, полагаясь исключительно на свой опыт. Вообще-то бездонные трясины, отрезающие пригорье от основного Вендира в такой сезон непроходимы, но для умелого одиночки с хорошей подготовкой и снаряжением они сделали поблажку. Болота дышали через окна бочагов, застекленные хрупкой ноздреватой коркой ледка, хриплым и смрадным туманом, стужа злилась на их упорство и усиливала натиск. Ночи были скрипучими, выстуженный снег сухим, как песок, луна взирала на мир усталым багровым оком, стращая бороев обещанием новых лютых морозов. Надежный лед и прочная с виду тропа ломались под сапогом и затягивали вглубь, мороз нещадно когтил через мокрую одежду. Если быть до конца честным, он не особенно задумывался тогда, хочет ли выбраться из топей. И шел скорее по привычке и из неизбывного своего упорства. Прошел. Его подобрали борои из Листвени, обмороженного и упорно не желающего разговаривать. Впрочем, вряд ли и получилось бы, голос он сорвал еще в болотах. Выходили, снабдили новой одеждой, запасом пищи в дорогу, ни о чем не спросили и не стали удерживать по весне.
Двадцать лет назад…
Тогда ему было безразлично многое. И холод, и цвет луны, и опасность болот. Милоок прожил очень длинную по людским меркам жизнь, 94 года. Только разве от этого ему, дракону, может стать хоть немного легче? Вэрри до сих пор ненавидел северные болота за те воспоминания, и накрепко зарекся бывать близ Блозя снова. Еще он тогда день за днем твердил себе, что больше никогда не сделает такой непоправимой глупости: не будет допускать людей глубоко в душу. Дружба – это чудовищно больно. Он, дракон, должен был с самого начала понимать, что не может избежать ужаса потери тех, кого любит. И что же делать: раз за разом прирастать душой, делиться знаниями, общаться, спорить, рваться в гости, нянчить чужих детей и воевать врагов, давать с умным видом советы, принимать подарки… А потом стоять в полном недоумении над маленьким холмиком и понимать, что это все, что тебе осталось. Люди уходят, стоит лишь на миг отвернуться, отлучиться по делам, отвлечься. Поэтому лучше быть холодным демоном из легенд и смотреть на мир со стороны, чем стать живым почти-человеком. Тогда ему было очень плохо и он много кричал и хрипел булькающему насмешливо болоту. А уж наобещал! И клялся, и зарекался.
Вэрри усмехнулся невесело. Толку-то? Один мучительный стыд, и ничего больше. Его глупая жалость к себе чуть не лишила жизни правнуков Милоока, оставленных без присмотра. Может, сходство старшего с прадедом и не утешение, но как минимум – обязательство. Если он – одаренный долгой жизнью дракон, то должен ценить и беречь не только своих друзей, но и все то, что им было дорого. Хотя бы доброе имя рода, заслуженное к нему уважение, завещанные детям устои, даже покой их земли. На всё перечисленное его сил не хватит, но он будет стараться. Спасибо маленькой Миратэйе, не допустившей непоправимого.
Ветер чуть ослаб и водяной занавес колыхнулся прочь, нити дождя стали почти неразличимы в ночном воздухе. Вэрри вздохнул и вернулся мыслями к сидящим рядом Орланам, слава Великому, вполне живым. Стояр все еще молчал, обдумывая его вопрос.
– Я и не знаю, с чего начать. Так все запутано и сложно… – Признал он. – Расчет, зависть, жадность, старая месть, новые сплетни и глупые семейные легенды, более похожие на сказки. Давай с них и начну.
– Ох не нравится мне это, – нервно завозился айри.
– Мне тоже, но, так или иначе, а в семейных летописях записано, что…
Легенда пятая. Правда Седого медведя
…Когда князь Милоок Орлан был молод и его еще могла нести, не падая с ног на третьей версте, почти каждая крупная лошадь, а Вендир жил спокойно и счастливо, это и случилось.
Далеко на севере, у широкой реки Донницы жил славный и древний, хоть и не слишком богатый золотом, род Снежских. Их терем крепко врос в холм у речной излучины в самом сердце лесов, почти у границ княжества. Леса непроходимы и дики, климат суров, торговый путь к ледяному морю всего один и идет далеко стороной, спрямляя речную петлю.
