Прохожие начали обращать внимание на близнецов. Пора было сниматься с места.
— Если повезет, мы будем под Палермо к часу дня. А там подберем себе подходящий транспорт.
— Или пару парашютов, — хмыкнул Кевин и поерзал на стуле. — Ты уже думал, как мы будем искать ма?
— Я что, не сказал еще?.. Мы же везем контракт ей на подпись!
— А как Чертома об этом узнает?
— Я вернулся в отель к девчонкам и сделал все звонки оттуда. Так что сейчас Чертома уже в курсе...
— ...что мы везем контракт, — закончил Кевин. — А ты не задумывался, как поступит Лукка, когда узнает, что никакого контракта нет?
Керри ухмыльнулся:
— Значит, мы должны проделать это первыми.
— У меня брат — головорез, — с трудом удерживаясь от смеха, пробормотал Кевин.
* * *
Мрачные, бесплодные горы южнее Палермо, скупо украшенные желтоватыми проплешинами сухой травы и дикой горчицы, не предназначены для путешествий на других видах транспорта, кроме мулов и коз. Автомобильное шоссе, ведущее к деревне Корлеоне, петляет в соответствии с ландшафтом в тени горы Скорчиавачче — узкого пика высотой в две тысячи футов. Это название происходит от местных реалий — дословно «путь напрямик к коровам».
Здесь не найти стоящей доброго слова посадочной площадки. Местные pezzi novanti[56], вроде Лукки Чертомы и его партнеров, приземляются на своем вертолете, прямо на деревенскую площадь перед церковью, несмотря на протесты мэра и священника.
Никто не удосужился предупредить об этом братьев Риччи. Их надежды проскользнуть в Корлеоне незамеченными развеялись еще в воздухе. Пилот, нанятый ими для полета в горы, оказался тем самым юмористом, который придумал приземляться на пятачке перед церковью. Что он и проделал.
Чумазые мальчишки окружили вертолет, опустившийся на раскаленную площадь, выпрашивая монетки, — Лукка Чертома, приезжая в Корлеоне, разбрасывал мелочь размашистыми жестами сеятеля. Собственно, он сеял уважение.
Кевин вылез первым и огляделся.
— Это что, комиссия по приему? В поле зрения ни одного взрослого.
— Сиеста, — объяснил Керри, присоединившись к нему.
Они свернули к местному бару и вошли внутрь, окунувшись в прохладное зловоние прокисшего миндального теста и гниющих лимонов. Молодая женщина, темноволосая, приземистая, с большими глазами и грудями, разочарованно смотрела на них. До нее было не меньше двух ярдов, но крепкий запах ее тела преодолевал расстояние.
— Che c'e?[57]
— Don Lucca, per favore[58].
— Don Lucca? — Ее лицо стало замкнутым. — Non conosco[59].
Кевин, практически исчерпавший свой скудный словарь, ограничился свирепым взглядом — безжалостным, проницательным, изучающим, так смотрят на неизвестное насекомое. Отвернувшись, он подтолкнул брата к столу и небрежно, как собачонке, скомандовал женщине:
— Due limonate, subito[60].
Оглядев расставленные на террасе столы, Кевин сказал:
— Идем вон за тот, около стены. Так у нас будет полный обзор площади.
Керри приложил палец к губам, прислушиваясь к отчетливому звяканью телефонного аппарата — очевидно, пахучая особа из бара спешила уведомить об их прибытии дона Лукку Чертому. Кевин тоже прислушался. Но в непрерывном журчании ее голоса он смог выделить одно-единственное знакомое слово, вернее, имя — Молло.
Брови Кевина поползли вверх.
— Слышал?..
Керри кивнул.
— Она звонила тому парню, от которого у нашего красавчика Лукки расстраивается желудок. — Он ухмыльнулся: — Первый добрый знак для нашей затеи.
— Это ты насчет того, что у Лукки есть недоброжелатели? По моим сведениям, у него тут на учете каждая капля пота, которую позволено выделить любому живому существу, в Корлеоне и окрестностях.
— Значит, у леди в баре специальное разрешение.
Оба зашлись звучным смехом.
— Главное, не забывай... — сказал Кевин, усаживаясь на грубую скамейку рядом с братом; близнецы автоматически развернулись в разные стороны, обеспечив себе стену с тыла и полный обзор площади, — ...с какой стороны вылетает пуля.
Глава 42
Все знали, как неохотно Чио Итало покидает стены «Сан-Дженнаро», по делу или ради удовольствия. Даже проезжая в своем «бьюике» по городу, он ненавидел улицы, насыщенные выхлопными газами и продуктами человеческой жизнедеятельности. Но бывали обстоятельства настолько важные, что с ними приходилось считаться. Винс поставил вопрос ребром: «Как часто президент Соединенных Штатов Америки присутствует на церемонии награждения предприятия семьи Риччи?»
Итало перебрал в памяти последние лет пятьдесят — начиная с того времени, когда он послал американских моряков на подмогу Чарли Счастливчику в тюрьму, куда его усадили захватчики Сицилии. Нет, ни один президент еще не выражал открыто поддержку семье Риччи. Даже те, кому он помог войти в Белый дом, вроде Никсона, не решались обнародовать свое расположение.
«Ричланд» — другое дело. Это признанный поставщик оборонной промышленности, Чарли Ричардс, постоянно якшается с отребьем из Белого дома. Пусть его. От политиков у Итало начиналась изжога. Как от всех проституток.
Но сегодняшнее событие не имеет отношения к Эль Профессоре. Победа целиком принадлежит Винсу!
И все благодаря медицинским центрам. Винс заказал маленькой Пэм буклет про детоксикацию. Сборище бездельников, называющее себя президентским комитетом по борьбе с наркоманией или как-то еще в этом роде, постановило наградить... Пэм! Только событие подобного масштаба могло вынудить Чио оставить свой кабинет в «Сан-Дженнаро» и выйти на опасные, грязные улицы Манхэттена, кишащие больными СПИДом, сифилисом и другой чумой, которую Господь посылает грешникам, развратникам. Итало не боялся никакого суда, в том числе и Господнего, но какой-нибудь из этих извращенцев мог чихнуть ему в лицо!..
Стоя здесь в ожидании прибытия президента, бросая косые взгляды на всех этих жалких подонков, шмыгающих носами, Итало страдал от каждой секунды затянувшегося издевательства. Он был слишком стар и могуществен, чтобы терпеть такое окружение, слишком свободен от самодовольства, чтобы переносить это скопление ничтожеств.
Он с особой неохотой покидал сегодня Доминик-стрит, потому что ожидал телефонного звонка. Что-то смешало его планы окончания вендетты с помощью Стефи. Поступающие сведения со старой родины были тревожными: поножовщина, близнецы требуют самолет, Изабелле и детям нужна охрана.
Но на посторонний взгляд походка Итало была бодрой, осанка — безупречной, поза — энергичной. Казалось, груз прожитых семидесяти лет совсем не обременяет его. Он уже пережил всех своих братьев — он, самый старший! Это не было поводом для хвастовства — Итало прекрасно знал, что старуха с косой скоро доберется и до него. Но этот страх затмевал другой, еще более нестерпимый: Америка не прощает старости, американцы поклоняются молодости. Целые отрасли индустрии были закрыты для таких, как Итало. Старики могут, неприкаянные, бродить по тротуарам, валяться лицом в луже, умирать как собаки — но город жрецов юности не заметит этого.
Поежившись от неприятных мыслей, Итало вдруг рассердился на себя за то, что впутал свою любимицу, Стефи, в идиотский план прекращения вендетты посредством свадьбы. Никогда нельзя доверять корлеонезцам, в особенности когда речь идет о женщине.
Винс собирался проводить церемонию на улице, но умники из президентской охраны отказались взять на себя ответственность за безопасность высокого гостя, если только он не перенесет торжество в замкнутое пространство, очищенное от подозрительных личностей и протравленное дезинфектантом с ароматом хвои. Поэтому выбор пал на собор Святого Патрика.