Земли у границы населены слабо и людишки в ту пору звериными тропами бродили разные. Кто охотой жил и с диким севером торговал, шкуры нерпы в столицу поставляя. А иные приходили тайком и селились тихо, уже так на обжитом юге наторговавшись, что и показаться на люди более нельзя стало, не рискуя головой. Леса неоглядны и в них можно запутать след самого темного прошлого. Есть и толковые села вроде Брусничанки, от века своим укладом живущие. Но их мало, стоят в основном вдоль большого торгового северного пути да у моря. А бароны Снежские обосновались одиноко, ведь у них лучшие охотничьи угодья тех мест, огромные и нетронутые. Орланы, посещая север своих владений, обычно гостят у Снежских по осени. И Милоок гостил, но не на вепрей, говорят, ходил и огромными медведями с удивительным воротником серебряного меха тоже не интересовался. Всё больше по дому старому барону помогал да переживал за вполне отменное здоровье его дочери. Сватов собирался по весне засылать и со свойственной ему основательностью заранее подробности накрепко обговаривал.
Но гости из нас, охотничков заезжих, плохие: одни расходы на хлебосолье. А своевременной помощи во внезапной беде никакой, пока до стольного града докричишься, пока подоспеет подмога, и не дождаться… Так и получилось.
Сгорело их подворье по зиме. И терем сгорел, добротный, дубовый, в два яруса, да и все добро погибло. Коней и то не успели вывести. Остался старый Снежский нищим в охотничьих угодьях своих, и к тому – бездомным. Сыновей у него не было, одна дочь красавица. Редкостная, как и положено в толковой легенде.
Говорят, совсем они погибали, в землянке ютились, из старого погреба переделанной наскоро, до весны дотянуть и не мечтали. Дворовые люди разбежались кто куда. Позже многие нашлись у соседей, вполне уютно пристроенные и на хорошем жаловании. Да и скот там же обнаружился. Может, потому добрые соседи с помощью к погорельцам и не спешили, выторговывая себе и девицу, и титул, и угодья. Всякому гнилому человечку лестно у самого князя невесту увести. Если разобраться, может, и не случайно терем-то сгорел. Мороз да голод делают самых гордых сговорчивыми.
Уже почти вышло по их замыслу. Зима пришла ранняя и злая, метели так спеленали лес, что из жилья носа не высунуть. Барон смирился и уговаривал дочь соглашаться с поклоном встречать соседей, ведь иначе выжить невозможно. Но как раз в ту пору с севера, из диких краев, где промышляют у берега ледяного моря нерпу и пасут низкорослых лохматых оленей, а вместо коней используют собак, выбрался посмотреть на теплый мир ледяной демон Унгойю, которому поклоняются все дикие люди племен ойгуров, пасущие стада в низком изломанном ветрами лесу, ничуть не похожем на наш.
Он заметил одинокий слабый дымок и вышел к Снежским прежде того дня, что соседи для окончательного ответа назначили. Говорят, выглядел Унгойю почти как обычный человек. И пленился красотой девицы совершенно так же, как многие иные молодцы из людей. Вот только кому из нас под силу одолеть метель, за малый срок и без помощников добротный дом выстроить, дичи набить да дров запасти? И пуще того, не требуя награды, не имеющие цены алмазы люди не дарят… В общем, переждав метели, пришли соседи за ответом и услышали совсем не тот, которого ожидали. Да и увидели неожиданное: малый терем, сытого и здорового барона, его дочь в бесценные меха с ног до головы одетую. И самого демона, таким неприятным и пристальным взглядом их в спины от жилья толкнувшего прочь, что жуть взяла многих. Говорят, Снежский пообещал по весне о доброте соседской князю подробно рассказать. Может, и не вернулись бы люди, не скажи он запальчивых слов. Но страх перед гневом Милоока оказался велик. Запоздало поняли соседи, как их спросит суровый князь за невесту. Повиниться и отступиться? Нет, они решили всем миром демона воевать и на него вину за погибель Снежских позже списать, свою последнюю совесть на алмазы обменяв. Добавить князю от себя, что богат был, речи сладкие вел и девице, кажется, по сердцу пришелся. Пошли к новому терему Снежских все «добрые» соседи до единого. Было их так много, что снег на тропе утоптался до самой земли. С мечами пошли, луками и сворой лютых псов. Так их и нашел Милоок, на пути неправом навсегда оставшихся. Он с дружиной прискакал, едва прознал про беду. Все до единого лежали мертвые и холодные, стужей от тлена сохраненные. Многие даже не успели оружие обнажить, тетивы большинства луков ни разу не напряглись, посылая стрелу в демона. Псы не порвали его, мечи не коснулись. Да и следа Унгойю не нашли проводники на тропе…