Вручались три награды. Первая — посмертная, медаль для вдовы лейтенанта полиции, убитого в перестрелке неделю назад. По слухам, его прикончил сослуживец, неудовлетворенный разделом отступных, полученных от мелких толкачей. Вторая и третья награды — почетные знамена — были присуждены «Си-би-эс ньюс», за документальный фильм, в котором кокаиновая цепочка была прослежена до трех важных правительственных чиновников латиноамериканской страны, режим которой активно поддерживал президента США, и Пэм Скарлетти, художественному директору «Риччидискс, Инк» за буклет «Детоксикация возвращает тебе жизнь».
Итало наблюдал за тем, как Винс пожирает глазами Пэм. Она выглядела неотразимо в черной юбке, очень короткой, открывающей стройные колени, в белой блузке с пышными рукавами и матросским воротничком, концы которого были связаны как раз посередине между ее большими, красивыми грудями. В этот день она накрасилась более броско, чем обычно. Собственно и без косметики, и даже без того внутреннего возбуждения, которым светилось ее лицо, Пэм была очень недурна. Ну, а что думал по этому поводу Винс, мог прочитать на его лице и менее проницательный наблюдатель, чем Итало.
Взгляд Винса переместился на Ленору. Пэм, конечно, была не так хороша, как его жена, но сейчас, с огромным выпирающим животом, Ленора выглядела карикатурно. Темно-серый готический шпиль собора, казалось, дымился под ясно-голубым апрельским небом. Солнце то и дело выглядывало, ласково согревая будущую мать, верную последовательницу Папы Римского по отношению к противозачаточным средствам.
Поток транспорта с Пятой авеню перетекал на Пятьдесят третью улицу, яростными гудками выражая свое неудовольствие. Наконец хор сирен возвестил о приближении президента США.
Из первого и второго «кадиллаков» высыпала горстка агентов безопасности, из третьего чинно вышел президент. Было заметно, что он ожидает продуманных и организованных приветствий, но его встретила обычная полуденная толпа зевак — толпа Пятой авеню, туристы, служащие на обеденном перерыве, домохозяйки, выскочившие за покупками.
Итало с иронической зоркостью отметил тень разочарования на худом, продолговатом лице президента. Агенты пробивали проход вдоль ступенек собора к аналою, украшенному голубыми и желтыми — цвета политической партии президента — звездами и полосками.
На углу Пятьдесят третьей улицы военно-морской оркестр грянул «Привет шефу!» — не очень популярную для Нью-Йорка мелодию. Мэр сновал за аналоем, похожий на большую куклу Панчинелло. Оркестр заиграл «Нью-Йорк. Нью-Йорк». Замелькали репортерские вспышки. Мэр начал бормотать свои затасканные, набившие оскомину клише, и, выныривая то тут, то там в толпе, зажужжали видеокамеры.
— ...полчища свирепых крыс, несущих разруху, болезни, революции... — разорялся мэр.
Слушатели на секунду сконфузились, и впрямь напоминая собой полчища крыс, просачивающихся по артериям города, вместе с тараканами делящих славу непоколебимой стойкостью. Мэр наконец подобрался к концу периода, и смысл использованной метафоры прояснился:
— И пока мы не переломим хребет последней крысе — наши дети в опасности!
Одарившие его своим доверием на выборах жители Нью-Йорка тут же переключили свое внимание на другой предмет, как будто это был не глава городской администрации, а оказавшийся на скамейке запасных игрок младшей лиги.
— ...ни шагу назад! Я сломаю им хребет! Скажите им, что их дни сочтены! Что я не отдохну, пока не сверну им шеи! Не выдавлю, как из тюбика, все содержащееся в них зло! — Вялые аплодисменты. — Сегодня мы здесь, во-первых, чтобы почтить память героического полицейского из Нью-Йорка, во-вторых, чтобы наградить наших бесстрашных нью-йоркских журналистов и талантливых нью-йоркских художников-дизайнеров. Перед вручением высоких наград позвольте мне... с чувством национальной гордости... лично представить вам сейчас... президента... Соединенных Штатов Америки!
Чтобы прикрыть скудость аплодисментов, военно-морской оркестр повторил «Привет шефу!». Итало, прищурившись, смотрел на высокого, худощавого президента, просиявшего улыбкой, посылающего в толпу воздушные поцелуи, словно разглядел там кого-то из знакомых. Потом Чио Итало переключил внимание на Винса, выписывающего круги вокруг Пэм. Винс лопался от самодовольства — ну и дельце им с Пэм удалось провернуть на пару! Винс, досье на которого в ФБР состоит из 12 287 страниц машинописного текста, по уши завязший в игорном бизнесе, наркотиках и проститутках, при помощи планомерно деморализуемого отставного гинеколога открыл для семьи ослепительную страницу будущего: новый шквал наркомании, охватывающий целое поколение, под видом борьбы с наркоманией старого...
Итало ядовито ухмыльнулся. Открывающийся горизонт необозрим. Служащие, рабочие, фермеры, специалисты, учителя, богатые и бедные, взрослые и подростки — на МегаМАО клюнет любой! Попробует разок — и побежит в один из медицинских центров Риччи, сеть которых раскинется по всех Америке, от побережья до побережья.
— ...необозримый горизонт, — говорил президент Соединенных Штатов Америки, — за которым лежит лучшая, более увлекательная жизнь для каждого американца. Позвольте мне...
Где еще увидишь такое, если не в Америке, подумал Итало. И тут же засек острозубую, полную похоти улыбку Винса, адресованную Пэм. Счастливая и уверенная, очень хорошенькая в своей морской форме, она подмигнула в ответ. Не заметила ли это Ленора? А кого это волнует?
Где, если не в Америке!..
Глава 43
Деревенская площадь, раскаленная солнцем, лежала, лишенная всякого движения, голосов, шума.
Керри часто спрашивал себя, как бы он справился с постоянным стрессом, который приходится выносить Кевину. Он не считал брата, как все в семье, типичным Риччи-головорезом. Сейчас, сидя за столом в тени навеса на веранде бара, потягивая из бутылки — стаканы им даже не предложили — тошнотворно теплую содовую с лимоном, Керри сохранял такое же хладнокровие, как и его брат. Они деловито и сосредоточенно наблюдали за площадью Корлеоне. Неприятности могли обрушиться с любой стороны.
Прекрасно это понимая, доставивший их пилот вертолета быстренько смотался отсюда. Ему пообещали кучу денег за обратную дорогу, но, похоже, он не особенно высоко оценил надежность предстоящего заработка. Кевин шевельнулся и посмотрел на часы — так лениво, словно лимонад потек по его венам.
— Половина первого.
— У красавчика Лукки уйма времени уходит на шнуровку корсета. Странно, что еще не появился тип по имени Молло. После звонка леди из бара это было бы простым жестом гостеприимства. Ты прихватил с собой бумаги?
Керри откинул полу пиджака и показал содержимое внутреннего кармана.
— Лукке они могут показаться недостаточно внушительными: ни герба, ни печати.
— Вот дерьмо. Значит, лучше вблизи их не показывать. — Кевин понизил голос. — Ты помнишь про ту игрушку, что я тебе сунул? Полная обойма, двенадцать в магазине.
— Ты хочешь сказать, что у тебя больше ничего не осталось?
— Твоя малютка для старых леди, «беретта-25». Хороша только при стрельбе в упор.
— Другими словами, — Керри невыразимо гордился своим хладнокровием, — или я накрываю их на расстоянии, или, пригласив за стол, уступаю честь своему близорукому братцу.
Тяжелая полуденная жара нависла над сонной площадью. Вдалеке на узкой улочке, между выбеленными мелом стенами домов, показались три фигурки. Неизвестный близнецам мужчина, шел рядом со Стефи, крепко держа ее за руку. Другой мужчина, немного отставая от них, что-то озабоченно говорил на ходу.
— Есть еще боковой проулок за церковью, — безразличным тоном произнес Кевин. — Насколько я могу судить, там еще два клоуна. Предполагается, что мы их не видим.
— У ма вид нормальный.
На площади почти не было растительности. Наверное, все в Корлеоне покрывается зеленью во время зимних дождей. Но сейчас до зимы было еще далеко, и на ветках деревьев вместо листьев висели комья пыли. В воздухе чувствовался запах горелого.